"Погиб поэт! — невольник чести..."

Вот и завершился долгожданный 3 сезон сериала "Поворот". Последний 10 эпизод сразил в самое сердце казнью майора Андре. Очень качественно отсняли сцену, достоверно передали последние слова Джона Андре, актер сыграл великолепно. Невозможно было удержать слёзы.
В память об Андре мне хочется процитировать несколько прекрасных поэтических строк.


Вдали от собственного дома,
На льдине из чужой воды —
Следы осеннего разгрома,
Побед несбывшихся плоды.
(Булат Окуджава "Из стихов генерала Опочинина 1812 года")


Я отыскать тебя хотел во сне,
Хотел договорить с тобою, брат;
Ты был из тех, кто, не боясь судьбы,
Жил как поэт и умер как солдат.
(Роберт Фрост)


Погаснет мир скупых чудес,
Рукой неверной нарисован,
И сразу станет невесомым
Все, что пока имеет вес.
Уйдут, отмаясь в стороне,
Осиротевшие печали;
Как их почти не замечали,
Так вряд ли вспомнят обо мне...
(Владимир Ланцберг)


Но и под лопатой спою, не виня:
"Пусть я удобренье для божьего сада,
ты - музыка чуда, но больше не надо!
Ты случай досады. Играй без меня".
(Андрей Вознесенский "Исповедь")


Пусть опрокинет статуи война,
Мятеж развеет каменщиков труд,
Но врезанные в память письмена
Бегущие столетья не сотрут.

Ни смерть не увлечет тебя на дно,
Ни темного забвения вражда.
Тебе с потомством дальним суждено,
Мир износив, увидеть день Суда.
(Уильям Шекспир "Сонет 55")

@темы: цитаты из классики, исторические личности, Джон Андре, сериал "Поворот"

---

Эксцентричный 4-й барон Колрейн

Богатый на яркие личности 18 век подарил нам эксцентричного ирландца Джорджа Хангера. Рожденный в 1751 году, он получил прекрасное образование, но, как младший сын, вынужден был искать свое место в жизни, и отправился воевать в Америку. Служил под началом своего друга - Зеленого Драгуна, был майором кавалерии.

После ратных подвигов за океаном, будущий барон Колрейн сел в тюрьму за некую грязную аферу. Но затем удача улыбнулась авантюристу, Ему случилось вызвать на дуэль драматурга Шеридана. Принц Уэльский, который рад был всяческим эскападам, вместе со своими друзьями зарядили пистолеты поддельными пулями. Шеридан, который входил в число давних приятелей принца и очевидно знал заранее, что умереть ему не придется, очень натурально разыграл свою гибель, так что Хангер поверил в то, что застрелил его. Принц же так был воодушевлен этим фарсом, что проникся симпатией к Хангеру, и впоследствии они подружились. В конце концов, правда, Хангер вышел из фавора, ибо его поведение королевский отпрыск и его свита сочли слишком возмутительным, а шутки – вульгарными. Но отставки рано или поздно удостаивались все приятели Принца Регента. Его ирландская желчность просто не могла не излиться потоком на весь тогдашний свет, в котором ему приходилось вращаться. Впрочем, он писал не только саркастические памфлеты и мемуары, но и такие серьезные труды, как, например, "Практическое руководство по лошадям и собакам; как кормить и заботиться о них, а также, как лечить от всех возможных болезней". Была в этом насмешнике и пророческая жилка. В своих мемуарах он предположил, что Север и Юг Штатов, в конце концов, сойдутся в битве, с тем же ожесточением, с каким прежде они выступили против Британии.
Предположительно наш герой был скромен, не искал почестей и не благоговел перед чинами и титулами. Ибо сам отказался принять баронский титул, который перешел к нему после смерти старшего брата.
Со своим боевым товарищем – Тарлтоном Хангер поддерживал дружеские отношения на протяжении всей жизни. Он яростно защищал своего командира, чья боевая тактика в войне с американцами подверглась критике. И в ответ на «Осуждения» написанные на «Историю Южных Кампаний 1780 и 1781» издал своё «Обращение к Армии».
Далее следуют стихотворения, на создание которых меня вдохновил дерзкий эксцентрик Джордж Хангер.

Барон Колрейн
Я научился покорно молчать,
Беспрекословно чтить громкую глупость,
Пить, сквернословить и остро скучать,
Осознавая душевную скудость.

Мной позабыт шум и блеск эскапад.
Вся куртуазность моя так манерна,
Что симпатичней отъявленный гад
Марионетки живой, лицемерной.

Я потерял счет и дням, и годам,
Где был я зван, а куда был не прошен...
В клубе я нынче сказал господам,
Что их мудрей моя старая лошадь.
***
Revelatio
Тебе смешно. И все мои ужимки
Сквозь хмель и призму мутной дымки
Лишь фарсом кажутся, игрой.
Как сатирический герой,
Я пью, кривляюсь и злословлю,
Высмеивая бал и ловлю
В угодьях королевских вилл,
Где я фазана изловил.
Где я стрелялся на дуэли.
И дамы в предвкушенье млели,
Готовя вздох и реки слёз.
Мне жаль теперь, что не всерьёз
Стрелялись с этим драматургом.
Ведь Принц поспорил с Демиургом,
И тайно пули подменил.
И кой же черт его подбил,
Когда я люто жаждал крови,
Радеть об этом острослове?
О, ты же знаешь, я не горд,
И к дьяволу - какой я лорд?!
Всё это чванство смехотворно,
Я отвергал его упорно.
Но задолжал мне высший свет
За ложь, за каждый злой навет.
И сам я в горестном долгу...
Лишь капли крови на снегу
Могли нас с жизнью примирить.
Но, Бог с ним, что уж говорить...
Теперь куражься надо мной,
До слёз измученным виной.
***
Одной из...
Тупее пробки - что за важность!
Зато обставит всех в пикет.
И низкопробная вальяжность
С вас - шелухою на паркет.

Умеет пить и веселиться.
Ирландской арфой льется смех.
В нее немудрено влюбиться,
Ее стихия - сладкий грех.

Она глупа? Помилуй Боже!
Ее вам благ не оценить,
Когда вас ревматизм тревожит,
А близость может погубить.

Не бременят ее предметы
Мучительных и смутных дум.
У ног - владыки и поэты,
И их сразил отнюдь не ум.

Я не читаю ей Шекспира,
Как биглю своему порой,
Но без нее все клады мира
Померкнут пошлой мишурой.
***
Зла не держишь? А я отчего-то
Сам не свой, как подстреленный кречет.
Плёс разлился и вязко болото.
Мне едино всё - чет или нечет.

Мне судьбу уж свою не придется
Подвергать безнаказанной пытке.
Я из тех, кто назад не вернется.
И не сделает даже попытки...

Нам знаком этот дьявольский рокот,
Строй ровняем под бой барабанный.
Неоправданно, подло, жестоко,
Вслух - лишь возглас отчаянно бранный.
***
Милосердием твоим отравлен,
Не живой уже, и не дышу.
Был клеймен и нещадно затравлен.
И доныне всё метки ношу.

Мне до пекла - последняя миля.
Может там меня радостно ждут.
И финальный куплет водевиля
Допевает твой взбалмошный шут.

Не минула меня эта чаша.
И до дна под стенанье зевак,
Не чураясь разгульных замашек,
Пью я залпом палящий арак.

@темы: исторические личности, творчество автора, стихи (авторское), драгуны, барон Колрейн, Джордж Хангер

---

Хроники Зеленого Драгуна. Часть 5

Название: Хроники Зеленого Драгуна
Автор: Irbis_light
Фандом: Исторические события
Пэйринг: Джон Андре/ Банастр Тарлтон
Рейтинг: NC-17

V

Face of an angel. Heart of a wolverine.
(one of the descriptions of Banastre Tarleton )

Нет стойких женщин даже в дни удач,
А в горе и весталка ненадежна.
(Уильям Шекспир "Антоний и Клеопатра")

Северная Каролина, усадьба Слокум, январь 1781г.

Пальцы, крепко стиснувшие холодный ружейный металл, не ощущали опоры, не находили поддержки в равнодушном куске железа. Сущей глупостью было бежать через гостиную в кабинет мужа, чтобы схватить с полки ружье, даже не позаботившись о патронах. А после прятаться в кухонной прихожей, стараясь при этом не попасться на глаза прислуге. Что может она, вооруженная незаряженным ружьем, против офицера британской армии, кроме как выставить себя перед ним примитивной дикаркой, жалкой истеричкой? Защитить свой дом, своё имущество, своё тело? Первым и вторым он свободно пользуется с её согласия. И едва ли что-либо может помешать ему овладеть третьим, заполучить его в свое полное распоряжение, как и всё то, что принадлежало ей, и что она не сумела отстоять.
Молодая женщина закусила губу от бессильной злости. Голубые глаза настороженно следили из полумрака коридора за гостиной, залитой болезненно-бледным светом зимнего утра. Словно волчица из норы, она наблюдала за своим врагом в зеленом мундире, который стоял у окна, заложив руки за спину и, казалось, даже не подозревал о том жгучем гневе, с которым впивается в него ее взгляд. И, если она была хищницей, неистовой провинциалкой с прихотливой душой, то человек, который пробудил в ней бурю, скорее являлся охотником, обуздавшим свои инстинкты и преуспевшим в истреблении себе подобных. В его наружности не было ничего пугающего, но он заставлял ее трепетать. Её, ту, которая легко управлялась со свирепыми быками и норовистыми лошадьми, которая, отпустив мужа на войну, готова была с оружием в руках защищать усадьбу и плантации от грабителей и оккупантов, которая не боялась ни змей, ни волков, ни индейцев.
- Миссис Слокум, мэм. С вами все в порядке? – Раздался за спиной напряженный голос служанки.
Мери Слокум поспешно обернулась, растеряно улыбаясь.
- Вcе хорошо. Я просто хотела взять немного льняного масла, чтобы смазать ружье. Этой зимой волки стали особенно злыми и кровожадными.
- Двуногие хищники в королевских мундирах лишают их пищи, уничтожая дичь в наших лесах, - вздохнула старая женщина. – Будь я помоложе, я бы, конечно, держала свой болтливый язык за зубами. Осторожнее, моя дорогая, берегите себя, ведь у вас-то еще вся жизнь впереди.
- Наша молодая страна не знает страха, вот и я не испугаюсь, Изабель, - гордо ответила миссис Слокум.
Изабель принесла из кухни промасленную ветошь, и Мери поблагодарила кухарку и направилась в кабинет, чтобы смазать ружейный замок. Она решительным шагом вошла в гостиную, поглощенная мыслями о ружье и масляной тряпице, и откровенно оторопела, столкнувшись с насмешливо-изумленным взглядом британца. Неприятель был вызывающе невозмутим, его снисходительная улыбка при виде оружия в ее руках заставила ее смутиться и даже на мгновение устыдиться своего воинственного запала.
- Доброе утро, миссис Слокум, - молвил англичанин, учтиво поклонившись хозяйке дома. – Не могу вспомнить, чтобы я чем-то прогневал вас. Должно быть, мне следовало предусмотрительно принести клятвенные обещания не причинять вам вреда, тогда бы вы испытывали ко мне больше доверия.
- Если не возражаете, то я скорее доверюсь старому мушкету супруга, коль скоро довелось ночевать под одной крышей с таким, как вы, - дерзко выпалила Мери Слокум.
Злость снова охватила ее, заставив огрызнуться в ответ на его холодную, язвительную корректность.
- Такими, как я? – Переспросил офицер с шутливым удивлением. - Не похоже, что солдаты королевской армии частые гости в этом доме, раз ваш муж-мятежник до сих пор на свободе.
- Мой муж служит в армии своей страны, - ответила миссис Слокум, и ее голос звенел возмущением.
Английский оккупант надменно вскинул бровь.
- Вы меня озадачили, сударыня, не подозревал о существовании на этом континенте какой-либо страны, кроме законных владений нашего государя.
- В таком случае, ваша неосведомленность может вам очень дорого обойтись, мистер Тарлтон, - жестко отчеканила женщина.
- Оружие в ваших руках послужило достаточным предупреждением, мадам. Впредь я буду осмотрительнее.
- Это, - Мери Слокум выставила перед грудью ружье, - всегда будет при мне, так что вам не удастся застать меня врасплох.
- Вас утомит эта ноша, - снисходительно заметил Тарлтон. - Но если она успокоит ваши нервы, то пусть будет так, как вам угодно. Не стану уверять, что не дотронусь до вас, понимая всю тщетность подобных усилий.
Высокая молодая женщина, чьи белокурые локоны выбивались из-под чепца, а миловидное лицо исказилось от недобрых чувств, пренебрежительно дернула подбородком и, церемонно присев, удалилась.
И пока Тарлтон безмятежно перелистывал страницы книги и наслаждался чаем в её гостиной, Мери Слокум, закрывшись в кабинете, расхаживала от стены к стене, стараясь остудить свой гнев.

***

@темы: исторический слэш, британцы, исторические личности, творчество автора, колониальные войны, драгуны, Банастр Тарлтон

---

К Ирландии

О, Эйрин, благостный причал
Моей души, разбитой в щепы,
Её ослабленные скрепы
Безумный ветер раскачал.

И нет скитальца безнадёжней
В семи морях, в семи мирах.
И на тринадцати ветрах
Не сыщешь участи тревожней.

О, Эйрин, горькая услада
Моим слезящимся глазам.
Твоим хрустальным небесам
Земная не грозит осада.

А я изгоем прокаженным,
Судьбы и родины лишенным,
Пройду межами пышных нив,
Ещё не мертв, уже не жив...

@темы: стихи (авторское), к Эйрин, посвящение Ирландии

---

Принц Уэльский. Первый джентльмен Европы.

Его Высочеству Принцу Уэльскому
Прощайте, мой сеньор.
К моим смешным несчастьям
Вы глухи до сих пор.
Ну, так тому и быть.
(Канцлер Ги "Романс о тоске")

Мой будущий король,
Едва ли ваша свита
Оценит мою роль
Обученного пса.
Финальная квинтоль.
Окончена сюита.
Трагедия стара,
Как твердь и небеса.

Вы стоите своих
Развязных откровений.
А я едва держу
В узде растущий гнев.
У кесарей мирских
Культ личных прегрешений.
Но я вас не сержу,
Мой благородный лев.

Отчаявшись воззвать
К порядочности вашей,
Я бренди заливал
Свой неуемный пыл.
Теперь хочу сказать,
Вассала долг погашен,
Ваш буйный карнавал
Мне смертно опостыл.

Ругая свой гастрит,
Вы выпьете кларета,
Рассеянно взглянув
Куда-то сквозь меня.
Слуга вам сообщит,
Что подана карета.
Ступайте же ко сну -
К полуночи звонят.




Георг-Август-Фредерик, принц Уэльский, наследник трона, будущий Георг IV. Долгое время заменял короля на правах принца-регента, был прозван "первым джентльменом Европы". Прославился своей внешностью, обаянием и манерами. А также отсутствием умеренности в еде и выпивке, распутством и умением делать долги, вполне сравнимые с тратами на небольшую войну. "Когдa долги принцa Уэльского достигaли внушительной цифры, кредиторы устрaивaли скaндaл, описывaли имущество принцa в его дворце Кaрлтон-Хaуз и дaже грозили посaдить в долговую яму нaследникa aнглийского престолa. Принц продaвaл лошaдей, переезжaл из опечaтaнного Кaрлтон-Хaузa нa квaртиру родителей и требовaл у отцa денег. Король в отчaянии обрaщaлся зa деньгaми к Питту. Питт с яростью предлaгaл пaрлaменту уплaтить долги принцa Уэльского. Пaрлaмент с негодовaнием отпускaл нужные кредиты под условием, что его высочество обещaет испрaвиться. Первый джентльмен Европы с полной готовностью обещaл испрaвиться, возврaщaлся в Кaрлтон-Хaуз, с которого снимaлись печaти, и покупaл новых лошaдей."
"Нарисовать его портрет не составит труда, — говорит Теккерей. — Сюртук со звездой, парик, под ним — лицо, расплывшееся в улыбке. Но, прочитав о нем десятки книг, переворошив старые газеты и журналы, описывающие его здесь — на балу, там — на банкете, на скачках и тому подобном, под конец убеждаешься, что нет ничего и не было, только этот самый сюртук со звездой, и парик, и под ним — улыбающаяся маска; только одна пышная видимость".

@темы: импровизация, исторические личности, посвящения, стихи (авторское), Британия и британцы

---

Интересное и познавательное

Цикл замечательных статей о Зеленом Драгуне был мною обнаружен, и стал отрадой после того, как доступ к сайту Holley Calmes неожиданно исчез. А ведь надо многое воскресить в памяти, прежде чем вплотную подойти к раскрытию темы битвы при Коупенс.

Зеленый Дракон 1

Зеленый Дракон 2

Зеленый Дракон 3

@темы: историческое, интересные статьи, Зеленый Драгун, Тарлтон

---

Хит-парад)

Что странно: в исторических портретах довольно известных личностей нового (притом!) времени, так это то, что они не совпадают) Картины Рейнолдса и некоторые другие изображения Тарлтона не похожи между собой. А уж про словесные описания Зеленого Драгуна нечего и говорить, настолько они не схожи, а порой и противоречивы, что диву даешься. Некоторые историки описывает его, как рыжеволосого коротышку, другие же - как брюнета среднего роста.
С одной стороны это меня смущает и даже несколько огорчает. Но с другой - дает возможность пофантазировать. Мне, как автору, избравшему Тарлтона в качестве главного героя некоторых своих произведений, не безынтересно поразмышлять на эту тему. Конечно, как и у любого другого творца, сочинителя (ибо писатель слишком священное для меня слово), у меня есть собственный (мысленный образ) моего героя. И я время от времени пробую подобрать под него хотя бы отчасти похожие кинообразы.

Джейсон Айзекс в фильме "Патриот". Здесь без комментарием. Итак понятно насколько же он хорош, изображая героя, прообразом которого послужил Зеленый Драгун. Можно с легкостью закрыть глаза и на чрезмерную жестокость, и на то, что герой Айзекса несколько старше своего исторического прототипа.


Ричард Армитидж со своим необыкновенным взглядом. Открыла для себя этого замечательного актера недавно, после того, как посмотрела "Север и Юг". И, только взглянув на его фильмографию, поняла, что прежде видела его в "Хоббите" в роли Торина (сыграл отлично, но типаж у него все же не "гномовский", гораздо больше напоминает величавого гондорца королевских кровей). Помимо хищного взгляда и серых глаз еще один балл в его пользу - он родился почти в один день с Тарлтоном - 22 августа (а драгун - 21).


Джонатан Риз Майерс в фильме "Ярмарка тщеславия". Есть в нем, в его мимике, жестах и взглядах что-то такое ехидное и дерзкое, определенно свойственное Тарлтону. И даже некоторая своеобразная манерная томность тоже служит этому сходству)


Том Хиддлстон, приковавший к себе мое внимание после восхитительного "Багрового пика". Его темная сторона и умело переданные сложные эмоциональные реакции, и душевные порывы не могут оставить равнодушным. Хотя, пожалуй, столь властная и волевая личность, как Тарлтон, не вполне в его амплуа, он хорош именно в роли зависимых, уязвимых, нестабильных психически персонажей (коих сыграть - большое искусство!).


Крейг Паркер, который сыграл Тарлтона в сериале "Сонная лощина". Сходство, на мой взгляд совсем не разительное) Халдир ему подходит больше) Но, тем не менее, что-то неуловимое... Властность и ледяное самообладание, хищный и пронзительный взгляд актеру передать удалось, надо отдать ему должное.

@темы: размышления, полет фантазии, персонажи и исторические личности, зеленый драгун, кинообразы, актёры, тарлтон

---

Эпитафия Алану Рикману

14 января 2016 года ушел из жизни великий актёр, непревзойденный Алан Рикман. Помним и скорбим...



Осыпались листья над Вашей могилой,
И пахнет зимой.
Послушайте, мертвый, послушайте, милый:
Вы всё-таки мой.

Смеетесь! — В блаженной крылатке дорожной!
Луна высока.
Мой — так несомненно и так непреложно,
Как эта рука.

Опять с узелком подойду утром рано
К больничным дверям.
Вы просто уехали в жаркие страны,
К великим морям.

Я Вас целовала! Я Вам колдовала!
Смеюсь над загробною тьмой!
Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала —
Домой!

Пусть листья осыпались, смыты и стерты
На траурных лентах слова.
И, если для целого мира Вы мертвы,
Я тоже мертва.

Я вижу, я чувствую, — чую Вас всюду,
— Что ленты от Ваших венков! —
Я Вас не забыла и Вас не забуду
Во веки веков!

Таких обещаний я знаю бесцельность,
Я знаю тщету.
— Письмо в бесконечность. —
Письмо в беспредельность. —
Письмо в пустоту.

Марина Цветаева

@темы: эпитафия, в память об Алане Рикмане, любимому актёру

---

Традиционное

Годовщине Битвы при Коупенс посвящается:

17.01.1781
Кто разлил над землею туман
И окрасил зарю в ярко-алый?
Кто на холм и на вражеский стан
Этим утром воззрился устало?

Для кого, надрываясь, хрипя,
Бестолково играла волынка?
Отчего пощадила тебя
Острой стали кривая ухмылка?

@темы: стихи (авторское), этот день в истории, Битва при Коупенс

---

Колониально-революционные загадки

Загадки, посвященные участникам американских колониальных войн 1775-1783гг.

Аптекарь, ставший генералом,
И посрамивший англичан.
Война порядком измотала,
Да сиротливо-пуст карман...
Эх, хорошо судить вам, воображалы,
Не ведавшие ни нужды, ни ран.

Бенедикт Арнольд

Сыны Свободы насолили мне сверх меры,
Я губернатором был в Бостоне тогда.
Задета честь и гордость офицера.
Солдат стращают и крушат суда.
И как тут быть любезным, господа?

Томас Гейдж

Прославился своей винтовкой,
И тем, что Вашингтона пощадил.
Стрелял и левой очень ловко.
Слыл не последним из светил.

Ах, этот благородный воин...
Как жаль, что не был он спасён!
Он лучшей доли был достоин.
Ведь это ****** ********.

Патрик Фергюсон

Вот стоит какой-то дед,
В шубу теплую одет.
Страшно грозен, деловит,
По-немецки всё кричит.
Учит, как мушкет держать,
И как быстро заряжать.
Знает, что это за "корж",
Всяк, прошедший Вэлли-Фордж.
А кому не по зубам...
Может "гугл" поможет вам.

Фридрих фон Штойбен

Отнюдь не робок юный шевалье.
И в ратных битвах, и в словесных
Он неизменно на коне.
Его пассаж всегда уместный.
Его изящный туалет
И в зной, и в холод безупречен.
Блестящий козырной валет.
Он горд, отважен и беспечен.
Кто знает: месть, иль жажда славы
Томила и вела вперед…
Он храбро ступит в ад кровавый,
Не усомнится, не свернёт.

маркиз Лафайет

О горе мне, Тикондерога, я так отчаянно устал!
Клянусь, что ни одну девицу я долго так не осаждал.

Бездельем маются солдаты, индейцы пляшут у костров,
И Сент-Легер блуждает пьяный среди палаток и шатров.

Четвертые идут уж сутки, мудрит наш славный Филлипс.
Но подлые мятежники коварно удалились.

Я мучился и ждал подвоха, ходил кругами, и не спал,
И раз, наверное, двенадцать проверил склад и арсенал.

Друзья мои, я точно знаю - легко победа не дается.
Терпение и осторожность - златые догмы полководца.

Джон Бергойн

Наперекор всему: предательству, потерям...
Одной лишь стали слепо веря.
Форсируя лихой поток реки
И Небесам, и Аду вопреки.
Известно, что удача любит смелых.
И кровь лилась, и сабля пела,
И лошадей отчаянную прыть
Всей преисподней не остановить.

Банастр Тарлтон

В душе я мил и романтичен.
И, вырезая языки,
Под нос себе стихи мурлычу,
Про розы, а не про штыки.

Во сне и смерть гораздо слаще,
Ни воплей, ни жестоких мук.
Я милость оказал пропащим.
Расчет, сноровка, ловкость рук...

Мятежник безмятежно спящий.
Казалось бы, мечтать еще о чём?
Бывает ли миг более парящий?
Лишь когда спит он вечным сном.

Я не из тех, кто с перьями в конторах
Бесцельно протирал штаны.
В рожке моем не для потехи порох.
Девиз: "Не для себя, а для страны".

Джон Грейвз Симко

Я превосходный рейнджер,
Мне помощь не нужна.
Не фарца и не чейнджер,
Башляет мне страна.
Какая? Так ли важно?
Люблю я звон монет,
А за клочок бумажный
Пахать охоты нет.
Как истинный шотландец,
Я выпить не дурак.
Сойдет и контрабандец,
А также всякий брак.
Я человек приличный,
Не плут и не масон.
Нет счастья в жизни личной?
Поможет масогон.

Роберт Роджерс

Позор моей германской голове,
Беспечно пренебрег предупрежденьем.
О, будь я хоть на литр трезвей,
Достойно бы отбили наступленье.

Но кой же черт, скажите мне, принёс
На берег наш этих поганых швайне?!
В такую рань, в такой мороз,
Когда уютно почивал я в спальне.

Неужто нет святого у людей?
А может кончилось у них спиртное?
Ведь установлен нерабочий день,
А эти психи не дают покоя.

Йохан Готтлиб Ралль

Торговец книгами – артиллерист.
Каких сюрпризов только не бывает,
Когда на ратный подвиг призывает
Отчизна, и свобода - главный приз!
Советник, друг хороший Вашингтона,
Коварный тип, укравший пушки Короля,
Чтоб в Бостоне британцев обстрелять.
Назначен был министром обороны.
Затем он создал регулярный флот,
За что ему осанна и почёт.
Не мог лишь обуздать драконий аппетит.
И как итог - куриной костью был убит.

Генри Нокс

Сознаюсь вам, что не был я прилежен
В науках, хоть и не терпел невежеств,
И Альма-матер оксфордской причал
На полигон военный променял.
Вот Новый Свет открыл врата эдема,
И в Бостоне кутит английская богема.
Апрельским утром Лексингтон, Конкорд…
Признаться нежелательный исход.
Невероятно, но кровавый Банкер-Хилл
Пыл взбунтовавшихся не остудил!
Зимовка 75-го, театр, Бергойн...
Сэр Генри одарил своею щедротой.
При нем я адъютант неоценимый,
Почетность, впрочем, оказалась мнимой.
Затем - на Юг под шефство графа Чарли.
Не обошлось без койки и больничной марли.
И всё же мне жилось привольно.
Был сладок поутру нектар рассольный,
А славный друг мой боевой
Не раз делился брагой и женой.

Френсис Эдвард Роудон-Гастингс

Родился на плантации Гоутфильд
Он в феврале тридцать второго года.
Сулила жизнь ему отнюдь не штиль,
Была изменчива его судьбы погода.
Повоевать с индейцами пришлось,
Затем участвовал в осаде он Саванны.
А прозвище, что прочно привилось,
Врагу напомнит грязевые ванны.
Не раз устраивал прием "радушный"
Наш хитроумный и жестокий партизан.
Он отступал, но - нет, не малодушно,
И ликовал напрасно тори-оккупант.
Ему вменяют зверства над чероки,
Насилие, разбои, грабежи.
Он знал все рощи, топи и протоки,
И защищал родные рубежи.

Френсис Марион

Два брата, два ирландца бравых
Отстаивали честь своей державы.
И Брендивайна, Кемдена поля
Легли у ног. Во имя Короля
Они сражались не жалея сил.
И дым ружейный был им даже мил.
Йорктаун в войне поставил точку.
Опорожнили с горя рома бочку,
И подались на корабле домой,
Досадливо вздыхая над судьбой.
А Мойры между тем готовили венцы.
И что ж за лавры получили храбрецы?
Стал баронетом старший братец-удалец,
И погребальным был у младшего венец.

Джон и Уилбер Эллис Дойлы

Его нам стоит не любить уже за то,
Что он Андре поймал с поличным.
Пусть вы мотив сей назовете личным -
Не поступлюсь своею прямотой.
Конечно, если не судить предвзято,
То парень исполнял военный долг,
Захват британского шпиона произвел,
Но погубил такую жизнь бунтарь завзятый!
Закончил Йельский колледж этот тип,
Драгуном был в войсках мятежных,
Не выдающимся, но рьяным и прилежным.
Как пьявка к Вашингтону он прилип,
Испытывая пиетет повышенный и нежный.

Бенджамин Телмедж

Был сыном генерал-майора,
Свои ж чины удачно покупал.
И, Боже Правый, как же скоро
Перехватил он брошенный штурвал!
И заняв место адъютанта,
На смену он пришел тому,
Кто был вместилищем талантов,
Кому не ровня по уму.
И вот британская разведка
Под предводительством его.
Как будто жалкая левретка
Застыла в стойке боевой.

Оливер Де Ленси младший

Друзья, меня преследует непруха,
Как жирная назойливая муха!
Должно быть, мытарства с моим рожденьем начались,
Или когда родители венчаться собрались…
Однако имечко мне дали не в дугу,
Какого лешего, понять я не могу.
Что ж ладно, вздумалось идти мне воевать,
Чтобы никто не смел слюнтяем называть.
Прославиться я бешено хотел.
И так ли важно, что сражаться не умел.
Но выскочка из-за аптечного прилавка
(Самонадеянная, понимаешь, шавка!)
Отважился свои приказы отдавать,
И даже бабою посмел меня назвать.
Где справедливость? Он теперь герой.
И основательно подмочен имидж мой!

Горацио Гейтс

@темы: исторические личности, стихи (авторское)., исторические загадки

---

"Багровый пик"

"Багровый пик" - самый восхитительный и необыкновенный фильм из всех, которые я смотрела в последнее время. Быть может, у меня несколько извращенное представление об идеальном сюжете, сценарии, любовной линии и игре актеров, но это кино одно из очень немногих поразивших меня. Работа режиссера заставила трепетать каждый нерв. Гильермо дель Торо на высоте! Сюжет по истине достойный пера Эдагара По, почему-то именно его "Падение Дома Ашеров" и "Береника" воскресают в памяти при просмотре "Багрового пика". Подбор актеров и их игра вне всякого сомнения повлияли на создание неповторимой атмосферы фильма. Том Хиддлстон и Джессика Честейн просто неподражаемы! Даже жестокость и обман их персонажей не внушает к ним ненависти и отвращения, а от их эмоций порою пробирает дрожь. А Берн Горман, полюбившийся мне еще в сериале "Поворот", был харизматичен и ярок, даже исполняя роль второго плана. Само поместье выглядит весьма эффектно и с первого взгляда будоражит воображение. Немного гротескными и несуразными сделаны призраки, хотелось бы видеть более утонченных созданий, но и это не испортило впечатление от просмотра. Дух запустения, тлена, древности и темных тайн был реален, ощутим... Инцест, безумие, одержимость... Снег вокруг поместья, алеющий, как после кровавой сечи, даже эти большие мохнатые мотыльки - решительно всё оставило после себя неизгладимое впечатление. Благородная британская готика, как точно было сказано в одной из аннотации. И, что знаменательно, сам маэстро Стивен Кинг назвал киноленту "роскошной и чертовски страшной".

---

Хроники Зеленого Драгуна. Часть 4

Название: Хроники Зеленого Драгуна
Автор: Irbis_light
Фандом: Исторические события
Пэйринг: Джон Андре/ Банастр Тарлтон
Рейтинг: NC-17

IV

Может я не совсем понимаю
Явной выгоды тайных измен.
Отчего-то я чаще теряю,
Ничего не имея взамен.
(К.Н. Никольский, «Воскресенье» «Я ни разу за морем не был»).

Южная Каролина, Чарльстон, декабрь 1780г.

Старый деревянный дом на окраине Чарльстона выглядел причудливо в своей неопрятности. Облупившаяся краска, потрескавшиеся щербатые ставни окон, поражающих разнообразием геометрических форм и размеров, бесчисленное множество флюгеров, лесенок, дверок и нелепых пристроек делали сию обитель похожей на домик сказочных существ из какой-то странной фантасмагории. Вероятно, это чудо архитектурной мысли некоторое время было заброшено и никем не заселено, хотя в былые времена здесь очевидно находился бордель, о чем свидетельствовала старая вывеска с выцветшим изображением пикантно одетой дамы и большой выкрашенный красным фонарь у входа. Сейчас жалкое забытое Богом здание переживало свое второе рождение – в нем снова поселились люди. Во дворе было убрано, на окнах появились занавески, на дверях – замки, а из кривой трубы струился сизый дымок.
Внезапно овальное окно на втором этаже распахнулось и из него высунулось круглое румяное женское лицо.
- Эй, Мэгги, не забудь купить белых ниток, - раздался неожиданно резкий повелительный голос. - И не задерживайся в галантерее, бездельница, иначе встретишь Рождество без фартинга в кармане, попомни мое слово!
Той, кому были адресованы напутствия, поблизости не наблюдалось, но при таком громовом оклике, можно было не сомневаться, что сообщение настигнет ее и на рыночной площади.
Раздался стук копыт и на дороге из города появился всадник в офицерском плаще, на вороной лошади. Размеренной рысью он двигался прямо по направлению старого дома терпимости. Увидев молодого офицера, громкоголосая девица заулыбалась и, залившись жаркой краской, скрылась за муслиновой занавеской.
Банастр Тарлтон въехал во двор, спешился и привязал лошадь к дряхлой коновязи. У дверей его встретила невысокая полная барышня в скромном платье и накрахмаленном чепце, та самая, чей голос певуче оглашал окрестности. Она смущенно пробормотала приветствие и пригласила его в дом, а он в истинно светской манере, столь неуместной с этой девушкой, сколь и приятной ей, поймал ее пухлую ручку и поднес к губам.
- Милая Полли, ты все хорошеешь, настанет день, и кто-нибудь выкрадет тебя из этой мрачной башни.
Маркитантка* Полли Грин была родом из Нью-Джерси, «перекрестка революции», она отправилась на фронт вместе со своим братом, приписанным к Зеленым Драгунам, после того, как их отец был повешен на Дереве Свободы, а небольшая усадьба, которой владела их семья, разграблена и разорена. Дородная девица простой деревенской наружности и такого же бесхитростного нрава, она, однако, была честна, отважна и вынослива. Ее грубый солдатский юмор и открытая веселая натура в сочетании с жесткостью характера и умением приструнить любого буяна, способствовали тому, что она влилась в коллектив и стала самой что ни на есть боевой подругой солдатам Легиона. Полли выпивала с драгунами, шутила и горланила солдатские песни, давала советы, отчитывала за провинности и даже обсуждала вопросы тактики и стратегии.
По узкой скрипучей лестнице мисс Грин и ее высокопоставленный гость поднялись в святая святых этого скромного обиталища, служившего одновременно и торговым складом, и швейной мастерской, и прачечной. В уютной и чистой горнице, где весело потрескивал камин, и ярко горели масляные лампы, Тарлтон передал Полли Грин кошелек с гинеями и бумажный свиток, где рукой капитана Бордона были аккуратно выведены распоряжения относительно почина одежды, поставки перевязочных материалов, аммиака, ртути, свечей, бумаги, перьев и прочего. Полли деловито развернула список и, наклонившись поближе к лампе, принялась сосредоточено читать. Она убрала под чепец прядь волос, и яркий огонек осветил пожелтевший синяк, отмечавший ее скулу. Тарлтон надолго задержал взгляд на лице девушки, чем вызвал ее смущение. Когда она робко подняла глаза, то мрачное выражение на лице офицера встревожило ее. Тарлтон решительным жестом взял ее за подбородок и впился взглядом в отметину на белой коже.
- Кто это сделал? – Требовательно спросил он. – Если станешь покрывать мерзавцев, я подвергну наказанию всех в лагере, включая сержанта Грина.
Глаза Полли округлились, она в волнении отпрянула назад, обескураженная таким напором. Затем поспешно замотала головой:
- Ах, что вы, сэр! Это совсем не то, что вы подумали. Наши ребята бы никогда… Вы считаете, я не нашла бы управы на этих шелудивых псов? Тогда вы плохо знаете Полли Грин, сударь, ей заступники не нужны, она сама пробивает себе дорогу в этой жизни, и горе тому, кто осмелится встать у нее на пути.
- И кто же этот несчастный, моя воинственная Брунхильда, кто навлек на себя твой гнев?
- Дженестра Бартон, - буркнула Полли, хмурясь. – Эта паршивая кляча из рыбной лавки, старая потаскуха с грязным помелом вместо языка!
Полли на секунду умолкла, как бы раздумывая - стоит ли ей продолжать, но поймав заинтересованный взгляд собеседника, решилась.
- Эта безмозглая устрица, портовая давалка посмела говорить о вас такие гадости, что я просто не могла спокойно слушать. Слава Богу, Полли Грин оказалась рядом, и ее кулак заткнул лживую пасть этой мерзавки. Я ее славно отделала, сэр, можете не сомневаться, проваляется в койке до Рождества.
На протяжении всего рассказа лицо Полли поражало своей суровой серьезностью. Закончив же, она тяжело вздохнула и решила присовокупить к сказанному злободневную резолюцию:
- Дураки пересказывают все, что слышат, а ваши враги сочиняют про вас всякие гнусности и непотребства. – На ее лице отразилось возмущение, когда она увидела, какую реакцию произвели на Тарлтона ее слова. - Ну чего вы улыбаетесь, сэр, разве в сплетнях и клевете есть что-то забавное?
- Какой-то философ сказал, что пока о тебе говорят твои враги, ты чего-то стоишь, когда же они замолчат, это значит, что ты проиграл. – Невозмутимо пояснил драгун.
Девушка посмотрела на него с простодушным сочувствием и недоверчиво покачала головой.
- Не хмурься, пирожок, и не засиживайся допоздна.
- Как же тут не засидишься, с вашими неряхами, - пробурчала Полли, но в ответ на ободряющий кивок Тарлтона залилась румянцем и расплылась в блаженной улыбке.

***

@темы: британцы, исторические личности, творчество автора, колониальные войны, драгуны, Банастр Тарлтон, исторические события

---

Хроники Зеленого Драгуна. Часть 3

Название: Хроники Зеленого Драгуна
Автор: Irbis_light
Фандом: Исторические события
Пэйринг: Джон Андре/ Банастр Тарлтон
Рейтинг: NC-17

III

За грехи всех жизней наших
Время смут карает нас!
(М.А. Пушкина, «Ария» «Смутное время»)

Тонкий грифель скользил по снежно-белому листу. Рука с изящными аристократичными пальцами бросала на бумагу легкие линии, которые складывались в замысловатый узор, пока лишь отдаленно напоминающий очертания портрета. Сосредоточенно наморщив лоб, Джон Андре окинул придирчивым взором свой эскиз, затем поднял голову и посмотрел на человека, позирующего ему. Напротив панорамного французского окна, в которое смотрело васильковое небо Филадельфии, застыл на стуле Банастр Тарлтон. Он был облачен в алый мундир с золотым шитьем по обшлагам, бежевые бриджи и лаковые кавалерийские сапоги, его волнистые, отливающие бронзой, волосы были перетянуты черной муаровой лентой. Однако со всем этим ярким и великолепным образом, ослепляющим и полным гордого величия, не гармонировало лишь выражение лица офицера, исполненное поистине мучительной скуки.
Когда Андре склонился к мольберту и его пристальный взгляд перестал изучать Тарлтона, он осмелился повернуть голову и посмотреть в окно, на залитую мартовским солнцем мостовую. Засмотревшись на породистую лошадь какого-то напыщенного франта, колониста, Тарлтон отвлекся на непростительно долгие полторы минуты и получил замечание.
- Немедленно вернись в исходное положение, - раздался строгий, почти повелительный голос Андре.
Драгун подчинился с тяжелым вздохом и не менее тяжелым взглядом, брошенным на жестокосердного палача за мольбертом.
- Вот так, голову чуть поверни к свету. – Удовлетворенно промурлыкал живописец. - Чудненько. Теперь замри и не двигайся.
- И долго продлится эта пытка? – Бесцветным голосом поинтересовался Тарлтон.
- Вижу, я зря не попросил конвой с мушкетами наведаться в мою мастерскую. Я еще и не начал, а ты уже проявляешь нетерпение. – Досадливо поморщился Андре.
От нечего делать Тарлтон перебирал в уме строки из недавно перечитанного «Генриха V» Уильяма Шекспира. Один отрывок показался ему особенно любопытным в ключе текущих военно-политических событий, и он процитировал:
- О Англия! Ты дивный образец
Величия душевного! Геройский
Великий дух таишь ты в малом теле,
Какие подвиги ты б совершила,
Будь все твои сыны тебе верны!
- Ты цитируешь Шекспира, лучше бы роль с таким выражением читал, - капризно проворчал Андре - Спасает лишь то, что ты отлично фехтуешь, а красивый поединок крайне важен для "Соперников"*.
- Что скажешь, Джон? – Оживленно спросил драгун, игнорируя замечание друга. – Когда бы все колонисты осознавали свой долг перед страной, взрастившей их, опекающей их, защищающей ценою своей крови и золота от внешних и внутренних врагов, Англия процветала бы и Америка не оказалась в пекле братоубийственной войны.
Майор Андре смерил своего товарища насмешливо-удивленным взглядом и произнес со снисходительностью человека с солидным жизненным опытом:
- Солдату не пристало так рассуждать, твое дело читать устав и выполнять приказ, а не философствовать и разражаться пламенными нравственными проповедями. А что касается мятежа и братоубийственной войны, то есть такие люди, которым все это очень нужно, они преследуют личную выгоду и для них цель всегда оправдывает средства. Удаленность колоний от метрополии, ослабление Англии семилетней войной, непопулярность некоторых законов его величества Георга III – все это сыграло свою роковую роль в разжигании конфликта. Когда индейка так разжирела на хозяйских харчах – найдется немало желающих ее ощипать. Быть может не слишком изящное сравнение, но, я думаю, суть ты уловил, а именно то, что война была неизбежна.
Вслед за этим нравоучительным изречением воцарилось молчание и тишина, которую нарушал лишь шелест карандаша по бумаге. Наконец Джон Андре склонил голову к плечу, рассматривая свой рисунок, задумчиво кивнул и расслабленно откинулся на спинку стула, чтобы дать отдохнуть плечам и шее.
- Да, кстати, я забыл сказать, что сегодня не смогу составить тебе компанию за игрой в бильярд, - объявил он. - У меня свидание с еще одной Пегги. Пегги Чу, очаровательная барышня, должен сказать. Только бы не забыть, что сегодня у меня в планах рандеву с этой крошкой и не припереться к Шиппенам.
- Мой друг все так же непостоянен в любви, - резюмировал Тарлтон, обрадованный возможностью покинуть свой постамент и пройтись по комнате.
Андре гордо вскинул голову с видом оскорбленной добродетели.
- Да нет, ты просто путаешь понятия любви и увлечения. Я постоянен, я люблю тебя, - торжественно провозгласил он.
Тарлтон рассмеялся. А Андре сокрушенно покачал головой и ответил с обычным театральным вздохом:
- Почему ты смеешься, когда я говорю о серьезных вещах и грустишь, когда я пытаюсь пошутить?
Драгун остановился в задумчивости, на груди под мундиром внезапно заныла недавняя ссадина от шпаги. Или, быть может, показалось, ведь царапина совсем пустяковая…
Это было чудесное февральское утро. Снег все еще лежал на берегах реки Дэлавэр, а на реке Скулкил даже блестел свинцово-серый ледяной панцирь. Два британских офицера решили размяться и устроили фехтовальный поединок прямо на льду. Сбросив плащи и мундиры, оставшись в полотняных рубашках, они вышли на скользкую гладь реки и скрестили шпаги. Андре зябко передергивал плечами и грозил жестокой расправой своему горячему безудержному приятелю в случае, если после такой тренировки он сляжет с простудой. Однако вскоре он так увлекся поединком, атакуя самозабвенно и страстно, что позабыл не только о морозе, но и об осторожности. Совершая красивый длинный выпад, майор не удержался на скользком поле боя и упал на бок. Тарлтон опустил шпагу и приблизился для того чтобы подать ему руку. Цепко ухватив протянутую ему ладонь, Андре неожиданно выбросил руку со шпагой вперед и ткнул наконечником в грудь соперника. Там, куда впилось тонкое стальное жало, на ткани тут же расцвело алое пятнышко.
- Никогда не поддавайся искушению проявить благородство по отношению к своему противнику, - наставительно заметил Андре, хищно ухмыляясь ошеломленному драгуну. – Я победил, а победителей не судят.
Салютуя обагренным кровью клинком, он церемонно поклонился Тарлтону и, самодовольно насвистывая, направился к берегу.
***
Южная Каролина, Чарльстон, ноябрь 1780г.

Портрет в кожаном футляре среди военных карт, внезапно и остро напомнил счастливые и праздные дни, проведенные в Филадельфии. Но еще больше он напоминал того, чьей рукою он был нарисован… Тарлтон с печальной улыбкой разглядывал черно-белый рисунок, на котором был изображен человек так похожий на него и, в то же время, совершенно чужой. Проводя пальцами по бумаге, он с какой-то странной мучительной отрадой думал о том, что она сохранила прикосновения друга.
Наконец отринув задумчивое оцепенение, полковник убрал рисунок в небольшой футляр и пристегнул его к поясу. Подходя к двери своих чарльстонских покоев, он услышал звуки клавесина - в соседней комнате Хангер наигрывал какой-то бойкий ритм.
- Доброе утро, Джордж.
Хангер подмигнул ему в знак приветствия, продолжая остервенело стучать по клавишам, двигаясь при этом всем телом. Музыкальные звуки, которые он производил своими энергичными телодвижениями, не были похожи ни на одну известную Тарлтону мелодию и ни на один определенный стиль. Однако мелодия была сколь оригинальной, столь и захватывающей.
- Что ты играешь? – Поинтересовался полковник. - Такое...необычное.
- Через пару столетий это будут называть рок-н-роллом, - гордо ответствовал Хангер, увлеченно встряхивая нечесаной темной гривой.
Тарлтон недоверчиво покачал головой:
- Опять выдумываешь небылицы.
- Нет серьезно, мне сегодня привиделось во сне, - воскликнул воодушевленный драгун. - И мелодия эта и вообще много чего удивительного! Я уверен, что это было видение из будущего. Ты мне веришь?
Тарлтон пожал плечами, все больше увлекаясь удивительным музыкальным мотивом.
- А как же слова? – Спросил он. - Их ты не запомнил?
- Они звучали с чудовищным, совершенно непроизносимым для меня акцентом. Почти как гнусный оксфордский, - фыркнул майор Хангер.
- Ага, ну-ка сыграй сначала. Что если так:
Не смотри на меня,
Не тревожься и не суди
Сколько битв впереди,
Сколько миль предстоит пройти.

Всей жизни не хватит,
Чтобы понять свою судьбу.
Мы шли напролом, нарушали табу,
И, пока были юны, продолжали борьбу.
- Здорово! – Просиял Хангер. – Внимание, куплет второй:
Ты явился, как свет
Посреди безлунной ночи,
Когда сердце тоска проклятая точит,
Когда песня из бездны выбраться хочет.

И посреди светил всех прочих
Ты мне один рассвет пророчил.
И свежей рифмой, между прочим,
Я награжден. И мы
Были юны.**
- Мы обязаны выступить дуэтом, - решительно заявил драгун, вставая, наконец, из-за клавесина, взмахивая руками и совершая что-то наподобие зарядки.
- Только если тебе удастся напоить меня до зеленых чертей, - насмешливо бросил Тарлтон, направляясь к двери, ведущей на лестницу.
- Ты бросил мне вызов, - зловеще усмехнулся Хангер, потирая руки. – Сегодня вечером, кстати, петушиные бои у старого доброго дядюшки Эндрю.
- У меня назначено свидание, Джордж.
- С местной красавицей, а? – Плотоядно ухмыльнулся драгун, играя густыми бровями. - Слушай, возьми-ка меня – здешние барышни открыты для экспериментов и ужасно ненасытны.
Полковник махнул на него рукой и скрылся за дверью, и, пока он спускался по лестнице, вслед ему летели самые нескромные комментарии и напутственные речи неуемного Хангера.
Захватив в прихожей плащ и шляпу, Тарлтон вышел на улицу, в мягкую и сырую осеннюю мглу Чарльстона, терпко благоухающую поздними цветами и пряными травами. С утра он намеревался уладить все необходимые дела в штабе, встретиться с Корнуоллисом и навестить Роудона. А на вторую половину дня у него была намечена поездка за город, к старой усадьбе Видо, и романтическая встреча с мисс Видо, той самой загадочной юной патриоткой, приехавшей из Пенсильвании.
Полковник невольно улыбнулся, достав из кармана платок с вышитой на нем оливковой ветвью – символом мира. Этот символичный подарок Эвелина прислала ему с последним своим письмом. Наивное дитя все еще надеется на мирное разрешение конфликта в колониях, или же намекает на то, что вопреки различию их политических убеждений меж ними возможно установление близких отношений?
После весеннего бала Тарлтон несколько раз встречал Эвелину Видо: в театре, в порту и на прогулке за городом; а также имел удовольствие обмениваться с ней письмами. И обворожительная республиканка выказывала британскому офицеру свое расположение, давая понять, что вовсе не против его общества.

@темы: слэш, исторические личности, драгуны, британцы, Банастр Тарлтон, Banastre Tarleton, творчество автора

---

Френсис лорд Роудон

Несколько стихотворений, посвященных Френсису Эдварду Роудону-Гастингсу, 1-му маркизу Гастингсу (9 декабря 1754 — 28 ноября 1826) — ирландско-британскому политику и военному деятелю, генерал-губернатору Индии с 1813 по 1823 год, а также участнику Войны за Независимость Америки и другу Зеленого Драгуна.



Роудону
Ты отведи глаза - не всматривайся в бездну.
И обещай держаться гордо и легко,
Когда бравада станет бесполезной,
И очевиден будет гибельный раскол.

И помни: лорду не к лицу смятенье.
Будь весел, я, пожалуй, удалюсь,
Чтобы чело твое не омрачала тенью
Моих речей пронзительная грусть.

Не барабанный бой, ни траурные трубы
Пусть не тревожат сердца твоего.
Пусть у меня от боли сводит зубы,
Когда враги справляют торжество.

Я знаю цену каждого сраженья,
Мне каждый промах - раскаленный гвоздь.
И потому я данность пораженья
Приму, как гневом налитую гроздь.

Melancholie ardente.
Зависть крепче настойки полынной.
Горше яда глухая вражда.
Надо мной гордый герб дворянина,
Над тобой обольщенья звезда.

Пусть в веках мне достанется слава
И величье, поправшее смерть,
Только желчи бурлящая лава
Заставляет мучительно тлеть.

Я не рад зеркалам и озерам,
Отраженный в них лик мне не мил.
И твоим ослепительным взорам
Роковую я власть не простил.

О, какой же коварною силой
Так беспечно играешь ты, друг.
Отступись, заклинаю, помилуй,
Гложет душу проклятый недуг.

Львиной поступью, плавною речью
И движеньем изящных бровей
Ты нанес роковое увечье
Лорду северных древних кровей.

Для чего же мне громкое имя,
Пышный титул, богатство, почет,
Коль глаза остаются пустыми,
И по венам отрава течет.

Нет огня в этом каменном сердце,
Скупо тлеет лишь горькая злость.
Слабый выдох отрывистых терций,
И гордыня, зажатая в горсть…


Одержимость
Откровений удушливый приступ,
Оправданий напрасных угар.
Каждый год мною вновь перелистан.
Горькой ночи безумный кошмар.

На земле древних тайн и забвенья,
Колдовства и сакральных искусств
Я по-прежнему раб искушенья,
И влюблен в лепестки твоих уст.

Одурманен греховною страстью,
Одержим неизбывной мечтой,
Жаждал я позабыть в одночасье
Твоих взглядов мучительный зной.

Я бежал, я скитался по свету,
Я искал упоенье в войне.
И, лицо обращая к рассвету,
Мнил, что ныне дышу я вольней.

На восток, там где солнце теплее,
Время вьется спирально, клубясь.
Но и здесь я по-прежнему млею,
В сновиденьях лаская тебя.

Сладкой болью мне сердце напоит
Песнь ситара последней весной.
Даже вечность в Бомбее не стоит
Драгоценных мгновений с тобой.


Послание
Влажный воздух, напоенный тайной,
Краски утра в открытом окне.
В этом мире я зритель случайный,
Оживаю душой лишь во сне.

Скрип повозок и флейты стенанье,
Благовоний индийских дурман.
И помятое в спешке посланье
Пробудило тоску моих ран.

Растворенная в чае тревога.
Спящий тигр - укрощенная боль.
И простая молитва для Бога -
Мантра имени, тайный пароль...

Страстным шепотом, как одержимый,
Прикрывая блаженно глаза,
Я взываю к тебе, нерушимый.
Наши судьбы вовек не связать.

Гордый страж на воротах печали,
Грозный идол разбитых надежд.
Помню, как мы упрямо молчали
Поутру - без стыда, без одежд...

Помню, как затеняли ресницы
Твой еще затуманенный взгляд,
Блики солнца играли на лицах
Обещанием райских услад.


Минор сонет
О, мне ли проклинать судьбы уловки
И день, когда с собой не совладал,
Когда, ища спасенье в рокировке,
Стремительно позиции сдавал?

Иным любовь - отрада, упоенье,
Бесценный дар божественных небес.
А я разбит, как бриг после крушенья.
Мой херувим коварен, словно бес.

Сквозь сотни лет - лишь выцветшие письма
И лента, что носил он в волосах.
Стою перед непокоренной высью,
Как прежде слаб, с отчаяньем в глазах.

Меняет мир и краски, и тональность.
Июльский зной и стужа в январе.
Но неизменна чувств моих фатальность,
Как мотылек, застывший в янтаре.

@темы: слэш, исторические личности, творчество автора, посвящения, стихотворения, Френсис Роудон

---

С Днем Рождения, Джон Андре!

В этот день в 1750 году родился блистательный британский офицер и необычайно одаренный человек - майор Джон Андре.
Захватывающая воображение личность, чья трагическая судьба не оставляет равнодушным. А образ элегантного и благородного, не лишенного, однако, коварства и честолюбия, разведчика и интригана, показанный в сериале "Поворот", очарователен. Второй сезон раскрыл новые грани этого удивительно харизматичного и загадочного человека. Образ майора Андре стал более одухотворенным и даже трогательным в своих простых человеческих слабостях; подумать только
этот циничный тип обнаружил волнение, смятение, гнев и даже что-то похожее на влюбленность)
Момента ареста и казни жду одновременно и с нетерпением и с содроганием. Ужасно интересно то, как режиссеру удастся изобразить сей трагический эпизод, как сыграет актер, будет ли показана экзекуция от начала до конца. С другой стороны, хочется чтобы Андре приближался к своей роковой черте как можно медленнее и еще успел ни раз порадовать поклонников сценами со своим участием.

@темы: исторические личности, Turn, этот день в истории, Джон Андре, сериал Поворот, Агент, John Andrе

---

"Портрет мужчины"

Ремейк замечательного стихотворения Николая Степановича Гумилева "Портрет мужчины". Посвящается, разумеется, Зеленому Драгуну, чей портрет выкладывать не буду, ибо он достаточно широко известен.

Портрет мужчины

Его глаза - изменчивое море,
Луна в зените своего затменья,
Огонь и стужа в бесконечном споре,
Рассвет и полночь в роковом сплетеньи.

Его уста - убийственное зелье,
Дурман и хмель, и дикий мед янтарный.
В них грубый смех, не знающий веселья,
И бархат голоса пленительный, коварный.

А руки - бешеные грозовые ливни,
Тугие, острые серебряные струны.
Они белы, как костяные бивни,
Их покрывают шрамы, словно руны.

Его судьба струилась алой лентой,
Летела, рассекая дым сражений,
Сплетала полотно треченто
Из тысячи смертей и возрождений.

В его душе опасная лавина,
В его душе уснувшие вулканы.
И "перстень" на изгибе крестовины
Ему милей браслетов филигранных.

В его душе непримиримый вызов
Всему, что оплетает паутиной.
Покорности не стать его девизом.
Поток страстей не удержать плотиной.

Он обжигает дерзкими речами,
И взгляд его насмешливо холодный.
Он жертвует церковными свечами
За огонек губительный болотный.

@темы: посвящения, стихи (авторское), ремейки, Банастр Тарлтон, Banastre Tarleton, Зеленый Драгун

---

Хроники Зеленого Драгуна. Часть 2

Название: Хроники Зеленого Драгуна
Автор: Irbis_light
Фандом: Исторические события
Пэйринг: Джон Андре/ Банастр Тарлтон
Рейтинг: NC-17
Описание: Cобытия происходят в разгар Войны за Независимость американских колоний от их метрополии – Великобритании. Главный герой повествования – Банастр Тарлтон, молодой, деятельный британский офицер, которому суждено стать карающим бичом Юга, «Мясником Каролины», «Кровавым Беном», «охотящимся леопардом». Но так ли все однозначно? Только ли американская земля изнемогала под гнетом беспощадного Тарлтона, содрогалась под ударами копыт его конницы и была распята зверским насилием этого хладнокровного и циничного англичанина? Или, быть может, враждебная земля и чужак-завоеватель взаимно обрекали друг друга на адовы муки. И у кого, в таком случае, было неоспоримое преимущество в этой заведомо неравно борьбе?.. Но, все же, британский лев, познавший вкус поражения, не обернется жалкой побитой дворнягой и, до конца оставаясь верным долгу, не позволит мятежникам пускать «Юнион Джек» на портянки. Часть вторая, в которой Тарлтон сталкивается трагическими потерями и тяготами войны после взятия англичанами Чарльстона.
P.S. Картинки, как всегда, не мои)

II

Он человек был — человек во всем;
ему подобных мне уже не встретить.
(Уильям Шекспир «Гамлет»)

Южная Каролина, Чарльстон, май 1780г.
Алисия Фэрроу взлетела по ступенькам, стремительная и легкая, как весенняя бабочка. В холле губернаторского дворца она на мгновение задержалась, чтобы бросить на себя взгляд в одно из огромных богато украшенных зеркал. Легкомысленная улыбка и яркие шелка безумно шли этой живой и смелой миниатюрной девушке. На щеках ее играл природный румянец, а блестящие темно-каштановые волосы были уложены в элегантную высокую прическу. Ничуть не жеманясь, как иные напудренные до кончиков ушей леди, Алисия задорно подмигнула своему отражению и, гордо вскинув голову, направилась в зал торжеств.
В просторном парадном зале пахло весенними цветами, и сквозь открытые окна втекал упоительный свежий ветер, приносивший с собой запах моря и нежное благоухание жимолости. Любезно отвечая на приветствия знакомых, леди Фэрроу вплыла в зал и, покрасовавшись несколько минут в центре всеобщего оживления, направилась к двум кавалерийским офицерам в дальнем конце комнаты. Поглощенные беседой джентльмены в зеленых мундирах королевских драгунов не сразу заметили приближение Алисии. Затем один из них, как будто почувствовав ее взгляд, обратил в сторону леди строгое, красивое лицо. В его холодных серых глазах мелькнуло узнавание, и они потеплели. Губы офицера тронула легкая улыбка, когда девушка протянула изящную руку, совершив безупречный книксен.
- Мое почтение, миссис Фэрроу, - молвил драгун, и полным достоинства движением склонился к ее руке и поцеловал кончики ее пальцев.
- Рада вас приветствовать, полковник Тарлтон, - церемонно протянула она, но озорные искры в ее живых сверкающих глазах никак не отвечали серьезному официальному тону.
- Позвольте представить вам этого достойного джентльмена. Майор Джордж Хангер, - произнес Тарлтон.
Лицо его товарища осветила широкая улыбка, и он почтительно поклонился молодой леди.
- Ваш покорный слуга, мадам, отныне и навек, - заверил Алисию майор, порывисто прижав руку к груди.
- Вы весьма любезны, сэр, - прохладно отозвалась она, скользнув равнодушным взглядом по его грубоватому лицу.
- Разрешите откланяться, - вскоре сказал Хангер. Уразумев, что его присутствие не празднуют, он решил ретироваться.
Впрочем, нимало не огорченный, все с той же жизнерадостной улыбкой на круглом лице этот драгун зашагал к столику с напитками. И вскоре оттуда прогремел его густой раскатистый бас.
- Милорд Роудон, - закричал он через весь зал, размахивая над головой батистовым платком и стараясь привлечь внимание худощавого офицера в красном мундире.
Оставшись вдвоем, леди Фэрроу и полковник Тарлтон завязали разговор, который очень скоро утратил все признаки официального тона и перетек в более экспрессивное и непринужденное русло. Надо сказать, что не одна женщина в этом зале искоса поглядывала на Алисию Фэрроу с тайной завистью. Самоуверенная, эксцентричная особа, которая могла вот так смело подойти к этому загадочному человеку, опасному и привлекательному одновременно, получала клеймо безнадежной кокотки. Но молодую свободную вдову не особенно заботила ее репутация. Завладев вниманием собеседника, она с беспечной легкостью сыпала остротами, которые вызывали вспышки смеха у того, чья холодная отрешенность обыкновенно лишала уверенности любого, кто искал его благосклонности. Вот и сейчас, когда они не спеша прогуливались по залу, на губах Алисии порхала задорная улыбка и она, прильнув к Тарлтону, что-то весело щебетала, а грозный драгун безмятежно усмехался. Пожалуй, ей одной был ведом тот колдовской заговор, который помогал ему отрешиться от своих забот и позабыть на время о войне. И, если молодые джентльмены и юные барышни были готовы принять их общение за флирт, то людям старшего возраста не составляло труда заметить, что между этими двумя не было рокового огня страсти. В целом они вели себя как дети, беззаветно увлеченные, погруженные в свои оживленные беседы, в которых доверительно сообщали друг другу о сумасбродных шалостях и милых забавах. Тарлтон наслаждался обществом леди Алисии, но не был обольщен ею. И то, что она не имела над ним никакой власти и не претендовала на таковую, полностью устраивало полковника. Однако сегодняшний вечер должен был подвергнуть эту идиллию серьезному испытанию. И Тарлтону суждено было убедиться в том, что Алисия Фэрроу питает к нему куда большую привязанность, чем он полагал.
В середине вечера Банастр Тарлтон обратил внимание на миловидную юную леди, которую видел на балу впервые, и которая, судя по ее неуверенному поведению, вполне могла совершать сегодня свой первый выход в свет. И хотя она выглядела старше шестнадцати лет, а, значит, давно имела право присутствовать на светских приемах, вполне могла быть заложницей строгого гугенотского воспитания аскетичных родителей или незамужних теток. Высокая и статная с пепельно-русыми волосами, убранными в незатейливую прическу, она была полногрудой, пышущей здоровьем и лишенной болезненной бледности и хрупкости тех многих, доведенных до истощения, светских дам, что мнили себя эталоном современной Венеры. Понаблюдав за ней, Тарлтон отметил не только ее удивительную красоту, но также скромность и благочестие ее манер и облика. Он видел, как эта юная мисс с независимым видом отвечает на любезные реплики, обращенные к ней кавалерами, и как последние не выдерживают ее апломба и отказываются от штурма столь неприступной твердыни. Девушка была хороша, а фиаско знатных претендентов на ее внимание разжигало азарт охотника. И Тарлтон, оставленный Алисией Фэрроу после ригодона, уступил неудержимому порыву и направился засвидетельствовать свое почтение таинственной незнакомке.
С первых же минут знакомства причина сокрушительных поражений офицеров и влиятельных господ города стала понятной. Девушка была сторонницей американцев, называющих себя патриотами и отстаивающих свою свободу в борьбе с Англией. Поэтому убежденные тори, лояльные королю, равно как и офицеры британской армии не преуспели в своих попытках впечатлить леди своими подвигами. Что же касается Тарлтона, облаченного в традиционные для представителя тори цвета, и хорошо известного в Чарльстоне и его округе, то его едва ли ожидало большее расположение своенравной особы. Однако судьбе было угодно преподнести ему приятный сюрприз.
- Разрешите представиться, мисс. Полковник Тарлтон Королевские Зеленые драгуны, - молвил он с легким поклоном.
- Эвелина Видо из Пенсильвании, - девушка смотрела на офицера широко открытыми голубыми глазами, настороженно и восхищенно одновременно. – Мы встречались с вами прежде. После взятия британцами Филадельфии моя семья, поддерживающая патриотов и оказывающая им помощь, вынуждена была бежать на Юг, к родственникам матери. Дорогою до Ричмонда мы заблудились, свернули с главного тракта, чтобы избежать встречи с английскими патрулями. Мы оказались в глуши и на наш обоз напали скиннеры, эти разбойники, которые бесчинствуют, прикрываясь благородным знаменем революции. Они бы ограбили нас и предали бесчестию и смерти, невзирая на заверения в том, что мы преданы делу Свободы. Но внезапно появились драгуны в зеленом. Разбойники принялись кричать «Британцы! Королевские псы!». Мне тогда показалось это странным, ведь я думала, что все англичане носят красные мундиры… Я увидела вас во главе отряда, который налетел на наших захватчиков. Скиннеры не выдержали натиска и вскоре обратились в бегство. А вы со своими драгунами не только не причинили нам вреда, но и помогли выбраться из заваленного буреломом леса на дорогу. Я тогда пряталась в крытом фургоне, так что вы меня видеть не могли. Но я вас хорошо запомнила и очень рада, что могу выразить вам свою благодарность лично. И если я чем-то могу быть полезной, сэр, то вам стоит лишь сказать.
Она смущенно потупила взор, переводя дыханье после долгого взволнованного повествования.
- Вы окажете мне честь, мисс Видо, если соблаговолите принять приглашение на следующий танец, - учтиво ответил Тарлтон.
Рассказ девушки его не удивил, ему часто приходилось сталкиваться с разбродом мародеров, мерзких шакалов, сбивающихся в стаи. То, что семья мисс Видо, оставив осажденную Филадельфию, оказалась в Чарльстоне, тоже вскоре захваченном англичанами, так же было очень даже возможно. Как бы там ни было, но, несмотря на признательность, которую Эвелина старалась ему продемонстрировать, настороженность и волнение в ее обращении с ним никуда не исчезли. Легкий трепет ее руки, когда он вел ее в танце, колебания ее голоса, неровное дыхание. Какой-нибудь беспечный и самоуверенный молодой хлыщ приписал бы это смущению и робости, внушенным его неотразимым обаянием; но не таков был Тарлтон. Жизнь на острие судьбы сделала его осторожным, подозрительным.
Однако, не успел он проникнуть в суть загадок этой отчаянной юной патриотки, осмелившейся открыто заявлять о своих убеждениях в обществе роялистов, как был перехвачен зеленоглазой львицей – Алисией Фэрроу. Эта дикая кошка сверкала очами, но ловко прибегла к более изощренной тактике, чем сцена ревности. Вместо того чтобы разразиться упреками, Алисия изобразила недомогание и, старательно обмахиваясь веером, потребовала чтобы Тарлтон проводил ее на террасу.
Как только они покинули зал, Алисия оттолкнула руку своего спутника и приняла независимую позу.
- Это все. Я в состоянии о себе позаботиться, сэр, - отчеканила она.
Но Тарлтон не двинулся с места, глядя на нее с недоумением.
- Не стоит обо мне беспокоиться, - сказала Алисия уже мягче, но с явной толикой ехидства, - твоя лесная нимфа, должно быть, скучает, хотя внушительные габариты отнюдь не делают ее незаметной в этой толпе. Так что если найдется еще солдат, настолько изголодавшийся по женским прелестям, что может удовлетвориться только их излишеством, то он не обойдет ее...своим вниманием.
Сделав выразительную паузу перед заключающей фразой, миссис Фэрроу рассмеялась собственной грубой шутке.
- Что случилось? – Спокойно поинтересовался полковник, наивно ожидая услышать рациональное объяснение такому вызывающему поведению.
Алисия беспомощно закусила губу и пробормотала упавшим голосом:
- Ничего особенного, я просто подвернула ногу, и у меня расстегнулась одна из подвесок.
Она смотрела поверх крыш на закатное небо, беспощадно комкая в руках свой кружевной веер.
- Позволь я отвезу тебя домой, - осторожно предложил Тарлтон.
Девушка пренебрежительно повела точеными плечами и надменно вскинула подбородок.
- Домой? – Взвизгнула она, резко оборачиваясь к офицеру и сверкая в сумраке глазами полными злых слез. - Ну нет, я поеду домой только после того как достаточно напьюсь, пощекочу нервы всем дамам на этом балу и упаду в объятья кавалера, который не даст мне уснуть всю ночь!
Решительно тряхнув головой, леди подбежала к одному из офицеров Легиона Тарлтона, подхватила его под руку и призывно усмехнулась. Ее польщенный кавалер, которым, кстати, оказался личный адъютант Тарлтона - Джеймс Бордон, воззрился на девушку с благоговением, не веря своему счастью.
- Желаю приятного вечера, - бросила через плечо Алисия, удаляясь с капитаном Бордоном в губернаторский сад. - И научите, в конце концов, вашу скромную послушницу не путать фигуры в танце.
Пока Тарлтон стоял, обескураженный своим достойным водевиля курьезом, к нему, приветливо улыбаясь, подошел его друг полковник Френсис Роудон. Это был тот самый лорд Роудон, высокий худощавый офицер лет двадцати пяти, которого так требовательно звал майор Хангер, размахивая своим платком.
- Ты самым бессовестным образом очаровал добрую половину здешних красавиц. Мог бы хоть одной из них представить своего несчастного боевого товарища, - в светлых глазах Роудона плескалось веселье, он был сама искренность и благодушие.
Не успел Тарлтон ответить на его обращение, как к ним, шествуя плавно и величаво, приблизился майор Патрик Фергюсон. Храбрый и благородный офицер, изобретатель, знаток изящных манер, он мог быть приятным во всех отношениях компаньоном, если бы не излишняя напыщенность и склонность к едкой критике. Глядя на молодежь свысока, Фергюсон укоризненно протянул:
- В мое время, джентльмены, молодые офицеры вели себя скромно и с достоинством, особенно на балах. И не бросали тень на королевскую армию.
Тарлтон любезно улыбнулся высокомерному шотландцу, горделиво выпятившему грудь.
- О, вы, без сомнения, знаток хороших манер, майор Фергюсон. Так что, я даже уверен: прежде чем вступить в близость с миссис Вирджинией Сал вы получили официальное согласие от ее супруга.
Фергюсон негодующе фыркнул, резко разворачиваясь на каблуках. Молодые люди разразились дружным хохотом.
- Бен, генерал О'Хара на днях высказался о том, что твоя дерзость и импульсивность угрожают дисциплине и портят здоровый климат в нашем коллективе, и я был бы более полезен его светлости Корнуоллису, если бы сумел призвать тебя к смирению, - поведал Роудон.
- В самом деле? – Тарлтон холодно усмехнулся, скрестив руки на груди. – Полагаю, сплетни и клевета нашего досужего генерала на здоровье этого самого климата не отражаются. Очевидно, успел выработаться иммунитет. Если я и бываю излишне дерзок, то только потому, что считаю справедливым открыто выражать свои претензии, в чем О'Хару, разумеется, не упрекнешь. А жаль, если бы он только набрался смелости…
- Он имеет привычку рассуждать обо всех понемногу, развлекая лорда Корнуоллиса в часы досуга, - негромко заметил Френсис Роудон.
- Его светлость жалует подобные низости? – Изумился драгун.
- Не знаю, - Роудон неопределенно пожал плечами. – Впрочем, Корнуоллис никогда не пресекает эти гнусные словоизлияния. И его можно понять, информация о твоем ближайшем окружении никогда не бывает лишней, даже если она приправлена изрядной долей желчи, искажена до нелепости и утрирована, все равно в ней содержится доля правды.
Тарлтон пытливо взглянул на друга и с шутливым вызовом произнес:
- Итак, ты собираешься меня урезонить или я и дальше с твоего попустительства буду смущать умы наших колоссов военного гения и титанов стратегического искусства?
Полковник Роудон мягко улыбнулся и отозвался своим приятным бархатным голосом:
- Я хочу, чтобы ты знал, что я не разделяю мнение таких как О'Хара, даже если обстоятельства вынуждают меня безропотно выслушивать злословие этих людей. Живя с волками, твой друг еще не научился выть по-волчьи.
- Никогда в вас не сомневался, милорд Роудон, - торжественно изрек Тарлтон, от души хлопнув смешавшегося товарища по плечу.
Их дружба брала истоки еще в стенах Университетского колледжа Оксфорда. Молодой лорд, наследник домов Гастингс и Мойра, первым ступил на военную стезю. И, несмотря на некоторую мягкость своего характера и природную застенчивость, Френсис преуспел в общественной деятельности британской армии, получив бесценный опыт генерал-адъютанта при Клинтоне. И теперь, после перевода под патронаж генерала Корнуоллиса, Роудон успешно выполнял административные поручения, доверенные ему главнокомандующим. Его светлость высоко ценил своего помощника и тот даже замещал его, когда графу случилось заболеть.
Когда Тарлтон оставил Роудона беседовать на террасе с другими офицерами и вернулся в зал, то решил отыскать майора Фергюсона. Пусть въедливость всеведущего шотландца и заслуживала того, чтобы его достойно осадили. Все же драгун испытывал симпатию к этому человеку и не хотел портить с ним отношения, а посему решил своевременно принести извинения.
- Не злитесь, сэр Патрик, вы же знаете, что я всегда уважал ваш жизненный опыт и ценил ваши наставления, - примирительно произнес Тарлтон, приблизившись к хмурому Фергюсону, восседающему за одним из резных круглых столиков.
Патрик Фергюсон отнюдь не являлся умудренным годами старцем, однако его характер, жизненная позиция и манера поведения послужили причиной того, что к нему относились как к человеку гораздо более пожилому, нежели он был.
Он глянул на Тарлтона исподлобья и выпятил губу, словно раздумывая, стоит ли снизойти до ответа.
- Все это пустая болтовня, если не подкреплено бутылкой доброго скотча выпитой на двоих, - наконец глубокомысленно изрек майор, наставительно подняв кверху палец.
Молодой драгун неуверенно улыбнулся, оценивающе изучая этого гордого одиночку, чей жизненный уклад, казалось, состоял из одних ограничений. А Фергюсон тем временем любовно повертел в руках и торжественно водрузил на стол пузатую бутылку с насыщенным янтарным напитком.
- Садись, коль не шутишь, и выпей со мной, - сурово молвил помпезный шотландец, откупоривая свое сокровище.
Несколько минут спустя Тарлтон утратил ощущение реальности, с ним пропала и способность трезво рассуждать и анализировать происходящее. Крепкий шотландский напиток свалил бы и коня, а Фергюсон был непреклонен в своем решении опорожнить злосчастную бутылку. В пьяном угаре сэр Патрик травил истории не совсем приличного содержания, но драгун не запомнил ни одной, он вообще плохо помнил окончание того званого вечера, и благодарил небеса уже за то, что в конечном итоге был в состоянии держаться на ногах.
***

Красивая смуглая креолка с сапфировыми глазами, гибкая как кошка и такая же распутная… Она смеялась глубоким грудным смехом, от которого по телу разливалась сладостная дрожь желания. Тарлтон нетерпеливо расшнуровал корсет и сдернул с нее платье. Девушка обернулась, запустила тонкие пальцы в непокорную гриву его волос и выгнулась навстречу его жадным поцелуям. Она вонзилась ногтями ему в плечи, острые жала впились в плоть даже сквозь рубашку, затем откинула голову назад, предлагая, свою пышную вздымающуюся грудь.
Упиваясь сладостью горячего юного тела, драгун терял над собой контроль, и порой его грубые ласки причиняли боль этой прелестной нимфе. Однако она не отступала и не выказывала и тени недовольства, и лишь сильнее, настойчивее прижималась к нему, обвивалась вокруг подобно дикому плющу. Охваченный любовной горячностью он резко отстранил ее и уложил на кушетку, чтобы затем властно накрыть ее трепещущее тело своим, твердым и готовым к страстному штурму. Смуглая пантера грациозно вытянулась, бесстыдно преподнося взглядам любовника все свои сокровенные тайны. Она приняла его восторженно и бурно, заключая в кольцо своих сильных ног его бедра и обвивая руками шею. И когда они слились, девушка на миг замерла под пронзающей ее мощью, настигнутая, сраженная пала добычей этого неистового хищника.
Тарлтон вцепился в ее бедра, стремясь удержать на месте свою не в меру горячую и норовистую любовницу, объездить которую оказалось не так и просто. Она угрем извивалась под ним, не останавливаясь ни на минуту, словно была одержима демоном похоти. Наконец доведенный до крайности офицер угомонил эту милую бестию, сомкнув пальцы на ее кудрях и управляясь ими так, словно это была узда необъезженной лошади, другой же рукой он обхватил ее поперек талии. Обездвиженная таким образом, креолка представляла собой желанную цель, открытую для яростного вторжения своего захватчика. И, погруженная в ритм безудержного танца страсти, она вскоре стала мягкой и податливой. Он же, подавив ее сладострастный мятеж, получил свой приз и, раскрывая его прелесть, все глубже погружался в омут наслаждений. Отдавшись нарастающему пламени экстаза, он ослабил хватку, а затем и вовсе избавил от оков смуглую дикарку.
Ее стоны сочились страстью, но тело едва заметно напряглось, вытянулось. Тарлтон почувствовал, как креолка подвинулась ближе к краю кушетки. Он насторожился, попытался приподняться над ней, но был поражен острой пронизывающей болью. Стилет скользнул по ребру и не успел врезаться в плоть достаточно глубоко, потому что изящная ручка, которая его направила, оказалось зажатой в стальные тиски. Нож был перехвачен. Кобра, совершившая свой вероломный бросок, дернулась, в безуспешной попытке вывернуться из-под сильного тела драгуна. В огромный синих глазах плескался ужас, рот приоткрылся в отчаянье, грудь судорожно вздымалась. Мгновение и молниеносный росчерк окровавленного клинка рассек смуглую шею девушки. Кровь ударила алым фонтаном из разорванных артерий, голова бессильно откинулась на подушки.
Тарлтону казалось, что в первые минуты своего резкого пробуждения он все еще слышал хриплые булькающие звуки предсмертной агонии той юной актрисы. Он сел на кровати, подтянув колени к подбородку, и замер, напряженно вглядываясь в темноту, ловя каждый звук глубокой весенней ночи. Во дворе глухо выла собака. За стеной переливались раскаты могучего храпа Джорджа Хангера. В раме высокого окна застыл серебристый диск полной луны.
Рука инстинктивно легла на левый бок, безотчетно устремилась к верхним изгибам ребер. Пальцы скользнули вдоль неровного шрама, свежей отметины той раны, что могла оказаться смертельной.
***
Южная Каролина, окрестности реки Конгари, июнь 1780 г.
Их было семеро: один офицер в мундире лейтенанта пехотного полка и шестеро солдат, среди которых трое – чернокожие, вступившие в ряды вооруженных сил короля Георга III. Подвешенные к ветвям деревьев, неподвижные и безмолвные, они являли собой ужасный пример изощренной жестокости мятежных партизан. Их раны были облеплены полчищами мух, увечья конечностей делали их похожими на жалких изломанных кукол, развешенных на кустах безжалостным ребенком. У двоих чернокожих была ободрана кожа, у офицера – выколоты глаза и отрезаны уши…
Отряд королевских драгун остановился под зеленым пологом векового леса, у подножья поросших мхом деревьев, чьи массивные ветви вздымали над землей свою страшную ношу. Их командир – Банастр Тарлтон смотрел перед собой тяжелым, немигающим взглядом. Даже его лошадь стояла как вкопанная, и не двигалась, чтобы не потревожить мрачные раздумья хозяина. За его спиной с искаженными от гнева и отвращения лицами угрюмо застыли солдаты. Какой-то молодой драгун не сдержал приступа тошноты и, поспешно соскочив с коня, устремился в кусты. Некоторое время тишину нарушали только эти приглушенные мучительные звуки взбунтовавшегося желудка и монотонное жужжание мух. Затем один из воинов постарше, подал голос указывая саблей на одного из негров:
- Этот еще жив, он дышит.
Тарлтон бросил взгляд на чернокожего, который висел чуть в стороне от остальных солдат. Немолодой, но крепко сложенный негр был в изодранной одежде с перебитыми суставами на ногах и глубоко рассеченной щекой.
- Снимите его осторожно, - велел полковник своим драгунам.
Двое солдат тут же спешились и направились к изувеченному человеку.
Седой матерый колонист поморщился, вприщур разглядывая негра.
- Видите эти татуировки на руках и груди? Это значит, что он шаман вуду, и от него следовало бы держаться подальше. – Хрипло проворчал он.
Драгуны, державшие безвольное тело чернокожего воина, заметно напряглись. Осторожно уложив его на землю, они тревожно отпрянули.
Тарлтон спрыгнул на землю и, игнорируя беспокойные перешептывания солдат, приблизился к бесчувственному негру. Он опустился на колени около раненого и, сняв с пояса флягу с водой, бережно омыл его лицо. Чернокожий издал резкий надрывный всхлип и открыл глаза. Агатово-черные очи его возбужденно блестели, на висках вздулись жилы. Полковник приложил флягу к потрескавшимся губам негра, осторожно вливая воду в рот несчастного. Тот судорожно глотнул и пытливо уставился на британца.
Не отрывая взгляда от Тарлтона, чернокожий принялся что-то негромко бормотать. Драгун аккуратно приподнял ему голову и настойчиво спросил:
- Сколько их было? Это континентальная армия или местное ополчение? Как выглядел человек, который ими руководил?
Раненый странно улыбнулся уголками почерневших губ. Помолчав некоторое время, он снова разразился низким гортанным бормотанием на неведомом англичанину языке. Тарлтон досадливо поморщился почти уверенный в том, что негр сознательно отказывается отвечать на его вопросы, ведь те, кто служил роялистам и был принят в королевскую армию, хорошо знали английский. По рядам драгунов пронесся возмущенный ропот. Приглушенные проклятья чередовались со словами «нечестивый колдун», «бесовское отродье», и «сжечь». Разгневанные и угнетенные солдаты хотели хоть на ком-то выместить свою бессильную злость. Но властный жест командира призвал их к смирению и тишине.
А шаман тем временем возвысил голос, нараспев произнося непонятные белым слова. Его проникновенный взор приковал к себе Тарлтона, заставил неотрывно смотреть в черные колодцы глаз негра. В последнем предсмертном порыве он крепко сжал руку офицера и прошептал одно единственное слово на английском языке «охота леопарда», после чего бессильно откинулся назад и испустил дух.
- Не следовало прикасаться к этому черномазому демону, - прорычал седовласый драгун, неодобрительно покосившись на своего командира.
- Ха, да если бы он был настоящим колдуном, разве позволил бы он себя искалечить? – Язвительно заметил другой кавалерист.
Во время недолгого привала драгуны по приказу Тарлтона отвязали и наскоро похоронили всех семерых, замученных мятежниками, лоялистов. Некоторые, впрочем, возмущались против предания земле гнусного колдуна, но оспаривать приказ не посмел никто.
Тарлтон принял решение отправиться на поиски отряда мятежников, учинивших кровавое зверство, полагая, что далеко они уйти не успели. И эскадрон пустился рысью вдоль реки, следуя ее широкому руслу, стремящемуся влиться в океан.
Погода стремительно портилась. Подул порывистый ветер с побережья, крепчая с каждой минутой. По мере того как ветер набирал скорость небо затягивали грозовые облака. Леса Южной Каролины окутала сырая синеватая мгла. Лошади отчаянно ржали, упираясь и вскидываясь на дыбы. Драгунам приходилось неустанно нахлестывать испуганных животных, которые упрямо не желали двигаться вперед. Люди встревожились не меньше, осознав, что к ним приближается ураган. Но Тарлтон и не думал прекращать преследование, он как одержимый гнал свой отряд прямиком навстречу лихой стихии.
Безжалостно пришпоривая бунтующего скакуна, капитан Бордон нагнал полковника и, поравнявшись с ним, крикнул:
- Сэр, при всем уважении, я думаю, нам лучше повернуть назад, ураган движется прямо на нас.
Но Тарлтон только холодно усмехнулся, отчего его лицо, озаренное отсветом молнии, показалось хищным.
- В колонну по двое, оружие наизготовку, - скомандовал он, приостанавливая гарцующую лошадь.
Недоумевающие драгуны исполнили приказ, переданный по рядам капитаном. Выстроившись на широкой поляне у берега Конгари, солдаты с ужасом смотрели вперед, туда, где бушующая стихия гнула к земле деревья и зловещая тьма надвигалась на побережье со стороны океана.
Вскоре сквозь шум ветра послышался треск веток, лошадиное ржание и крики людей. И, подгоняемые ураганом, из леса вылетели вражеские всадники. Небольшой отряд мятежников на взмыленных, обезумевших от страха, лошадях оказался лицом к лицу с неприятелем. Не успев перестроиться и приготовиться к атаке, ополченцы столкнулись с ненавистными зелеными драгунами, которых не иначе как сам Дьявол принес сюда на крыльях проклятого урагана. Некоторые всадники с разбегу наскочили на сверкающие сабли англичан, другие сумели придержать коней и выхватить оружие, чтобы подороже продать свои жизни.
Убийственный клин британской кавалерии рассек мятежный отряд как нож масло. Позабыв о приближающейся опасности, зеленые драгуны, пылая праведным гневом, бросились на врагов, разметав их по поляне, обагрив их кровью берег реки. В пелене сизого марева, под свинцовыми облаками, мечущими молнии, свистели сабли и раздавались выстрелы, люди рвали друг друга, как демоны. Эта жестокая резня казалась жертвоприношением разгневанным небесам и угрюмому океану, насылающим ужасный ветер.
Все время, пока длилось сражение, гремели зловещие раскаты грома, давили на землю темные тучи, срывался дождь и бушевал ветер. Затем внезапно все стихло, улегся шквальный ветер, урча, как сытый лев, рассеялась тяжелая мгла, тучи поползли на север. Древняя сила удовлетворилась пролитой кровью. Жертвоприношение было принято.
В пылу битвы молодой мятежный солдат оказался выбит из седла. Он лежал на земле, с суеверным ужасом взирая на возвышающуюся над ним фигуру драгуна на черной, как грех, лошади. Дрожащие губы американца силились что-то произнести, он поднял руки, желая сдаться. Его следовало взять в плен, допросить… Но в Тарлтона как будто вселился кровожадный дух, никакие доводы разума не сумели сдержать эту волну первобытной жестокости и остановить руку, заносящую саблю. Что же касается сострадания, то картина измученных королевских солдат, по-видимому, нанесла ему смертельный удар. Сверкающая сталь описала дугу, кровь горячим потоком хлынула в лицо драгуну, склонившемуся над своей жертвой. Обезглавленное тело дернулось в последний раз и замерло навсегда.
Все еще дрожащий от безумного возбуждения, Банастр Тарлтон опустил оружие и посмотрел вверх, туда, где над окровавленной поляной образовался бледный просвет в облаках. Небо прояснялось, спешно разгоняя тучи, чтобы взглянуть на него и на бойню, учиненную им. Опустив голову, полковник поднес к глазам ладонь, на которой сквозь потеки алой влаги проступал таинственный символ, напоминающий очертаниями леопарда, вытянувшегося в прыжке. Тарлтон зажмурился, облизывая вражескую кровь со своих губ.
Уцелевших лошадей неприятеля драгуны привязывали к своим седлам. Кое-кто собирал трофеи в виде оружия, боеприпасов и конской сбруи. Почти все тела убитых мятежников были изрублены до неузнаваемости, выпотрошены, разделаны подобно свиным тушам под ножом мясника. И все же их участь оказалась куда лучше, чем удел семерых лоялистов, ведь они умерли в битве, а не у пыточного столба.
***

Южная Каролина, военный лагерь английских войск, июль 1780г.
Френсис лорд Роудон сидел у окна в небольшом деревянном домике, стоявшем посреди леса. Несколько таких хижин, оставленных егерями или охотниками, служили теперь нуждам офицеров регулярной армии. Рядом с этими постройками солдаты возвели свои бараки, конюшни и оборонительные сооружения. С обустройством лагеря успели вовремя, после того, как были закончены последние редуты, леса Каролины поглотили проливные дожди. Вот и сейчас за окном офицерского жилища яркая зелень деревьев тонула в непрерывных потоках воды, и картина окружающего пейзажа казалась размытой, словно испорченный холст.
Сжимая в руке чашку чая, Роудон наблюдал за тем, как Тарлтон, подойдя к горящему камину, снял промокшую каску и сорвал с головы ленту, чтобы отряхнуть с волос дождевую воду. Когда драгун отбросил слипшиеся от влаги пряди с лица и перехватил взгляд друга, тот смущенно потупился.
- Итак, чем живет Чарльстон? Скольких прекрасных колонисток ты приручил за это время?
Но Роудон не ответил на улыбку и как-то растерянно пожал плечами, продолжая прятать взгляд. Тогда Тарлтон подошел ближе и, пристально всматриваясь в своего друга, спросил:
- Неужели на всем Юге не нашлось женщины способной утешить тебя, прогнать тоску и томление из его взгляда?
- На самом деле я не особенно стараюсь завести подобные знакомства, - серьезно ответил лорд Роудон. - Боюсь, что мое сердце уже не свободно, а в моих мыслях поселился образ, затмить который не под силу ни одной здешней красавице.
Банастр Тарлтон изумленно вскинул бровь.
- И кто же сразил тебя стрелой амура, мой стойкий воитель? Кто внушил тебе столь трепетное благоговение и глубокую привязанность?
Роудон смутился, как мальчишка, и пробормотал:
- Всего две встречи - в Лондоне и в Ливерпуле, и я как будто не принадлежу себе... Твоя очаровательная сестра, - он глубоко вздохнул и восторженно зажмурился.
- Малышка Бриджит? - Удивленно спросил Тарлтон.
- Даже сейчас, я смотрю на тебя, а вижу ее милые черты, ее такие густые каштановые волосы, ее светлую улыбку, глаза...глубокие и похожие на море. – Выдохнул Роудон, глядя на друга с глуповатой усмешкой.
- Предупреждаю, характер у нее даже хуже, чем у меня, - засмеялся Тарлтон.
Но Роудон не обратил внимания на это замечание, он вдруг подался вперед и торопливо спросил:
- Она еще не помолвлена, не обещана ли кому?
Затем вдруг устыдился своей несдержанности и проговорил:
- О, прости меня за дерзость, ведь я, прежде всего, должен был спросить тебя, не возражаешь ли ты против моих намерений...
Тарлтон облокотился о массивный дубовый стол, за которым сидел его товарищ.
- Нимало не возражаю, если лорд Роудон окажет моей семье такую высокую честь, как предложение руки и сердца мисс Бриджит Тарлтон. Но вынужден настаивать на том, чтобы прежде милорд поразмыслил - не хочет ли он сделать выбор в пользу более выгодной пассии, и не вызовет ли его выбор неодобрение со стороны его родственников; и подошел к вопросу заключения брака со всей серьезностью.
- Да, разумеется. И, я буду несправедлив, если, получив твое одобрение, не спрошу о расположении леди и ее отношении к тому, что я стану за ней ухаживать, - учтиво заметил Френсис Роудон.
Его серьезный и в то же время счастливый вид позабавил Тарлтона, но он не стал поощрять разговор на темы несоизмеримо далекие от их нынешней суровой повседневности, и сказал:
- Давай для начала закончим войну, вернемся в Англию, а потом будем вершить дела мирские.
- Да, о возвращении в Англию, - Роудон, казалось, опять впал в растерянность, - я как раз хотел тебе сказать, что имел намерение туда отправиться на будущей неделе, но...
- Но?
- В виду того, что ситуация с партизанскими атаками обострилась, я вряд ли имею моральное право покидать тебя в этом аду, среди болот кишащих малярийными комарами, лесов, пропитанных тяжелым, влажным воздухом, и головорезов Мариона, жаждущих английской крови.
Тарлтон подавил улыбку, глядя на решительное выражение лица этого самоотверженного воина, который недавно только оклемался после своей вылазки вглубь каролинских чащоб. Что бы он там не говорил, но от него больше пользы в штабе, чем в военном лагере и на изнуряющей охоте за мятежниками.
- Мне будет тебя не хватать, не скрою, - неторопливо изрек драгун. – Я дорожу твоей поддержкой. Но ведь дела лорда Корнуоллиса тоже не всегда позволяли тебе выбираться из штаба и участвовать в военных операциях.
- Но я все равно был где-то рядом, старался держаться в курсе всех новостей, быть начеку и в случае чего…прийти с подкреплением, - в голосе Роудона звенело напряжение, а его глаза возбужденно блестели. Уловив эти трогательные признаки беспокойства за себя со стороны друга, Тарлтон испытал чувство глубокой признательности.
- Ты должен следовать своим планам, Френсис, - твердо сказал он. – Не будь так сентиментален и не приноси напрасных жертв. Дай мне возможность порадоваться за тебя – отравляйся на родину.
Роудон благодарно улыбнулся, затем вдруг нахмурился, с притворной подозрительностью глядя на друга.
- Вижу, жертвы мои воистину напрасны, ты ведь даже не будешь по мне скучать.
- У нас намечается массированное наступление на Мариона, удалось вычислить ареал его обитания, так что скучать мне не придется.
Это заявление снова вернуло Роудону серьезный, озабоченный вид. На этот раз его неодобрительный взгляд и тревожный тон были вполне искренними:
- Твои безумные рейды мне кажутся более чем рискованными. Марион уже не раз устраивал засады нашим патрулям, и он действует день ото дня смелее.
- Не волнуйся, на случай крайней опасности у меня всегда с собой неприкосновенный патрон в заветном пистолете, закрепленном в кобуре на левом боку. Так что военные тайны умрут вместе со мной. – Гордо ответствовал Тарлтон и, расстегнув мундир, продемонстрировал другу совсем небольшой драгунский пистолет в кобуре, пристегнутой к плечу ремнями.
- Как ты можешь так спокойно об этом говорить? – Возмутился взволнованный Роудон.
- Это война, Френсис, следовало бы привыкнуть. – Полным спокойствия голосом заметил Тарлтон.
***

Южная Каролина, военный лагерь английских войск, октябрь 1780г.
Двое всадников в зеленой форме миновали мост через безымянную речушку, один из притоков Санти, и остановились перед военным лагерем, над которым гордо реял «Юнион Джек». Ясное утро и великолепие осенних пейзажей Каролины отнюдь не настраивало на лирический лад солдатов его величества, познавших все тяготы войны с партизанами Мариона на земле таинственной и жаждущей крови чужаков.
- Мы обязаны продолжать эту охоту до тех пор, пока не подстрелим последнего партизана, - убежденно говорил Банастр Тарлтон своему спутнику – Джорджу Хангеру. – Какими бы тяжелыми не были условия, в которых нам приходится вести нашу борьбу, и как бы ни были беспринципны эти мятежники, мы не имеем права отступать.
- После той ловушки у бродов Санти, в которую нас любезно заманил Болотный Лис, и которая едва не стоила нам жизни, я должен сказать, что моя вера в наш успех некоторым образом подорвана. Можешь обвинять меня в малодушии, если угодно, - проворчал Хангер, ерзая в седле и болезненно морщась.
- Понимаю, ты получил серьезные ушибы и расстроен гибелью своей боевой лошади. Но, в конце концов, мы нашли достойную замену твоей Бекки, а неудачное падение научит тебя тому, что в следующий раз надо сгруппироваться и последствия не будут столь ужасны, - невозмутимо заключил Тарлтон.
- В следующий раз? Да упаси Бог! – Возмущенно воскликнул драгун. - Я уже отбил себе все нижние чакры и заполучил синяк на добрую половину тела. Это украшение только начало сходить. И вообще я не обладаю ни кошачьей гибкостью, ни их живучестью, так что твой энтузиазм мне чужд.
- Когда мы встретились в Саванне, ты был полон решимости и горел такой заразительной удалью, что мог бы воодушевить индейцев на штурм форта Тикондерога, укоризненно напомнил Тарлтон.
Майор Хангер широко улыбнулся:
- В Саванне перед нами были открыты все самые любопытные заведения и дома богатых роялистов, так что необходимость штурма отпадала сама по себе. Да и кто тебе сказал, что во мне горела жажда именно ратных подвигов? Ну да, я немного прихвастнул, расписывая тебе свои военные заслуги, а кто не сочиняет за пинтой эля? А ты оказался таким впечатлительным малым, что тут же взялся писать своему Андре, дабы тот похлопотал о моем переводе в твой Легион.
- И не жалею о своей доверчивости, потому что ты не давал мне повода усомниться ни в твоей отваге, ни в воинском мастерстве. Правда до настоящего момента я видел моего друга исключительным оптимистом и предпочел бы и дальше наблюдать его в бодром настроении, даже если это будет стоить мне множества сальных шуточек, варварских выходок и неуместных каламбуров с его стороны.
- Ах, ну право! – С притворным смущением отмахнулся Хангер. – Знай же, что этими словами ты выпустил беса из табакерки и отныне мои безумства будут поистине безудержными.
Офицеры направили своих лошадей к лагерю медленной рысью.
- И все же чертовски неблагодарное это дело - носиться по болотам и зарослям, выискивая стоянки хитрого старого гугенота и его шайки. – Снова скривился Хангер, потирая ушибленный бок. – Почему именно мы обречены кормить здесь москитов и стирать седлами задницы в кровь?
- Кто, если не мы? На нас возложена эта задача, и мы обязаны с ней справиться – безапелляционно заявил Тарлтон. – От нашего успеха зависит судьба кампании. Мы деморализуем и разобьем партизанские отряды врага и лишим его этой стихийной силы, подрывающей наши порядки.
- Брось, Бен, выше головы не прыгнешь, - нервно отмахнулся Хангер. – Это у тебя уже мания какая-то. Синдром высоких достижений, или как угробить Легион в лесах, прикрываясь великой миссией.
Полковник смерил его ледяным взглядом и жестко отчеканил:
- Это называется чувством ответственности. Неплохо чтобы и ты его в себе воспитал.
Драгун заметно напрягся под острым взглядом серых глаз Тарлтона и с кривой усмешкой бросил нарочито небрежно:
- Значит, ты считаешь меня безответственным.
- Я считаю, что тебе следовало бы почаще вспоминать о своем прямом долге, - заметил Тарлтон уже более спокойным тоном, - а не посвящать себя всецело бесшабашным забавам и вздорным выдумкам. На тебя нельзя положиться ввиду твоей несобранности и несерьезности. Именно поэтому я оставляю за главного Кокрейна, а не тебя.
Джордж Хангер комично закатил глаза и смиренно пролепетал:
- Ладно, папочка, я буду хорошим мальчиком, слушаться дядюшку Чарли и делать уроки до ужина.
- И пристроишь, наконец, в цирк своих обезьян, а то, боюсь, они слишком многому от тебя научились и в дикой природе уже не выживут, - со смехом добавил Тарлтон.
Хангер состроил обиженную мину и трагически вздохнул:
- Ну вот, когда мы с ними практически породнились и начали обмениваться опытом, ты заставляешь нас расстаться. Можно организовать цирк при нашем Легионе. Другие организовывают театры, а у нас будет цирк. Мои обезьяны уже могут сделать шоу!
Тарлтон скептически покачал головой.
- Пить ром и совокупляться друг с другом?
- Почему же только друг с другом, - оскорбленно вскинулся Хангер, - есть же еще собаки и пара кошек, так что у нас разнообразный романтический репертуар.
Раскатистый смех этого бесшабашного драгуна был настолько заразителен, что трудно было устоять и не поддаться веселью.
- Я тут подумал, - снова заговорил Хангер, который после доброй порции шуток собственного производства чувствовал себя гораздо бодрее и бойче, - раз за главного все равно Кокрейн, так может я поеду с тобой? За моими ребятами присмотрит Бордон, он ответственный. Да, легок на помине, смотри, шагает к нам весь такой серьезный, что-то важное, небось, торопится сообщить.
Капитан Бордон отдал честь офицерам и доложил своему командиру:
- Плохие новости из главного штаба, сэр, думаю, вам следует знать, что решением военного суда Вашингтона майору Андре был вынесен смертный приговор. Его осудили на казнь через повешение.
- Когда? – Срывающимся голосом спросил Тарлтон.
- Суд состоялся сегодня. Приговор, вынесенный им, назначен к исполнению на завтрашний полдень. – Ответил Бордон.
Хангер грязно выругался, призывая проклятия на головы конгрессменов и в особенности Вашингтона.
- Как, дери дьявол их задницы, они могут так поступать с офицером Короны?! – Бушевал он. – Да этой варварской стране прямая дорога в преисподнюю! Ублюдки и отродья шлюх, гори их души!
Тарлтон молчал, застыв в седле и неподвижно глядя перед собой. Но в этом его молчаливом оцепенении угадывалась куда более острая и жгучая скорбь, чем в иных громогласных возгласах и горестных стенаниях.
- Ему организуют побег, я уверен, все уже подготовлено, - твердо заявил Хангер. – Клинтон не бросит своего любимчика в когтях Вашингтона, не позволит расправиться с ним как с гнусным преступником.
Он неуверенно улыбнулся, осторожно всматриваясь в непроницаемое лицо Тарлтона. И хотя полковник мужественно сохранял невозмутимое спокойствие, оба драгуна ощутили смятение и гнетущую тяжесть этого напряженного момента.
***

Южная Каролина, Чарльстон, штаб британских войск, 2 октября 1780г.
Тарлтон явился на аудиенцию к Корнуоллису без какого-либо сопровождения, поскольку своего адъютанта Бордона он оставил в лагере, а Хангер, который номинально занимал его место, выполнял обязанности помощника командира не столь рьяно, и, оказавшись в полном соблазнов городе, тут же отлучился на чрезвычайно важную встречу.
Пребывая в настроении столь скверном, что оно отдавалось легким физическим недомоганием, полковник взошел по ступеням красивого белого здания, с куполообразной крышей. В холле оказалось довольно шумно. Громкие голоса и особенно беззаботный смех ножом ударили по нервам подавленного драгуна. Сегодня он потерял очень близкого друга, боль переполняла сердце, а мысль о том, сколь унизительным способом его лишили жизни, терзала мозг раскаленной иглой. Тошнота подкатывала к горлу, кровь пульсировала в висках, и весь мир, способный в этот черный день беспечно веселиться, был словно разнузданный фат, дерзко бросающий ему вызов.
В довершение всех неприятностей, Тарлтон услышал манерную речь и насмешливый голос бригадного генерала Чарльза О'Хары. И сей пренеприятный субъект праздно и свысока рассуждал ни о ком ином, как о майоре Андре. Пренебрежительный тон, которым О'Хара говорил о погибшем на виселице разведчике, подействовал на Тарлтона подобно плевку в лицо, вмиг вывел из прострации и довел до крайней точки кипения.
Между тем, высказывания О'Хары становились все более резкими и оскорбительными.
- Да, этот пустоголовый фигляр, наконец, допрыгался. Посмешище для всего британского войска, жалкий комедиант и только. Заскучает теперь Клинтон без своего придворного шута. Сегодня он в последний раз сплясал на виселице, говорят, это было убогое, отвратительное зрелище. Даже смерть у таких, как он, нелепая, с публичным позором, после которого вряд ли душа упокоится с миром.
Приблизившись к компании офицеров, которых О'Хара развлекал своим занимательным монологом, Тарлтон остановился позади прославленного оратора и впился в него взглядом, который просто невозможно было не почувствовать. И точно, уже через минуту генерал передернул плечами и медленно обернулся. На мгновение взгляды двух офицеров встретились, но водянистые глаза ирландца беспокойно заморгали и оборвали нежелательный контакт. Впрочем, уверенность быстро вернулась к генералу, он продолжил тоном нарочито небрежным и даже вызывающе возвысил голос, поглядывая на Тарлтона с ядовитой ухмылкой:
- Солдату – пуля, шпиону – веревка, господа, этот аморальный тип заслужил такой конец. Ах, простите, полковник, он ведь, кажется, был вашим другом.
О'Хара обратился к Тарлтону с притворно учтивым кивком и брезгливым оскалом. Тарлтон смотрел на него сквозь полуопущенные веки с невыразимым презрением.
- Я горжусь тем, что могу считать себя другом этого в высшей степени достойного джентльмена, сэр, - наконец ответил он ровным голосом, отдающим металлом в напряженной тишине. – Майор Андре не будет забыт, как и его вклад в благородное дело нашей родины, поэтому я позволил себе говорить в настоящем времени о нем и о наших отношениях. Что же касается ваших гнусных ухищрений в стремлении его опорочить, то эти действия скорее бросают тень на вас, чем оскверняют память о человеке, принесшем свою жизнь на алтарь нашей победы. Разумеется, ваше поведение, недостойное британского офицера, заставляет меня сожалеть о том, что подобные вам носят красный мундир, увенчанный эполетами. И я бы призвал вас к ответу за ваши грубые высказывания в поединке чести, сэр, если бы, конечно, она у вас имелась. Без чести и мужества дуэль превращается в банальное убийство, а ради такового я не намерен рисковать своей репутацией и положением.
О'Хара побледнел, его обескровленное лицо выражало попеременно: тревогу, удивление и негодование. Он был обескуражен дерзостью молодого офицера настолько, что, приоткрыв рот, так и не выдавил из себя ни единого слова. О том же, сколь бурно хлынули потоки его возмущения, когда он справился с потрясением и обрел дар речи, Тарлтон мог лишь догадываться, поскольку один из адъютантов Корнуоллиса спешно увел его за собой, сообщив, что его светлость ожидает в своем кабинете. Драгун бросил через плечо прощальный устрашающий взгляд на генерала О'Хару, отчего-то он не сомневался, что к тому времени, когда он покинет кабинет главнокомандующего, ирландца и след простынет. Возможно, после сегодняшнего инцидента, О'Хара и вовсе будет избегать с ним встречи, опасаясь эмоционального напора и физического внушения, и вынашивая планы мести. Как бы то ни было, но то, сколь резко он осадил мерзавца, явно не останется незамеченным, и, как минимум, будет стоить ему выговора. Так рассуждал Банастр Тарлтон, следуя за адъютантом Корнуоллиса в просторную приемную, из которой двустворчатая дверь вела в рабочий кабинет его светлости. Здесь драгун задержался, покуда щепетильный адъютант докладывал своему генералу о его прибытии. И только после того, как все необходимые церемонии были соблюдены, Тарлтон переступил, наконец, порог роскошно убранного святилища верховного жреца бога войны южной арены боевых действий.
Достопочтенный граф восседал за своим письменным столом, сложив руки перед собой и слегка подавшись вперед с выражением явной заинтересованности и даже некоторого нетерпения. По всей видимости, о конфликте своих подчиненных он уже был осведомлен. Сдержанно отвечая на жест воинского приветствия Тарлтона, сэр Чарльз Корнуоллис проговорил:
- Едва прибыли в штаб и уже чуть ли не напали на моего верного заместителя. Излишняя импульсивность не красит солдата, надеюсь вы сожалеете о случившемся недоразумении между вами и О'Харой.
Тарлтон отнюдь не выглядел раскаявшимся и смиренным, и вместо того чтобы потупить взор, рассыпаясь в извинениях, откровенно заявил:
- Сожалею, сэр, только о том, что все-таки не напал.
Корнуоллис приподнял брови в легком удивлении, затем его жизнерадостное лицо приняло озадаченное выражение, и он строго проговорил:
- Ваша дерзость служит вам плохую службу, помогая наживать врагов и толкая на конфликт с командованием. Но, с другой стороны, именно она, эта дерзость, снискала вам славу, неоднократно венчая победой атаки, когда враг превосходил числом ваши силы. Что касается майора Андре, то лично я считаю его отважным, мужественным человеком, самоотверженно служившим Короне.
- Именно так, сэр, - живо отозвался драгун, - поэтому мне так невыносимо слышать, как его имя порочат бесчестные клеветники, чей вклад в нашу борьбу не столь ощутим.
Глядя на его горячность, Корнуоллис снисходительно усмехнулся и наставительно заметил:
- И, все же, от тактики лобового столкновения я вас попрошу впредь воздержаться, ваш ныне покойный друг без сомнения изобрел бы более изящный и хитроумный способ мести.
После того, как Тарлтон ответил на сентенцию своего командира безоговорочной готовностью придерживаться установленных правил поведения и не подстрекать к их нарушению других офицеров, они перешли непосредственно к делу. Генерал разложил на столе одну из своих карт, и в центре их с Тарлтоном обсуждения оказалась местность под названием Кингс Маунтин, небольшая возвышенность на северо-западе между Южной и Северной Каролиной. В данной области, левого фланга британских сил на Юге, пребывал майор Фергюсон со своими лоялистами-ополченцами. Корнуоллис отметил, что с Севера надвигаются значительные силы мятежников и не исключено, что гордому шотландцу понадобится помощь, хотя сообщений с просьбой о подкреплении тот и не посылал. Обсуждение будущего столкновения с врагом и вопросов полной боевой готовности драгунов, чей стремительный рейд при случае спасет положение, заняли несколько часов. «На закуску» же были оставлены такие злокозненные и вездесущие диверсанты, как Френсис Марион и Томас Самтер.
Когда все стратегические планы и тактические тонкости, необходимые меры предосторожности и боевой готовности были оговорены в деталях, часы над каминной полкой показывали половину десятого; Тарлтон бросил взгляд на разворот стрелок, покидая кабинет Корнуоллиса. Насущные вопросы несколько отвлекли его от утраты, но теперь, когда он вышел в безлюдный коридор, весь груз мрачных мыслей обрушился на него с прежней довлеющей тяжестью.
Закрепленные за драгунами квартиры находились недалеко от штаба, в особняке одного из богатых патриотов. Но возвращаться в это временное пристанище, сколь бы не было оно комфортабельно в сравнении с их лесными избушками, Тарлтон не спешил. Поздний осенний вечер оказался удивительно теплым, мягкий бриз, пропитанный дыханием океана, приятно ласкал кожу. Тарлтон спустился по лестнице, перед ним в тусклом свете фонарей лежала улица, по которой изредка проезжали экипажи и спешили по домам редкие прохожие. Когда же он, погруженный в пучину скорби, выбирал направление для своих одиноких и бесцельных скитаний, знакомый женский голос вдруг звонко окликнул его. По мостовой застучали каблучки и, обернувшись, он увидел Алисию Фэрроу, хрупкую и кукольную даже в громоздком капоре и широкой шерстяной накидке.
- Алисия, - пробормотал он, снимая шляпу. – Отчего ты здесь в этот поздний час?
- Чарльстон никогда не спит, даже комендантский час мы беззастенчиво игнорируем, - откликнулась она в своей обычной игривой манере. – Джеймс написал мне, что ты будешь в городе сегодня, и я выследила тебя и поджидала в своем экипаже.
Внезапно прелестное личико леди Фэрроу сделалось печальным, зеленые глаза наполнились слезами, губы задрожали.
- Джон… Как они могли, - в ее сдавленном голосе боль мешалась с яростью. – Как они могли! Я не находила себе места со вчерашнего дня. И все же до последнего цеплялась за надежду, что его выкупят, или устроят побег. И как только я узнала… Узнала, что все кончено, то решила, что обязательно должна тебя разыскать.
Молодая женщина шагнула вперед и со всхлипом прижалась к Тарлтону.
- Сейчас не до церемоний, ведь так? Но я все-таки признаю свою ошибку, - прошептала она, подняв на него глаза. – Я вздорная особа и должна извиниться за прошлое…
- Это лишнее, я не жду от тебя никаких извинений, - ответил драгун. – Тем более, что мое сердце уже растаяло от твоего искупающего поступка. То, что сейчас со мной рядом человек, столь глубоко преданный Джону, очень много для меня значит. А твоя поддержка, милая Алисия, и вовсе бесценна.
Она смущенно улыбнулась, промокнув глаза тонким кружевным платком:
- Боюсь, скорее мне понадобится поддержка и утешение. Вы ведь солдаты не позволяете себе такой вольности, как проявление чувств, а слезы для вас и вовсе непростительная роскошь. Так что, глядя на твое бесстрастное лицо, я начинаю сомневаться, что чем-то вообще могу быть полезна.
Тарлтон слабо улыбнулся:
- Обещаю сделать все возможное, дабы рассеять твои сомнения, и продемонстрирую тебе то, как бесконечно я в тебе нуждаюсь.
Алисия неожиданно крепко сжала его руку своей изящной, затянутой в белую перчатку, ручкой, и произнесла с нежным сочувствием:
- Я это знаю, ты сегодня бледнее обычного…
Оба смятенно потупили взор. Наконец Алисия отстранилась и, уже несколько кокетливо закатывая глаза, проговорила с трагическим придыханием:
- Этот сентябрь едва не стоил мне рассудка: сначала твоя малярийная лихорадка, а следом весть о том, что Джона схватили и заточили под стражу бешеные псы Вашингтона. Его игра была слишком рискованной.
- Он никогда не был из тех, кто избегает риска, отступая перед опасностью, - заметил Тарлтон с гордостью приправленной печалью.
- Итак, у нас с тобой есть горький повод выпить, - сказала девушка, демонстрируя бутылку, покоящуюся в складках накидки. – Пойдем, прогуляемся до пристани, перед бескрайним переменчивым океаном даже скорбь отступает в священном трепете. Джон сказал бы, что все мы лишь пылинки в круговороте времен, наши судьбы – щепки на волнах бытия и нет смысла ни о чем сожалеть и ни за что цепляться.
Она взяла его под руку с дружеской непринужденностью, и они направились в сторону порта. Вскоре влажный ветер и мириады мелких брызг окутали их, мерный шепот волн заворожил, а сотни бортовых огней очаровали их взоры. Ночной порт Чарльстона был сказочно красив, Тарлтону он до боли напомнил гавань родного Ливерпуля. От этого внезапного дежавю сладко заныло сердце.
Когда откупорили бутылку, в которой оказалось черри-бренди, Алисия с нервным смехом приложилась к горлышку, отмечая тот факт, что настоящие леди до такого способа распития спиртных напитков ни за что не опустились бы. Вспоминали постановки Андре, то с какой страстью он уходил в работу над ними, как муштровал актеров почище солдат, как нервничал на своих премьерах, как радовался их успеху и закатывал пышное празднество по случаю своего триумфа. Кроме того, у каждого из них имелся грифельный портрет работы Джона Андре, и они делились воспоминаниями о том, как собственно создавались эти милые рисунки. Говорили и о минувшей зиме, о времени, когда Андре их познакомил, и когда они оба в последний раз видели его живым и полным сил, и оптимизма.
Провожая миссис Фэрроу к экипажу, Тарлтон выразил сожаление о том, что был столь неучтив и оставил капитана Бордона в лагере, тогда как они, вероятно, планировали встречу, ожидали намеченного срока. На это Алисия насмешливо фыркнула, мол, чудовищной наивностью было бы полагать, что у них с Бордоном серьезные отношения. Она заявила о том, что чужда глупой женской покорности, и никогда никого не ждала и ждать не намерена. Окончательно раскрепостившись после бренди, она обвила руками шею полковника и запечатлела на его щеке пламенный прощальный поцелуй.
Только после того, как расстался с Алисией, Тарлтон позволил своим мыслям коснуться того сокровенного воспоминания, которое до сих пор было тайной за семью печатями. Странные переживания той декабрьской ночи, когда Андре навел на него пистолет и затеял игру, которая очень скоро вышла из-под контроля, снова воскресли в воображении молодого офицера. Мысли о произошедшем повергали в смущение, ибо воспламеняли сознание порочным огнем стремительно и неотвратимо. Эти откровения вызывали чувство вины, какую-то необъяснимую душевную скованность, ощущение глубокого внутреннего конфликта. Но теперь ко всем этим чувствам примешивалась еще и острая, ни с чем несравнимая, боль и опустошенность. Ведь больше не имело значения то, чем закончится эта сложная внутренняя борьба. Потому что на земле больше нет человека, который принял бы его капитуляцию...
Двухэтажный особняк, выкрашенный в светло-розовый цвет, являл собой безукоризненный образец колониальной архитектуры. Хотя, Тарлтона, в общем, забавлял тот факт, что суровым воинам, неистовым драгунам, наводящим страх на южан, был отведен один из самых вычурных, кокетливо-претенциозных «пряничных» домиков. Сейчас, впрочем, он не особенно смотрел по сторонам, и цветочные клумбы, фонтаны, статуи ангелов и единорогов, античные барельефы и причудливые картины и драпировки не были удостоены должного внимания.
Словно во сне или в состоянии наркотического транса Тарлтон пересек холл первого этажа, ничего вокруг не замечая, поднялся по лестнице и вошел в небольшую гостиную. Эта комната с бильярдом, старинным клависином и широкой кушеткой у камина была смежной с его покоями. Здесь, по своему обыкновению, обретался Джордж Хангер, и явным признаком его пребывания тут служило присутствие шести бездомных собак и серого котенка. В состоянии полнейшей апатии, Тарлтон не только проигнорировал этот бедлам, но и едва не споткнулся о всклокоченного черного пуделя, лежавшего у порога. Даже самого Хангера, вытянувшегося на полу перед камином с целым арсеналом бутылок, Тарлтон обнаружил не сразу. Драгун занимался тем, что поджаривал на огне одну из своих любимых немецких колбасок (ему доводилось служить с гессенцами), внезапное шкварчание этого кушанья и выдало его местонахождение.

@музыка: Пикник "Прикосновение"

@темы: британцы, слэш, исторические личности, творчество автора, драгуны, Банастр Тарлтон, Banastre Tarleton

---

Мэри Робинсон посвящается

Мэри Робинсон посвящается
Одним несмелым прикасаньем
И резким росчерком пера,
И взглядов томных наказаньем,
Письмом, обещанным вчера.
И теплым вечером под грабом,
Когда над речкою луна,
И ночью грозовой под градом,
Украдкой стоя у окна.
Призывным шелестом сатина,
Волной растрепанных волос,
Тяжелым пленом кринолина,
Узором кровяных полос.
И содроганием под плетью,
И исступленною мольбой.
И этой дьявольскою сетью,
Сплетенною для нас судьбой.

Актриса
Хитра, капризна и строптива.
Она и ласкова, и зла.
Высокомерна и красива,
Она сгубила и спасла.
В ней есть беспечное распутство
И роковое колдовство.
В душе сильфиды легкой чувство,
Но бесовское естество.
Актриса, нет ее светлее,
Когда под рампою одна
Устами полными елея
Поет свой монолог она.
Актриса, нет ее темнее,
Когда тщеславием полна,
Души и чести не жалея,
На дно спускается она.
Актриса, мне ее печали,
Капель ее фальшивых слёз
Лишь отвращение внушали,
Будили смех и яд угроз.
Ее убогое коварство,
Ужимки, вечная игра
Царицы потерявшей царство,
Рабыни в свертке из ковра.
И лесть ее, и оскорбленья,
Стихи и проза, хохот, плач,
И даже стоны исступленья -
Лишь эхо бедствий и удач.

Покорена
Покорена, без боя, без осады.
Я веер уроню слабеющей рукой.
Ты торжествуй, твои слова и взгляды
Ворвались в душу мне и отняли покой.
Что ж торжествуй, драгун, завоеватель,
Ты всем силён и слепит власть твоя.
О, как же был несправедлив Создатель,
Мне на погибель свой шедевр творя.
Судьбы моей чугунные оковы,
Венец терновый, крепкая петля -
Твой голос, потрясающий основы,
И властные манеры короля.
Но, брошенная в заключенье пледа,
Кричу: "Сдалась, прими же и владей!".
Смеешься - слишком легкая победа
И не прельщает боевой трофей.

@темы: исторические личности, посвящения, стихотворения, Британия и британцы

---

Хроники Зеленого Драгуна. Часть 1

Название: Хроники Зеленого Драгуна
Автор: Irbis_light
Фандом: Исторические события
Пэйринг: Джон Андре/ Банастр Тарлтон
Рейтинг: NC-17
Описание: Cобытия происходят в разгар Войны за Независимость американских колоний от их метрополии – Великобритании. Главный герой повествования – Банастр Тарлтон, молодой, деятельный британский офицер, которому суждено стать карающим бичом Юга, «Мясником Каролины», «Кровавым Беном», «охотящимся леопардом». Но так ли все однозначно? Только ли американская земля изнемогала под гнетом беспощадного Тарлтона, содрогалась под ударами копыт его конницы и была распята зверским насилием этого хладнокровного и циничного англичанина? Или, быть может, враждебная земля и чужак-завоеватель взаимно обрекали друг друга на адовы муки. И у кого, в таком случае, было неоспоримое преимущество в этой заведомо неравно борьбе?.. Но, все же, британский лев, познавший вкус поражения, не обернется жалкой побитой дворнягой и, до конца оставаясь верным долгу, не позволит мятежникам пускать «Юнион Джек» на портянки. Часть первая, в которой Тарлтон прибывает в Нью-Йорк с поручением передать секретную информацию главному штабу британцев через майора Андре

Самые трогательные и счастливые часы,
это – часы перед битвой.
(Николай Гумилёв «Записки кавалериста»)

I

Пятого декабря 1779 года Джон Андре покинул свою опочивальню в столь ранний час, что опередил даже прислугу, досыпавшую последние минуты перед рассветом. Совершив пешую прогулку до площади Ланкастр-сквер, Андре обосновался в уютной таверне, где коротал время в ожидании завтрака в кресле у окна. Занятая им позиция позволяла обозревать все обширное пространство площади и часть Южной улицы, ведущей в нью-йоркский порт.
Наслаждаясь превосходным индийским чаем, Джон Андре попросил перо и чернильницу и, достав из нагрудного кармана, небольшую тетрадь, взялся за шестой акт своей пьесы. Словно ведя мысленный диалог со своими героями, Андре едва заметно шевелил губами, неслышно проговаривая какие-то фразы. В зависимости от полученного результата, майор Андре то усмехался, то хмурился и резким росчерком отсекал неудачную реплику персонажа, орудуя пером как саблей. Иногда он обращал свой взор к окну и, задумчиво вертя в пальцах перо, оглядывал запорошенную снегом площадь. Сегодня в Нью-Йорк прибывает английский вооруженный торговый бриг «Астрея», следующий из Саванны. И Джон Андре ожидал его прибытия, ибо на борту этого судна находился британский офицер, уполномоченный доставить ему важные сведения от генерала Корнуоллиса. Отчет перевозился со всей возможной секретностью и осторожностью, и был доверен человеку, в верности которого не приходилось сомневаться. Андре редко ошибался в людях, а тех, с кем состоял в дружеских отношениях, он изучал со всей скрупулезностью, приличествующей разведчику. Майор Джон Андре был не просто английским шпионом, а личным адъютантом и штабным разведчиком самого Генри Клинтона. И он, как доверенное лицо его превосходительства, получив документ, должен был проанализировать его, составить краткое содержание и присовокупить к нему свое заключение. И все же, несмотря на свой немалый опыт шпиона, Джон Андре был несколько удивлен, когда узнал от своего осведомителя кого именно лорд Корнуоллис соблаговолил отрядить для встречи с ним и исполнения столь необычной по сути миссии.
А этим человеком был молодой кавалерийский офицер, возглавлявший Легион Королевских Зеленых Драгунов, полковник Банастр Тарлтон. И в данный конкретный момент времени, когда Андре вновь оторвался от своей пьесы, он въехал на площадь со стороны порта на великолепной боевой лошади. Даже мимолетного взгляда на всадника было достаточно, чтобы заметить насколько стиль его езды и манера держаться в седле отличается от праздной прогулочной посадки и небрежных движений большинства граждан. Завораживающая грация хищника говорила о том, что верховая езда для него – это мастерство, тщательно отточенное и столь же необходимое в битве, как меткость стрелка или ловкость фехтовальщика. Наездник, не обладающий необходимыми навыками, в бою уязвимее любого барабанщика.
- Сам Адонис британской кавалерии во всем блеске своего великолепия, - вместо приветствия проговорил Андре, с улыбкой разглядывая всадника.
- Джон! Можешь не стараться – я все равно рад тебя видеть, - воскликнул драгун и, соскочив с седла, порывисто обнял своего друга.
Майор Андре ответил на его объятья довольно сдержанно, и, смутившись, Банастр Тарлтон произнес:
- Прошу прощения, это, наверное, как-то по-плебейски…
- Да, но чего еще ожидать от выходца из провинции, - протянул Андре с театральным вздохом.
- В Лондоне ты неустанно напоминал мне об этом при любом удобном случае и всеми мыслимыми способами, - заметил Тарлтон, беря свою лошадь под уздцы.
Андре невозмутимо пожал плечами и произнес:
- Твоя самоуверенность и безмятежность задевали меня за живое и служили постоянным эмоциональным раздражителем. Ну, какое ты имел право на столь безоблачное существование и высокомерное поведение при своем скромном доходе, юном возрасте и провинциальном происхождении?
- И ты хладнокровно нацелил оружие своего коварного злословия в сердце моего самоуважения, - насмешливо заключил драгун.
Отряхнув от снега воротник своего элегантного плаща, Джон Андре сделал знак своему другу следовать за ним. И, продолжая беседу, офицеры направились к дому, в котором адъютант Клинтона арендовал роскошные апартаменты.
- Ты что же жить вне седла уже не можешь, или собираешься обратный путь проделать верхом? Как раз успеешь к следующему Рождеству. – Андре шествовал не спеша, с достоинством, поигрывая на ходу изящной тростью. А Тарлтону, привыкшему к энергичным, стремительным движениям, приходилось подстраиваться под этот степенный, размеренный шаг.
- Честно говоря, морские путешествия и жизнь на борту никогда не прельщали меня. Но, повинуясь досадной необходимости, я отправлюсь на Юг тем же манером.
- А лошадь тебе нужна для моральной поддержки, или ты считаешь, что здешние барышни так безнадежны... - Проговорил Андре, насмешливо прищурив глаза.
Тарлтон, сохранявший невозмутимый вид, после этих слов все же не выдержал и рассмеялся.
- Ладно, обещаю придержать до поры картечь своих нападок. – Милостиво улыбнулся Джон. – Тем более что я так и не добился твоего смирения во время нашего ожесточенного соперничества. Признаться, я до сих пор не могу разгадать тайну моей неприязни к тебе, ведь вокруг было множество мальчишек, дерзких, кичливых, любопытных, но… Ты каким-то образом постоянно привлекал к себе внимание, и мое, и всеобщее. Наверное, за это я тебя и невзлюбил.
- Ну, а чем я заслужил впоследствии твою благосклонность? – Бодро осведомился Тарлтон.
Андре задумчиво покрутил в руках свою трость и ответил:
- Мы плыли на одном судне. А шесть недель пути примирили бы меня даже с обществом ирландского мятежника. И вполне возможно, что та эксцентричность, которая делала тебя неизменной мишенью моих издевок, при других обстоятельствах стала причиной моего к тебе интереса. И это обстоятельство, собственно, заставило меня искать твоего общества все чаще… К тому же война некоторым образом сплотила нас перед лицом общего врага. Ратные походы всегда объединяли людей. Нас обоих ожидало здесь много враждебного и неизведанного, неудивительно, что мы, обсуждая грядущие опасности, сблизились.
- Опасности? – Драгун небрежно отмахнулся. – Мне кажется, мы все больше соревновались в откровенном бахвальстве, обсуждая предстоящую военную кампанию.
- О, и это как ничто другое ясно говорило о скрываемом нами волнении и тревоге, - многозначительно изрек майор.
- Однако теперь в нас уже не осталось страха. – Твердо произнес полковник Тарлтон и его взгляд сделался жестким. – Ты плетешь интриги уже не среди кокетливых актрис и робких студентов, а в высшем обществе Нью-Йорка и Филадельфии.
- А ты командуешь драгунами и повергаешь в трепет весь Новый Свет. Обменялись любезностями? – Андре ехидно улыбнулся. - Теперь пойдем в ближайший конно-каретный двор и отдадим твою милашку на попечение добрых господ - конюхов.
Они свернули в один из переулков, и вышли к каретному двору под вывеской «Королевский кортеж». Там Тарлтон вверил свою вороную в руки заботливого персонала и, отдав соответствующие распоряжения, оставил за лошадь гинею.
- Признаться, я был удивлен, когда мои пташки напели мне о том, что сюда отправили именно тебя, - сказал Андре, когда они снова вышли на главную улицу.
- И почему же? – Изумился Тарлтон. - Мне дали небольшой отдых, хотя, в общем-то, зимой наши войска обычно «впадают в спячку», и в моих услугах особенной нужды нет. Так, что меня вызвали из Уинсброу в Саванну и отрядили в Нью-Йорк, так как, очевидно сочли удобным, чтобы я…
Андре предостерегающе поднял руку, инстинктивно озираясь по сторонам.
- Об этом позже. Столько неловкостей возникает, когда имеешь дело с неподготовленными людьми, - заметил он не без раздражения. – И ты сам действительно веришь в бескорыстие этого широкого жеста нашего доблестного руководства, не так ли?
Прищурившись, Андре пытливо и с некоторым лукавством изучал лицо друга.
- Мне так же было поручено пополнить кое-какие запасы наших войск на Юге, и отправиться с данным грузом на борту «Святой Терезы» снова в Саванну.
- Об этом могли позаботиться ответственные за снабжение, - отмахнулся Андре. – Ну что ж, не буду дальше смущать твой неискушенный разум. Очевидно, ты привез мне по-настоящему…лакомый кусочек. Другого просто и не могло быть, учитывая всевозрастающую опасность, грозящую нашим посыльным, и беспринципную политику повстанцев.
После того, как офицеры достигли места назначения, в уединении кабинета Андре с темными, плотно задвинутыми шторами и массивной дубовой дверью, Тарлтон передал, наконец, разведчику небольшой кожаный футляр с запечатанными в нем бумагами чрезвычайной важности. Удовлетворенно улыбаясь, майор положил ценные сведения в сейф, а затем зажег масляную лампу и налил в бокалы вино из хрустального графина. Пока прислуга накрывала стол к обеду, друзья обсуждали последние события и ход войны, и пили вино в уютном полумраке кабинета.
За обедом Джон Андре заговорил о своей неизменной страсти – театральных постановках. Он сообщил, что на следующей неделе состоится премьера драматической пьесы его собственного сочинения. И выразил надежду на то, что ему удастся убедить своего друга принять участие в спектакле, как это было зимой 1777 в Филадельфии.
Тарлтон покачал головой и ответил вежливым отказом:
- Покорнейше благодарю за оказанную честь, друг мой, но мне хватает и тетра военных действий.
Андре досадливо закатил глаза.
- Ах, ну разумеется, ты же у нас теперь прославленный военачальник. Куда уж нам изнеженным штабным офицерам, давно не нюхавшим пороха. - Протянул он. - Но, знаешь ли, слава - это обоюдоострый клинок, не всегда получаешь то, за что сражаешься. А для нас, разведчиков, она и вовсе опасна.
После некоторой паузы адъютант Клинтона продолжил свою неторопливую речь, рассеянно вертя в пальцах вилку.
- Впрочем, мне кажется, что ты наслаждаешься процессом куда больше, чем самим результатом. Упиваешься сознанием собственной значимости, ощущением власти, видом врагов, извивающихся под копытами твоей лошади.
- Или видом их пуль, летящих в меня, после того как над их порядками был поднят белый флаг, - холодно заметил драгун.
- Что ж, и это тоже тебя вдохновляет. Будь иначе, ты бы уже сдал позиции. Этим безумием надо жить, купаться в нем, доходя до исступления, и тогда оно выносит тебя на волне победы, а не захлестывает и увлекает в пучину безвестия.
Тарлтон оставил это замечание без ответа. И несколько минут обед продолжался в полном молчание, пока его не нарушил глубокий голос майора Андре.
- В моем распоряжении две гостевые комнаты, так что ты можешь выбирать, хотя я бы рекомендовал тебе ту, что на втором этаже, она более просторна и убрана в теплых бежевых тонах.
Когда Тарлтон ответил, что намерен снять апартаменты в гостинице, Андре едва не поперхнулся лучшим французским вином. Он отложил в сторону столовые приборы и осуждающе воззрился на своего друга, обидчиво поджав губы.
- Я такой невыносимый собеседник или мои манеры столь вульгарны и грубы, что ты желаешь как можно скорее отделаться от меня? – Спросил он со своей обычной иронией.
Тарлтон явно смутился.
- Нет, Джон, как ты можешь так говорить. – Поспешно возразил он. - Мы же друзья. И я испытываю к тебе глубочайшее уважение и пленяюсь благородством твоих манер и учтивостью речи. Но считаю, что злоупотреблять твоим гостеприимством будет бестактностью с моей стороны.
Андре пристально смотрел на Тарлтона с холодной усмешкой и незнакомыми гневными искорками в темных глазах.
- Не будь мы оба достойными джентльменами и королевскими офицерами, я бы сейчас сказал нечто такое, что тебе не доводилось слышать ни в казарме, ни в порту, ни в самом захудалом кабаке. - Едко заметил майор. - Так что, храни Господь Англию и короля!
На последних словах Андре издал театральный вздох и примирительно кивнул драгуну, поднимая бокал в честь их далекой родины. Тарлтон охотно поддержал этот тост.
- Да рассеяться враги Короны!
- Ох, «рассеяться», ты перебрал Шекспира, мой дорогой, - добродушно хохотнул Джон Андре. – Интересно, среди своих солдат ты придерживаешься такого же пафосного тона.
Под конец обеда Андре обратился к своему другу с вопросом:
- Ну что, мой бравый боевой офицер, после тягот войны тебе будет отрадно окунуться в оживленную суету светской жизни?
- Я буду рад такой возможности, - отозвался полковник.
- Тогда тебе повезло, как раз сегодня в ратуше дают большой благотворительный бал. Будет много влиятельных дам, которым я хочу тебя представить, кое-кто прибыл из южных колоний, чтобы развеяться. Словом, я предлагаю тебе свое покровительство и даю тебе обещание, что со мной ты не пропустишь ни единого занимательного и важного события, и не избежишь ни одного безумного развлечения.
- Охотно вверяю себя в ваши руки, мой любезный друг.
Около полудня Андре отвел гостя в те самые покои на втором этаже, которые рекомендовал за обедом, и предоставил ему возможность наслаждаться отдыхом в уединении. После неудобств жизни на корабле, уютная со вкусом обставленная комната была настоящей роскошью. А сам разведчик в то время спустился в свой кабинет и, бегло ознакомившись с докладом генерала Корнуоллиса, отправился к своему командиру, дабы усладить его слух предварительным устным рапортом и обсудить изложенные в послании военные события.
Вернулся майор Андре ближе к вечеру. И, после чаепития, молодые офицеры поднялись в изящную гардеробную комнату с несколькими огромными зеркалами, для приведения себя в порядок перед предстоящим светским раутом. Пока Андре выбирал подходящий камзол, Тарлтон просто поправил на себе свой безупречно подогнанный зеленый мундир, рассматривая себя в одно из высоких зеркал. Когда его вызвал Корнуоллис, он и не подозревал о столь дальней поездке, как плавание до Нью-Йорка, поэтому не позаботился о том, чтобы захватить с собой гардероб. Впрочем, мундир на нем сидел великолепно и как всегда был в идеальном порядке.
- Ты так и не приучил себя пудрить волосы и носить парик, - заметил Джон Андре, наблюдая за тем, как его друг расчесывает гребнем буйные кудри густых блестящих волос. – И это самая милая провинциальная небрежность из всех мне известных. Не смей от нее избавляться.
- Даже когда стану старым и начну лысеть? – Усмехнулся драгун, дерзко встряхивая роскошной гривой волос.
- С твоим неистовым рвением в битвах, ты можешь и не дожить до седых висков, - резонно заметил Андре.
- Вот и прекрасно!
- Только под цвет твоих волос больше подойдет другая лента, - снова заговорил Андре, приближаясь к Тарлтону. - Черный цвет слишком строг и мрачен. А у меня как раз есть подходящая, из темно-синего шелка с лиловым отливом. – Он достал ленту из красивой фарфоровой шкатулки. - Ты позволишь? – Получив согласие, он перевязал волосы Тарлтона лентой и, восхищенно улыбаясь, провел по ним своими изящными длинными пальцами.
- И еще один последний штрих, - сказал Андре, извлекая из черной лакированной шкатулки небольшой аккуратный флакон и выливая несколько маслянистых капель себе на пальцы. - Лучшие французские духи, - объявил он, проводя рукой по волосам и шее друга.
В зеркале отражались двое поразительно красивых молодых мужчин, один из которых был немного выше, имел более темные волосы, проницательные карие глаза и мягкий овал лица с изящными правильными чертами. С первого взгляда трудно было понять, что он старше своего компаньона, потому что, несмотря на преимущество в росте, теплая и озорная улыбка и одухотворенное лицо наделяли его юношеским обаянием чистоты и легкомыслия, в то время как облик его товарища казался не по годам суровым. Этот второй джентльмен был так же подтянут и исполнен грации, обладал той же аристократической тонкостью черт, что и высокий брюнет, но его образ поражал воображение куда сильнее. Несмотря на высокомерную отчужденность бледного лица, властные складки возле губ и решительную твердость взгляда, его своеобразное лицо было не менее приятно, чем открытое и любезное лицо его друга, его внешность была пленительна и губительна для взора подобно опиуму. Длинные каштановые волосы, собранные в хвост, открывали широкий лоб, гордый разлет черных бровей и темно-серые глаза пугающей глубины. Совершенная линия его губ приобрела легкий ироничный изгиб, а орлиный нос придавал его облику что-то хищное и опасное.
- Боюсь, сегодня мне придется находиться в тени моего более молодого, красивого и удачливого друга. – Заметил Джон Андре, лукаво улыбаясь и бросая на Тарлтона томный взгляд из-под ресниц. - Все-таки досадно, что ты отказываешься сыграть в моем спектакле, в тебе есть то, что французы называют "шарм". Война сделала твое лицо суровым и жестким не по годам, но вот улыбка, по-прежнему мечтательная и светлая, сохранила то самое трогательное неповторимое озорство.
- И когда ты успел подметить? – Слегка растерянно спросил полковник.
- Это не сложно для философа и драматурга. – Отозвался офицер разведки. - Правда, прежде мне не приходилось ловить момент, ведь ты улыбался гораздо чаще. Что тебя печалит? Корнуоллис и Клинтон тобой довольны. Эта война воистину открывает перед тобой грандиозные перспективы. Ты удачлив, энергичен и настойчив, и я уверен, что победа нашей славной армии принесет тебе заслуженные лавры.
Тарлтон бросил на него довольно мрачный взгляд и холодно ответил:
- Твое рассуждение о славе показалось мне беспощадно точным... А вот сейчас ты преисполняешься чрезмерного оптимизма и рисуешь до наивного радужную картину. Тебе следует сменить возвышенный эпический жанр повествования на более уместный здесь жанр драмы. Наши позиции на Юге вовсе не так прочны, как об этом принято говорить. Не так много колонистов оказали нам поддержку, а партизанская война в Каролине изматывает наши отряды и отрезает пути снабжения.
- Ну, тайная канцелярия тоже не бездействует, и войны выигрывают не только сабли и пушки, - хитро улыбнулся Андре, с загадочным блеском в глазах. - Даст Бог и моя скромная лепта окажется ценным вложением во благо общего дела. Ты уж прости, но посвящать тебя в свои тайные замыслы и коварные планы не стану, дабы не подвергать нас обоих ненужной опасности. Но, поверь, и мне есть чем похвастаться, просто, в отличие от твоих, мои победы куда менее прославлены и громки. Что ж, таков мой удел.
Когда все приготовления были завершены, и Андре увенчал свою голову красивым белым париком, надел густо-фиолетовый с золотом камзол со светло-розовым жилетом, джентльмены спустились вниз и вышли на крыльцо, у которого их уже дожидался роскошный экипаж.
В зале было жарко, свет казался слепящим, слишком ярким, женский смех – фальшивым и раздражающим, ароматы парфюмов, пропитавшие каждое кружево - от корсажей и до носовых платков, удушливыми, а лица и прически не выразительны и похожи друг на друга. Так что Тарлтон вскоре после прибытия на этот грандиозный бал, к своему немалому удивлению, испытал приступ головокружения гораздо более сильный, чем от испарений в болотах Каролины. Однако ему в течение получаса приходилось со всей возможной любезностью приветствовать целую вереницу дам, которым Андре спешил его представить. И по окончанию этих официальных церемоний его друг к тому же оказался не слишком доволен им. Как раз в тот момент, когда закончился первый танец, и Тарлтон собирался выйти на балкон, чтобы вдохнуть наконец свежего воздуха, Андре подхватил его под руку и сердито прошептал:
- Ты не мог бы не смотреть на этих прелестных дам с той холодной снисходительностью, с которой взираешь на своих солдат выстроившихся для маневров. Если не действия твои, то взгляды должны покорять их, обещанием грубого плотского обладания, дарить им надежды на любовные безумства, от которых они млеют.
- Ты как всегда склонен к преувеличению, - фыркнул драгун.
- Нисколько, просто ты еще слишком молод, и не знаешь женщин так же хорошо, как я.
Тарлтон предпочел ничего не отвечать на это самодовольное заявление, а, освободившись, наконец, от бдительной опеки своего великосветского друга, покинуть зал хотя бы на несколько минут.
Звезды над Нью-Йорком сияли необычайно ярко и склонялись к земле так низко, как спелые яблоки. Чистый морозный воздух, ясное небо Севера вселяли надежду, вступая в контраст с коварным и переменчивым южным климатом и его туманами, облачностью и бурями. Тарлтон постоял несколько минут в одиночестве, если не считать какого-то пожилого господина неподалеку, дыша полной грудью и думая о том, как странно изменилось его восприятие светских мероприятий, вроде этого бала. Отчего-то сейчас подобные увеселения казались ему почти абсурдными в своей нервной суете, глупых ужимках, бессмысленных разговорах и однообразных танцевальных па. Была ли связана эта перемена с тем фактом, что он сделался груб и придирчив, познав в полной мере самую страшную сторону жизни, бушующую неукротимую стихию войны. Или же все дело в том, что его сейчас больше волновал успех военной кампании англичан, и мысли о войне держали его в постоянном, пусть неосознанном, напряжении. Но одно было ясно, что дела мирские уже не увлекают его как прежде, их значимость померкла для него, их успехи и неудачи казались смехотворными.
Когда Тарлтон вернулся в зал, Андре пребывал в обществе миниатюрной леди, которая о чем-то увлеченно расспрашивала его, бросая быстрые, но явно заинтересованные взгляды в сторону драгуна. Фамилия этой юной особы была, кажется, Фэрроу, и она входила в число тех богатых землевладельцев, которые прибыли с Юга в поисках развлечений.
Улыбнувшись своему другу многозначительной улыбкой, Джон Андре тут же, с истинно французским обаянием, уговорил их с кукольной леди составить пару для предстоящей кадрили. Сам же адъютант Клинтона направился к компании троих более почтенных дам, дабы, засвидетельствовав им свое почтение, узнать кое-какие последние новости.
От игры в вист Андре удержал своего азартного приятеля, поэтому остаток вечера был так же безмятежен и проходил в светских разговорах за вином и бренди, танцах, и неизменных наставительных речах и ценных советах многоопытного разведчика.
В начале второго часа пополуночи офицеры покинули бал, поскольку майор Андре имел твердое убеждение в том, что засиживаться до конца это – моветон. Тарлтон нисколько не возражал против данной сентенции, поскольку, в сущности, был рад покинуть, наконец, душный зал городской ратуши.
В свете фонарей падающий снег искрился и переливался, как волшебная пыльца, которую сеяли сказочные феи. Молодые люди выбрались из экипажа на заснеженную улицу и задержались перед крыльцом, любуясь таинственной зимней ночью.
Глаза Андре возбужденно блестели, то ли от выпитого вина, то ли от приятных впечатлений званого вечера, а, быть может, им владело творческое вдохновение. Он потянулся к Тарлтону, вдыхая запах духов, особенно острый и пряный на морозе, а затем сказал:
- Тебя не заинтересовали стыдливые юные барышни, кокетливые и дерзкие актрисы, услужливые и привлекательные зрелые дамы. Быть может, тебя заинтересует это…
И, совершенно неожиданно, по-змеиному гибким и быстрым движением Андре подался вперед и взял губы Тарлтона решительным и властным поцелуем. Тарлтон вздрогнул. В его широко распахнувшихся глазах отразилось изумление, непонимание и возмущение. Стряхнув оцепенение, драгун резко отстранил Андре, ощущая, как пылает его лицо и особенно губы. Жестом полного замешательства, он приложил ладонь ко лбу, хмуро глядя себе под ноги. А Джон Андре вдруг разразился безудержным смехом, хлопая в ладоши, словно радовался удавшейся шалости.
- Я прошу тебя, Джон, не делай так больше, - с тихой угрозой проговорил Тарлтон.
- Иначе ты снесешь мне голову своей саблей? – Андре не был ни обескуражен, ни смущен, напротив – его лицо выражало полнейшую самоуверенность, а глаза горели гневным огнем. – Тебя что воспитывали пуритане или это твоя провинциальная косность мышления и страх перемен?
В ответ майор получил взгляд настолько тяжелый и мрачный, что его улыбка растаяла вместе с апломбом.
- Перестань пронзать меня глазами, я пошутил, - произнес он, примирительно похлопав друга по плечу. – В порочном светском обществе свои странные и безумные шутки, приходится адаптироваться, перенимать.
Играя свой тростью, он взял Тарлтона под руку, и они поднялись на крыльцо. Прислуга уже спала, Джон Андре позволил не дожидаться своего возвращения. В холле и в гостиной горели масляные светильники, и пахло индийскими благовониями.
Офицеры расположились в креслах у окна, чтобы выпить черри-бренди на сон грядущий. Откуда не возьмись появилась белоснежная пушистая кошка с огромными медовыми глазами, и мягко вспрыгнула на колени Тарлтона.
- Луиза, как это нескромно, - пожурил свою питомицу Андре.
Кошка бросила на него строптивый взгляд и с чувством превосходства, подняв хвост, как боевой флаг, подставила изящную головку ласкам своего нового знакомого.
- Это прелестное создание - подарок благодарной поклонницы, - гордо объявил Андре. - Не надо - не закатывай глаза. То была милая старушка. Пожилая французская графиня, которая была так впечатлена моей пьесой, что преподнесла мне в дар корзинку с маленьким пушистым чудом.
На несколько минут в гостиной воцарилось молчание. Каждый из друзей думал о том, насколько же его привычный мир отличается от той среды обитания, в которой существует его товарищ. Каким-то непостижимым образом война разделила их, проложив меж ними неприступные редуты.
Затем майор Андре вновь наполнил бокалы и с вкрадчивой улыбкой проговорил:
- Я предвидел, что наш сегодняшний выход в свет не увенчается особенными победами на любовном фронте. А тебе необходимо покровительство влиятельных дам, чтобы добиться успеха в войне и политике. Поэтому я пригласил леди Алисию Фэрроу к нам на обед. Она - молодая, богатая вдова из Чарльстона, редкая удача, не находишь? Влиятельная лоялистка, которой требуется некоторое руководство в умении использовать богатство и связи ее покойного супруга во благо великого дела Короны. Завоевать ее сердце не составит особого труда, так как, насколько я определил, она уже очарована отважным Зеленым Драгуном. Тебе остается лишь умело поддерживать ее страсть и оказывать на нее необходимое влияние в дипломатических вопросах. Женщины – это прекрасный экспериментальный материал, мы же, подобно Творцу, должны умело использовать послушную глину, создавая свой шедевр и воплощая собственные мечты. Так что не ограничивай себя в возможностях, обладая всеми необходимыми для достижения успеха качествами. Со временем ты сможешь расширить область своего влияния, обзаведясь другими подходящими любовницами.
Тарлтон слишком устал, чтобы спорить со своим циничным собеседником, поэтому лишь благосклонно кивнул с выражением полнейшего смирения. Предупредив, впрочем, что с утра и до полудня будет отсутствовать, по той причине, что у него назначена встреча с начальником снабжения.
Оказавшись, наконец, наедине, в своих покоях, Тарлтон ощутил потребность избавиться от нервного напряжения и хмельного тумана, и вспомнил о ванне. Вода оказалась еще теплой, и этого было вполне достаточно для абсолютного комфорта драгуна, привыкшего к суровым походным условиям. В аккуратной маленькой комнате, примыкающей к спальне, он нашел все необходимые туалетные принадлежности и, сняв одежду, погрузился в ванну.
Когда Тарлтон обернулся полотенцем и шагнул к двери, которую оставил приоткрытой, то уловил какой-то негромкий шум в спальне. Он решил, что это, должно быть, кошка, которая ухитрилась проскользнуть в комнату вместе с ним. Но звериное чутье опасности держало в напряжении тело и разум. Переступив порог, Тарлтон застыл в недоумении, обнаружив Джона Андре, стоящего перед секретером и разглядывающего его драгунский пистолет. Ответный пронизывающий взгляд майора буквально пригвоздил его к полу. Карие глаза горели пугающим порочным огнем, губы медленно растянулись в хищной улыбке. Он поднял на уровень глаз пистолет, повертел его в руках и задумчиво протянул:
- Кремневый пистолет «Лазаро Лазарино». Прекрасный экземпляр. Тяжел, но весьма надежен, а потому ценен и редок в оригинальном исполнении. Это - подлинник. И, полагаю, он заряжен.
Тарлтон отбросил замешательство и сделал несколько решительных шагов к своему неожиданному визитеру.
- Джон, тебе не кажется, что сейчас не совсем подходящее время для обсуждения оружия, - не без раздражения заметил он. – К тому же, я никогда не замечал в тебе пламенного интереса к чему-либо не относящемуся к театру или живописи.
- Ты очертил круг моих интересов до обидного узко, - укоризненно произнес Андре, досадливо морщась. – Хотя в эту комнату меня действительно привлек интерес, не имеющий ничего общего с оружием, как, впрочем, и с театром.
Взгляд, которым Андре одарил своего друга, был оценивающим и нескромным. А его самоуверенная улыбка взвинтила и без того струной натянутые нервы Тарлтона. Но в ответ на полный негодования взгляд драгуна Джон Андре хладнокровно навел на него пистолет. Тарлтон замер, отказываясь верить своим глазам. Андре мягко шагнул к нему, держа его под прицелом.
- Джон, ради Бога, оставь свои шутки, - нахмурился Тарлтон.
- Ну что ты, друг мой, я более чем серьезен, - промурлыкал Андре, взводя курок.
Казалось, потрясение, которое отразилось на лице Тарлтона, доставляло ему особое чувственное удовольствие, потому что он с наслаждением облизал губы и прищурился.
Андре провел четырнадцатидюймовым стволом пистолета вдоль ключицы драгуна, затем поддел им полотенце и сбросил его на пол. Шпион предупредительно поднял пистолет, целясь в голову своего пленника, чтобы пресечь любое сопротивление. Затем окинул взглядом гибкое мускулистое тело, открывшееся перед ним, и удовлетворенно улыбнулся.
- Сам Микеланджело не сумел бы изваять лучше. Вот только шрамы… - Он провел пальцами левой руки вдоль белого рубца, пересекающего грудь молодого офицера. – Они как трещины на гладком алебастре.
Андре забавляло волнение Тарлтона: тяжело вздымающаяся грудь, краска стыда и гнева, заливающая красивое лицо, тревожный блеск в глазах. Он даже издал саркастический смешок, глядя на этого сурового солдата, краснеющего, как робкая девица в брачную ночь.
- Что ты делаешь? – Гневно прошипел Тарлтон, когда, подойдя к нему вплотную, Андре прижался губами к пульсирующей жилке на шее, оставив горячий и влажный поцелуй.
- Помогаю тебе избавиться от напряжения, - бархатно протянул тот.
Когда Андре властно сжал плечо Тарлтона и посмотрел ему в глаза долгим гипнотическим взглядом, драгун почувствовал силу и твердость его руки.
- Если я не оставлю тебе выбора – будет намного легче. А в конечном итоге мы оба окажемся в выигрыше, - произнес майор, салютуя пистолетом.
Губы Тарлтона дрогнули и приоткрылись. И Андре, не дав ему опомниться, воспользовался этой брешью в обороне офицера и впился в его рот жадным поцелуем, вонзаясь языком глубоко в исступленной страстной атаке. Свободной рукой он исследовал напрягшееся тело гордого британца.
- Надеюсь, ты не боишься меня, Бен, - с томной усмешкой прошептал Андре.
И вызов в этих словах был четко рассчитан для того чтобы уколоть гордость молодого кавалериста.
Тарлтон надменно вскинул голову и устремил на Андре взгляд полный мрачной решимости.
- Думаешь, ты можешь со мной играть? - Отрывисто бросил он.
Андре удивленно вскинул бровь.
- А ты готов предложить собственные правила? Готов отбросить условности и обрести свободу?
Он снова прильнул к Тарлтона и, не касаясь его, жарко прошептал на ухо:
- Я бросаю тебе вызов, примешь ли ты его, мой отчаянный драгун?
- Ты сказал, что у меня нет выбора, - напомнил Тарлтон.
- Но есть возможность сохранить достоинство и не уподобляться кролику, пойманному в силки, - насмешливо заметил старший мужчина.
На этот раз, когда Джон Андре снова коснулся его губ, Тарлтон попробовал ответить на его поцелуй. Под его настойчивыми ласками, драгун ощутил, как странное захватывающее ощущение омыло все тело. Легкая дрожь нарастающего желания молодого офицера не укрылась от внимания Андре. Он ободряюще потрепал его по волосам, крепче прижимая к себе.
- Необычно, не так ли? – Усмехнулся Андре, тяжело дыша, когда его напряженное естество, прорываясь сквозь ткань халата, уперлось в бедро Тарлтона. – Но разве тебе ни разу не хотелось нарушить все существующие запреты, плюнуть на условности этого скучного мира?
- Даже самые безумные мои порывы и экстраординарные желания не заходили так далеко, - откровенно ответил драгун.
Банастр Тарлтон никогда не был ревностным поборником морали и, хотя в вопросах личной чести он был довольно щепетилен, все же понимал, что существуют ситуации, когда следует довериться инстинктам и отдать себя в руки проведения. Иными словами, он осознавал, что если разум и восстает против порочного союза, то тело в свою очередь отвечает вполне определенными реакциями на эту запретную и противоестественную близость. А, значит, не было смысла впадать в крайности, когда твоя природа с присущей ей мудростью определила для себя единственно правильный путь. Тарлтон исполнился решимости принять эту данность судьбы и не препятствовать желаниям своего друга. Конечно, внутренняя борьба вспыхивала неоднократно, и возмущение попираемой гордости порой захлестывало драгуна при особенно бесцеремонном вторжении в его личное пространство и сопровождающих его действиях изощренных в своем бесстыдстве. Но у Андре хватало ловкости и силы, чтобы смирить его норов и попытки протеста, когда крепкими объятьями и прикосновением оружейного металла к коже, а когда искусными ласками и уговорами. В то же время Джон Андре постепенно оттеснял своего непокорного пленника к кровати. И очень скоро с успехом завершил свой маневр, опрокинув его на покрывало. Андре победоносно улыбнулся Тарлтону, распростертому под ним на широком ложе и прошептал, сбрасывая с себя халат:
- Доверься мне и наш альянс будет обоюдно приятным.
Тарлтон неуверенно улыбнулся, мысли путались, во рту пересохло. Он не совсем понимал, каким таким удачным образом им обоим удастся добиться совместного удовлетворения их физических потребностей, перспектива их альянса виделась ему достаточно туманно. Андре приподнялся над ним, и Тарлтон отметил, что его кожа имела более темный, почти смуглый оттенок, в отличие от мраморной белизны его собственного тела. Он оказался горячим и твердым с колючей жесткой порослью, их соприкосновение вызвало острые, безумные ощущения, в которых сладостный трепет мешался с тревожным ожиданием чего-то неизведанного, потрясающего основы. Сквозь пелену чувственного марева Тарлтон не сразу заметил, что Андре обнимает его обеими руками, отбросив прочь пистолет Лазарино.
- Кажется, я понимаю, что в тебе так долго не давало мне покоя, - шепнул майор, все еще прерывисто дыша после долгого страстного поцелуя.
Тарлтона поразила странная перемена в поведении друга. От обычного вальяжного спокойствия и невозмутимой сдержанности этого таинственного интригана не осталось и следа. Вожделение делало его исступленным и безудержным, в его движениях и голосе ощущалось что-то поистине первобытное, низменное и хищное. И почему-то казалось, что только в эти моменты необузданной страсти и опьяняющего экстаза Андре срывал маску и был самим собой.
- Я вынужден перейти к активным действиям, пока мое оружие не разрядилось самопроизвольно, - сообщил он, властным движением располагая колено между ног драгуна.
Тарлтон отлично понимал, что зашел уже достаточно далеко для того чтобы его отступление не выглядело малодушным. Он не мог идти против истины и утверждать, что физическая близость с другим мужчиной была ему категорически неприятна. Но смирить, разом взбунтовавшиеся чувства, восстающие против установления чужой неограниченной власти, оказалось нелегко. В эту минуту смятения, Андре взял его за подбородок и заставил смотреть в свои глаза. И этот зрительный контакт подействовал сильнее любых речей. Упрямая враждебность в серых глазах молодого британца сменилась настороженностью, а затем и она отступила благодаря чарам глубоких глаз цвета темного янтаря.
Головокружительная бездна незнакомых ощущений открылась Тарлтону вместе с этим неповторимым вторжением. Андре был слишком возбужден, чтобы действовать осторожно, но боль уже давно перестала иметь для Тарлтона какое-либо значение. Напряженное тело драгуна не сразу поддалось атакам его разгоряченного друга, но добившись, наконец, успеха Джон Андре восторженно выдохнул и благодарно прильнул губами ко лбу Тарлтона. Может быть, в этом человеке и преобладала французская кровь, но сейчас он бросился в бой с пламенным взглядом, кипучей энергией и гордым стремлением к победе достойными истинного британского льва. Только настоящий англичанин телом и душой мог самоотверженно выкладываться без остатка, достигая в любви того немыслимого предела, который граничит с агонией и смертельным забвением. В эти минуты весь мир для Тарлтона поблек, а здравый смысл пребывал в глубокой летаргии, так что не осталось ничего лишнего, кроме сокрушительной силы удовольствия, рожденного сплетением их тел. Это завоевание, в котором он, первый раз в жизни, позволил себя покорить, оказалось ошеломительней самой блестящей победы. Его волосы рассыпались по бархатному покрывалу, голова металась из стороны в сторону, когда сильное тело выгибалось и вздрагивало под непрерывными толчками Андре, его яростным штурмом.
Сознание померкло, сердце остановилось на полном скаку, пропустив два удара, Тарлтон закатил глаза, запрокидывая голову в беззвучном крике, судорожно обхватил ногами бедра Джона, уступая пронизывающему наслаждению. И чувствуя пульсацию, охватившей его плоти, Андре пережил немыслимый по силе всплеск блаженства и содрогнулся всем телом от упоительного восторга, совершив последний бешеный рывок вперед.
Спустя некоторое время после этого бурного сладострастного неистовства, они все еще были в одной постели, но избегали прикасаться друг к другу и долго не решались нарушить молчание или встретиться взглядами. Первым заговорил Андре, он сидел в изножье кровати, в безвольной позе, обвив рукой резной деревянный столбик и прижавшись к нему щекой.
- Сможешь ли ты простить своего испорченного, опустившегося друга? – Слабым бесцветным голосом произнес майор, уставившись на Тарлтона долгим неподвижным взглядом.
- Я постараюсь, - со всей возможной серьезностью ответил драгун, поднимая голову, покоившуюся на изгибе руки.
Когда сумасшедшая страсть была утолена, воодушевление уступило место смущению и смутному сожалению.
- Если захочешь убить меня – я пойму. Только, молю, не презирай меня, не отвергай. Я хочу, чтобы мы оставались друзьями. Умереть от руки друга – это чудесно, хотя мне, я чувствую, уготовано совсем иное…но стоит воплотить это в пьесе. – Произнося эти слова, Джон Андре грустно улыбался и его взгляд рассеянно блуждал в пространстве, непривычно пустой и отрешенный.
Между ними на смятом бархатном покрывале, со следами недавних утех, лежал пистолет, и в эту минуту он неожиданно разрядился. Пуля со звоном разбила зеркало, осколки рассыпались по полу в дребезжащем, сверкающем вихре.

@музыка: poets of the fal - where do we draw the line

@темы: британцы, слэш, исторические личности, творчество автора, драгуны, Banastre Tarleton

---

Годовщине битвы при Коупенс посвящается

Битва при Коупенс
Алые стрелы ложатся крестом,
Режут на части синее поле.
Стяги развернуты. Дым над мостом.
Силы подорваны - только не воля...
Бурные реки, коварство врагов.
Наши порядки истерзаны стужей.
Снежный январь не остудит нам кровь,
Этот триумф нам отчаянно нужен.
Белая пыль из-под конских копыт.
Знамя рассвета пылает над нами.
Смерть всех рассудит, а Господ простит.
Дрогнут враги, как шакалы пред львами.
Яростный свист, перекрестный огонь,
Кровь бьет в виски как набат.
Вот она цель наших долгих погонь -
Спины мятежных солдат.
Но хлынул свинец непрерывным дождем -
Засаду готовил нам враг.
Наглец Вашингтон на кауром своем
Летит и срывает наш флаг.
Кони беспомощно падают в снег.
Горн протрубил отступать.
Воет волынка, вздувая свой мех,
И пушки грохочут опять...
Сабля скользила в дрожащей руке,
Липкой от темной крови.
Бешенство, погнутый штык в сапоге,
И крах...как его не зови!
Не сломлены, пусть задыхались от боли
Мы, жаждой отмщенья горя.
Всего один час на заснеженном поле
В семнадцатый день января.


Стихотворение посвящается битве при Коупенс, состоявшейся 17 января 1781 года, между континентальными американскими войсками (1600 человек) под предводительством генерала Дэниела Моргана и силами регулярных британских войск (1200 человек) под командованием полковника Банастра Тарлтона. В ходе сражения, устроив засаду англичанам, проводившим лобовую атаку, с помощью ополченцев и кавалерии Уильяма Вашингтона, Дэниел Морган одержал победу. Битва длилась около часа. Со стороны Британии в ней так же участвовали два батальона «хайлендеров», горцев.

@музыка: Skillet-Comatose

@темы: военная тематика, посвящения, стихи (мои), исторические битвы