Название: Хроники Зеленого Драгуна
Автор: Irbis_light
Фандом: Исторические события
Пэйринг: Джон Андре/ Банастр Тарлтон
Рейтинг: NC-17III
За грехи всех жизней наших
Время смут карает нас!
(М.А. Пушкина, «Ария» «Смутное время»)
Тонкий грифель скользил по снежно-белому листу. Рука с изящными аристократичными пальцами бросала на бумагу легкие линии, которые складывались в замысловатый узор, пока лишь отдаленно напоминающий очертания портрета. Сосредоточенно наморщив лоб, Джон Андре окинул придирчивым взором свой эскиз, затем поднял голову и посмотрел на человека, позирующего ему. Напротив панорамного французского окна, в которое смотрело васильковое небо Филадельфии, застыл на стуле Банастр Тарлтон. Он был облачен в алый мундир с золотым шитьем по обшлагам, бежевые бриджи и лаковые кавалерийские сапоги, его волнистые, отливающие бронзой, волосы были перетянуты черной муаровой лентой. Однако со всем этим ярким и великолепным образом, ослепляющим и полным гордого величия, не гармонировало лишь выражение лица офицера, исполненное поистине мучительной скуки.
Когда Андре склонился к мольберту и его пристальный взгляд перестал изучать Тарлтона, он осмелился повернуть голову и посмотреть в окно, на залитую мартовским солнцем мостовую. Засмотревшись на породистую лошадь какого-то напыщенного франта, колониста, Тарлтон отвлекся на непростительно долгие полторы минуты и получил замечание.
читать дальше- Немедленно вернись в исходное положение, - раздался строгий, почти повелительный голос Андре.
Драгун подчинился с тяжелым вздохом и не менее тяжелым взглядом, брошенным на жестокосердного палача за мольбертом.
- Вот так, голову чуть поверни к свету. – Удовлетворенно промурлыкал живописец. - Чудненько. Теперь замри и не двигайся.
- И долго продлится эта пытка? – Бесцветным голосом поинтересовался Тарлтон.
- Вижу, я зря не попросил конвой с мушкетами наведаться в мою мастерскую. Я еще и не начал, а ты уже проявляешь нетерпение. – Досадливо поморщился Андре.
От нечего делать Тарлтон перебирал в уме строки из недавно перечитанного «Генриха V» Уильяма Шекспира. Один отрывок показался ему особенно любопытным в ключе текущих военно-политических событий, и он процитировал:
- О Англия! Ты дивный образец
Величия душевного! Геройский
Великий дух таишь ты в малом теле,
Какие подвиги ты б совершила,
Будь все твои сыны тебе верны!
- Ты цитируешь Шекспира, лучше бы роль с таким выражением читал, - капризно проворчал Андре - Спасает лишь то, что ты отлично фехтуешь, а красивый поединок крайне важен для "Соперников"*.
- Что скажешь, Джон? – Оживленно спросил драгун, игнорируя замечание друга. – Когда бы все колонисты осознавали свой долг перед страной, взрастившей их, опекающей их, защищающей ценою своей крови и золота от внешних и внутренних врагов, Англия процветала бы и Америка не оказалась в пекле братоубийственной войны.
Майор Андре смерил своего товарища насмешливо-удивленным взглядом и произнес со снисходительностью человека с солидным жизненным опытом:
- Солдату не пристало так рассуждать, твое дело читать устав и выполнять приказ, а не философствовать и разражаться пламенными нравственными проповедями. А что касается мятежа и братоубийственной войны, то есть такие люди, которым все это очень нужно, они преследуют личную выгоду и для них цель всегда оправдывает средства. Удаленность колоний от метрополии, ослабление Англии семилетней войной, непопулярность некоторых законов его величества Георга III – все это сыграло свою роковую роль в разжигании конфликта. Когда индейка так разжирела на хозяйских харчах – найдется немало желающих ее ощипать. Быть может не слишком изящное сравнение, но, я думаю, суть ты уловил, а именно то, что война была неизбежна.
Вслед за этим нравоучительным изречением воцарилось молчание и тишина, которую нарушал лишь шелест карандаша по бумаге. Наконец Джон Андре склонил голову к плечу, рассматривая свой рисунок, задумчиво кивнул и расслабленно откинулся на спинку стула, чтобы дать отдохнуть плечам и шее.
- Да, кстати, я забыл сказать, что сегодня не смогу составить тебе компанию за игрой в бильярд, - объявил он. - У меня свидание с еще одной Пегги. Пегги Чу, очаровательная барышня, должен сказать. Только бы не забыть, что сегодня у меня в планах рандеву с этой крошкой и не припереться к Шиппенам.
- Мой друг все так же непостоянен в любви, - резюмировал Тарлтон, обрадованный возможностью покинуть свой постамент и пройтись по комнате.
Андре гордо вскинул голову с видом оскорбленной добродетели.
- Да нет, ты просто путаешь понятия любви и увлечения. Я постоянен, я люблю тебя, - торжественно провозгласил он.
Тарлтон рассмеялся. А Андре сокрушенно покачал головой и ответил с обычным театральным вздохом:
- Почему ты смеешься, когда я говорю о серьезных вещах и грустишь, когда я пытаюсь пошутить?
Драгун остановился в задумчивости, на груди под мундиром внезапно заныла недавняя ссадина от шпаги. Или, быть может, показалось, ведь царапина совсем пустяковая…
Это было чудесное февральское утро. Снег все еще лежал на берегах реки Дэлавэр, а на реке Скулкил даже блестел свинцово-серый ледяной панцирь. Два британских офицера решили размяться и устроили фехтовальный поединок прямо на льду. Сбросив плащи и мундиры, оставшись в полотняных рубашках, они вышли на скользкую гладь реки и скрестили шпаги. Андре зябко передергивал плечами и грозил жестокой расправой своему горячему безудержному приятелю в случае, если после такой тренировки он сляжет с простудой. Однако вскоре он так увлекся поединком, атакуя самозабвенно и страстно, что позабыл не только о морозе, но и об осторожности. Совершая красивый длинный выпад, майор не удержался на скользком поле боя и упал на бок. Тарлтон опустил шпагу и приблизился для того чтобы подать ему руку. Цепко ухватив протянутую ему ладонь, Андре неожиданно выбросил руку со шпагой вперед и ткнул наконечником в грудь соперника. Там, куда впилось тонкое стальное жало, на ткани тут же расцвело алое пятнышко.
- Никогда не поддавайся искушению проявить благородство по отношению к своему противнику, - наставительно заметил Андре, хищно ухмыляясь ошеломленному драгуну. – Я победил, а победителей не судят.
Салютуя обагренным кровью клинком, он церемонно поклонился Тарлтону и, самодовольно насвистывая, направился к берегу.
***
Южная Каролина, Чарльстон, ноябрь 1780г.
Портрет в кожаном футляре среди военных карт, внезапно и остро напомнил счастливые и праздные дни, проведенные в Филадельфии. Но еще больше он напоминал того, чьей рукою он был нарисован… Тарлтон с печальной улыбкой разглядывал черно-белый рисунок, на котором был изображен человек так похожий на него и, в то же время, совершенно чужой. Проводя пальцами по бумаге, он с какой-то странной мучительной отрадой думал о том, что она сохранила прикосновения друга.
Наконец отринув задумчивое оцепенение, полковник убрал рисунок в небольшой футляр и пристегнул его к поясу. Подходя к двери своих чарльстонских покоев, он услышал звуки клавесина - в соседней комнате Хангер наигрывал какой-то бойкий ритм.
- Доброе утро, Джордж.
Хангер подмигнул ему в знак приветствия, продолжая остервенело стучать по клавишам, двигаясь при этом всем телом. Музыкальные звуки, которые он производил своими энергичными телодвижениями, не были похожи ни на одну известную Тарлтону мелодию и ни на один определенный стиль. Однако мелодия была сколь оригинальной, столь и захватывающей.
- Что ты играешь? – Поинтересовался полковник. - Такое...необычное.
- Через пару столетий это будут называть рок-н-роллом, - гордо ответствовал Хангер, увлеченно встряхивая нечесаной темной гривой.
Тарлтон недоверчиво покачал головой:
- Опять выдумываешь небылицы.
- Нет серьезно, мне сегодня привиделось во сне, - воскликнул воодушевленный драгун. - И мелодия эта и вообще много чего удивительного! Я уверен, что это было видение из будущего. Ты мне веришь?
Тарлтон пожал плечами, все больше увлекаясь удивительным музыкальным мотивом.
- А как же слова? – Спросил он. - Их ты не запомнил?
- Они звучали с чудовищным, совершенно непроизносимым для меня акцентом. Почти как гнусный оксфордский, - фыркнул майор Хангер.
- Ага, ну-ка сыграй сначала. Что если так:
Не смотри на меня,
Не тревожься и не суди
Сколько битв впереди,
Сколько миль предстоит пройти.
Всей жизни не хватит,
Чтобы понять свою судьбу.
Мы шли напролом, нарушали табу,
И, пока были юны, продолжали борьбу.
- Здорово! – Просиял Хангер. – Внимание, куплет второй:
Ты явился, как свет
Посреди безлунной ночи,
Когда сердце тоска проклятая точит,
Когда песня из бездны выбраться хочет.
И посреди светил всех прочих
Ты мне один рассвет пророчил.
И свежей рифмой, между прочим,
Я награжден. И мы
Были юны.**
- Мы обязаны выступить дуэтом, - решительно заявил драгун, вставая, наконец, из-за клавесина, взмахивая руками и совершая что-то наподобие зарядки.
- Только если тебе удастся напоить меня до зеленых чертей, - насмешливо бросил Тарлтон, направляясь к двери, ведущей на лестницу.
- Ты бросил мне вызов, - зловеще усмехнулся Хангер, потирая руки. – Сегодня вечером, кстати, петушиные бои у старого доброго дядюшки Эндрю.
- У меня назначено свидание, Джордж.
- С местной красавицей, а? – Плотоядно ухмыльнулся драгун, играя густыми бровями. - Слушай, возьми-ка меня – здешние барышни открыты для экспериментов и ужасно ненасытны.
Полковник махнул на него рукой и скрылся за дверью, и, пока он спускался по лестнице, вслед ему летели самые нескромные комментарии и напутственные речи неуемного Хангера.
Захватив в прихожей плащ и шляпу, Тарлтон вышел на улицу, в мягкую и сырую осеннюю мглу Чарльстона, терпко благоухающую поздними цветами и пряными травами. С утра он намеревался уладить все необходимые дела в штабе, встретиться с Корнуоллисом и навестить Роудона. А на вторую половину дня у него была намечена поездка за город, к старой усадьбе Видо, и романтическая встреча с мисс Видо, той самой загадочной юной патриоткой, приехавшей из Пенсильвании.
Полковник невольно улыбнулся, достав из кармана платок с вышитой на нем оливковой ветвью – символом мира. Этот символичный подарок Эвелина прислала ему с последним своим письмом. Наивное дитя все еще надеется на мирное разрешение конфликта в колониях, или же намекает на то, что вопреки различию их политических убеждений меж ними возможно установление близких отношений?
После весеннего бала Тарлтон несколько раз встречал Эвелину Видо: в театре, в порту и на прогулке за городом; а также имел удовольствие обмениваться с ней письмами. И обворожительная республиканка выказывала британскому офицеру свое расположение, давая понять, что вовсе не против его общества.
В скромном сером платье и легкой накидке мисс Видо появилась из-за ствола старого ореха. После обмена приветствиями Эвелина, застенчиво улыбаясь, пролепетала:
- Я решила, что вы не явитесь. Какая право наивность с моей стороны была рассчитывать… Благороднейшие дамы самых изысканных манер и правильных убеждений всегда готовы оказать вам теплый прием. Что вам за дело до глупой и робкой девицы с весьма сомнительными политическими воззрениями. Отступники, мятежники, разве не так вы называете подобных мне?
- Я бы предпочел не касаться столь щекотливой темы, ибо моя терпимость к людям ваших убеждений имеет свои границы, и обусловлены они, помимо моих верноподданнических чувств, обязанностями службы.
- То есть я не должна обольщаться на свой счет, и возмездие в лице вашего Легиона настигнет мою семью, так же как и всех других грешников, восставших против власти помазанника божьего.
- Я искренне надеюсь, что в крайних мерах подобного рода не возникнет необходимости, мисс Видо. Вам не о чем будет беспокоиться, сударыня, если конечно вы воздержитесь от провокационных действий…и речей. – Он выразительно посмотрел на девушку, давая понять взглядом и тоном голоса, что затронутая ею тема отнюдь не способствует установлению доверительных отношений.
- Я сдаюсь, вы осадили меня как норовистую лошадь. И дали понять, что я не смею затрагивать провокационные вопросы, непосредственно касающиеся вашего военного долга и приверженностей, и вызывать вас на откровения, которые вам неприятны. Я уступаю, сэр, и приношу свои извинения за непреднамеренную дерзость. В конце концов, я всего лишь женщина, что я смыслю в политике и законах военного времени.
- В любую минуту готов к откровению. И хочу лишь увести наш разговор с зыбкой почвы, в сторону от темы, способствующей нарастанию ненужного напряжения.
- Не извольте сомневаться, я буду само смирение, полковник. – Поспешила заверить его Эвелина и в голосе ее звенела легкая обида - Больше никаких непозволительных вольностей. Не дело овце пререкаться со львом. Наше положение в Каролине и без того непрочно, и я не намерена его усугублять, навлекая на себя немилость столь опасного и влиятельного человека, как вы.
- Не делайте из меня кровожадного Молоха, сударыня, - раздраженно произнес Тарлтон, позабыв свою обходительность.
Девушка взметнула на него быстрый встревоженный взгляд из-под длинных ресниц и холодно отвернулась.
- Я получил от вас весьма символичный подарок, - произнес драгун, вынимая из кармана платок. – Значит ли это, что мы больше не должны скрываться, и я имею право пригласить вас в театр. Или мое покровительство и открытое проявление наших с вами взаимных симпатий на публике все же неприемлемо для вас?
Вместо ответа Эвелина обратила к нему серьезный взгляд и требовательно осведомилась:
- Что с вашей рукой, сэр?
- Я надеялся, что вы не заметите, - с некоторым сожалением ответил Тарлтон и меланхолично окинул взглядом затянутую в перчатку левую руку.
- Совершенно напрасно, потому что даже если бы ваша маскировка и обманула меня, то заметная скованность движений не укрылась бы от моего внимания, - строго вымолвила юная леди.
- Отдаю должное вашей проницательности и заверяю вас, что моя рана не вызывает никаких опасений.
- Это значит, что я могу взглянуть на нее?
Обескураженный этим неожиданным вопросом и решительным тоном мисс Видо, полковник ответил не сразу.
- Не думаю, что это доставит вам эстетическое удовольствие, и предпочел бы воздержаться от подобной демонстрации, - сказал он, наконец, маскируя свое замешательство снисходительной иронией.
- Вы не доверяете мне, потому что я мятежница, глупо ожидать чего-то другого, даже в мелочах, - тихо заключила Эвелина.
Тарлтон глубоко вздохнул и заговорил с подчеркнутой корректностью:
- Мисс Видо, я не требую от вас измены патриотическим интересам колоний и не желаю разжигать меж нами политического соперничества, надеясь на ответное благородство с вашей стороны.
- Вы не считаете меня достойным соперником, или не видите пользы во мне, как в союзнике? – Горделиво вскинулась девушка.
Тарлтон едва не рассмеялся в ответ на эту воинственную самонадеянность.
- Нет, - сказал он терпеливо, - я просто уважаю ваши моральные принципы и убеждения, которым вы преданы. И полагаю, что отсутствие давления с моей стороны будет воспринято вами с должным почтением и признательностью.
- Однако ваше уважение не подразумевает доверия. Это всего лишь холодная снисходительность, не более.
- Я приехал за город без сопровождения, пренебрегая элементарной осторожностью, разве это не может послужить вам доказательством моего доверия?
- Или самоуверенности, - безжалостно усмехнулась Эвелина.
- Однако, милая леди, я и не предполагал, что в вашем лице встречу не только бесстрашного поборника свободы, но и непримиримого ожесточенного бойца.
- Капитулируйте, - легко пожала плечами очаровательная мучительница, - и дайте мне осмотреть вашу руку, и обещаю, что я смягчусь.
- Ну что ж, условия приняты, - благосклонно согласился драгун, не видя иного способа умилостивить непреклонную патриотку.
После того, как ее требования были удовлетворены, и она закончила пристально с каким-то болезненным вниманием разглядывать обезображенную картечью руку, девушка подняла голову и произнесла до странного сухо:
- Вы лишь чудом избежали воспаления, сэр.
Тарлтон смотрел сквозь янтарь на свет и мечтательно улыбался. Эвелина сидела около него на берегу тенистого озера и с изумлением наблюдала за выражением его лица. Загадочный минерал не вызвал в ней такого интереса, как то поразительное откровение, которое она постигла, глядя на Тарлтона. Она и не предполагала, что он может так улыбаться, не снисходительно-вежливо, не жестко и надменно, а светло и безмятежно. Когда он так улыбался, то больше не казался ей жестоким, хладнокровным и опасным. Мисс Видо почувствовала, как постепенно отступает ее обычное тревожное напряжение и ей пришлось напомнить себе, что этот человек - раб своего долга. Ей стало не по себе от мысли, что он скоро растопит ее лед, и она будет готова довериться ему, и она попыталась заставить себя думать о том, скольких ее соотечественников он беспощадно предал смерти. Девушка рассеянно пожала плечами, когда офицер вдруг обернулся к ней, увлеченно рассказывая о редкостной драгоценности, приобретенной у какого-то лихого авантюриста.
- Этот бродяга даже не представляет истинной ценности своих трофеев, как, впрочем, и своих историй. Просто удивительно - сколько он всего повидал! Он рассказывал о покинутых городах, пещерах и жутких статуях, о капищах с картинами человеческих жертвоприношений на стенах, о звуках не то ветра в пустых коридорах, не то напевов проклятых жрецов. Данная вещица, к примеру, похищена им из древнего, затерянного в горах храма. Она венчала навершие жезла грозного языческого идола, которому возносили свои молитвы, обряженные в перья, жрецы, а теперь будет принадлежать прекраснейшей девушке в колониях.
Тарлтон положил янтарь на ладони мисс Видо, и она растерянно уставилась на предмет таинственного культа.
- Слезы солнца или только смола... Но, подумать только, что этот москит, заточенный в необыкновенное узилище, сохранился в первозданном виде с незапамятных времен. Нечто подобное при помощи смол, эфирных масел и сложных ритуалов древние египтяне проделывали с трупами своих царей. Правда мой друг Френсис Роудон утверждает, что эти забальзамированные останки являют собой малопривлекательное зрелище.
- Вы рассказываете удивительные вещи, которые для провинциальной простушки представляются трудно постижимыми и даже пугающими, - негромко произнесла Эвелина, когда он закончил свою вдохновенную речь. - Едва ли я являюсь тем собеседником, который может по достоинству оценить глубину данной увлекательной темы.
В ответ на ее слова, он чуть наклонил голову и спокойно заметил:
- Уверен, что малоизведанная и очаровательная в своей дикой красоте земля Америки изобилует своими легендами, которые передают из уст в уста поколения людей, населяющих ее. Быть может, вы мне поведаете что-нибудь более захватывающее, чем мои сумбурные нелепицы.
Эвелина несколько мгновений задумчиво созерцала спокойную озерную гладь, на которой живописно выделялись белые и розовые цветы водяных лилий, затем произнесла:
- В тех краях, где я родилась, рассказывали легенду о лошадях, которые обитали в океане и выходили на берег лишь в ноябре, и о девушке, которой удалось приручить этот чудесный табун. Когда на поселок, в котором жила девушка напали кровожадные дикари, она увела односельчан на прибрежный луг, где паслись необыкновенные лошади. Люди вскочили на спины коней и те стремглав понеслись к раскинувшемуся перед ними простору океана, увлекая с собой наездников в бурные воды Атлантики. Каждый по-своему заканчивает эту легенду о бесстрашных людях и быстрых скакунах, кто-то говорит, что лошади вынесли их на берег прекрасного острова, где они благополучно основали новую деревню, другие утверждают, что смельчаки сгинули в пучине, но погибли свободными.
- Пожалуй, если та девушка была похожа на вас, то сумела бы покорить всю королевскую конницу, - сказал Тарлтон, любуясь своей прекрасной и задумчивой спутницей.
Мисс Видо прохладно усмехнулась и гордо вздернула подбородок:
- Вы рассчитываете молниеносно завоевать меня столь безыскусной хитростью, сэр? - Лукаво осведомилась она. - Должна вас разочаровать: я не настолько доверчива и вам, я думаю, придется прибегнуть к более изощренной осадной тактике.
Драгун ответил с невозмутимой серьезностью:
- Быть может, я впервые не хочу использовать свои тактические умения, демонстрировать силу и обращаться к завоеванию.
Она испытала легкое волнение от притягательной силы его голоса со своеобразным ланкаширским акцентом. Но сумела сохранить все тот же независимый тон:
- Кого вы пытаетесь обмануть? Такие люди как вы привыкли получать то, чего желают кратчайшими путями и в короткие сроки. Война обостряет в мужчинах звериные инстинкты, и она же не дает вам достаточно времени на лишние церемонии и длительные ухаживания. Я для вас добыча, а вы - опытный и удачливый охотник.
- Если вы считаете, что я слишком форсирую события и оказываю не вас давление, то я приму это к сведению и займу выжидательную позицию. Но, с другой стороны, если женщина так упорно отказывается верить в чистоту твоих намерений, значит она втайне надеется на то, что эти самые намерения не будут так безупречно чисты, и не стоит ее разочаровывать, - британец загадочно сощурился, неосознанно копируя мимику и манеру разговора Андре.
Тарлтон был чужд манерности и позерству светских щеголей, поэтому попытка напустить на себя томный, интригующий вид закончилась провалом и робким хихиканьем леди. Мгновение спустя оба разразились неудержимым смехом.
- Ваша светская софистика очаровательна, - игриво заметила порозовевшая Эвелина, - но я бы предпочла, чтобы вы были со мной прямодушны. Мне кажется, это больше соответствует вашей природе.
- Как будет угодно миледи, - любезно отозвался полковник. - И если вы за откровенность, то я признаюсь, что больше всего мне бы сейчас хотелось вас поцеловать. Никаких пустых и изысканных слов, прозрачных намеков и дьявольских ухищрений. Что скажете, мисс Видо, будет ли вознаграждена моя честность?
Она встретилась с ним глазами и ощутила трепет волнения, он смотрел пристально, выжидательно, без тени улыбки. Девушке захотелось отвести взгляд, отвернуться, но власть его внимания не давала ей пошевелиться. Наконец она заставила себя гордо расправить плечи и встретить требовательный взгляд драгуна спокойной полуулыбкой. Эвелина медленно разомкнула губы и отважно приняла обжигающее прикосновение захватчика. Она не дрогнула, когда он коснулся ее шеи, провел пальцами по линии подбородка, и даже ощутила смутное сожаление от того, что его ласки были легки и мимолетны. Тарлтон не позволил себе больше, нежели деликатное прикосновение губ и нежное скольжение руки по мягкой девичьей коже.
Этот волнующий чувственный опыт заставил мисс Видо впасть в задумчивое оцепенение. Она исступленно закусила губу, стараясь понять в какой момент напряжение и враждебный страх уступили место сладостной истоме. Ее взгляд скользил по белым и бледно-розовым кувшинкам-нимфеям, застывшим на темном зеркале озера.
- Они вам нравятся? - Небрежно поинтересовался Тарлтон.
Эвелина недоуменно моргнула.
- Эти цветы, - уточнил он. - Мне показалось, они вас очаровали.
- Лилии, - кивнула она. - Да, они прекрасны.
Тарлтон, молча, поднялся и, расстегивая мундир, пошел к воде. Девушка удивленно наблюдала за этим строгим и чопорным офицером, который в прихотливом безрассудстве не уступал деревенским мальчишкам. Он снял мундир и сапоги и бросился в холодную темную воду. Зеркальная поверхность озера, хлестнув брызгами, разошлась волнистым кругом.
Несколько минут спустя Эвелина Видо восторженно хлопала в ладоши, встречая своего рыцаря и принимая из его рук мокрые лилии. Этим скромным подношениям она радовалась куда больше, чем редкой смоляной капле, заключающей в себе доисторическое насекомое.
Сегодня Эвелина Видо казалась особенно взволнованной. Сперва это насторожило Тарлтона, но когда она совершила довольно смелый выпад, внезапно приблизившись к нему и откровенно глядя в глаза. Когда ее искушающе приоткрытые губы оказались так близко и взывали к поцелую, которому она не воспрепятствовала, то его бдительность была усыплена. Волнение для юной девушки в подобных делах абсолютно естественно. После соприкосновения их губ в легком, почти целомудренном, поцелуе, Эвелина улыбнулась и зябко стянула на плечах индийский платок, подаренный им.
Когда Тарлтон объявил, что ему пора ехать, что еще следует проверить посты на дорогах, ведущих в Чарльстон, Эвелина неожиданно прильнула к нему, прижалась к его груди, скорее в порыве близком к отчаянию, чем к нежному упоению. Он обнял ее за талию и уступил тихой просьбе задержаться еще на несколько минут. Под конец она вовсе повергла его в смятение, когда, обвив руками его шею, склонила голову на его плечо и прошептала глухим напряженным голосом: «Будьте осторожны, сударь, да не оставит вас Господь». И когда он после этого мягко отстранил ее и поспешил ретироваться, Бог весть почему, раздосадованный этим порывом, она вскочила со скамейки и устремилась за ним, встревоженная и терзаемая какими-то внутренними сомнениями. Однако, когда драгун подошел к своей лошади, привязанной к старой груше, и обернулся на девушку, та уже вполне совладала с собой и смотрела на него спокойно, неосознанно крепко обхватив себя руками.
- Доброй ночи, сударыня. Буду счастлив увидеться с вами снова, - молвил он с легким поклоном.
Мисс Видо рассеянно кивнула, опуская руки, и произнесла:
- Легкой дороги, полковник. Храни вас Бог.
Казалось, она хотела добавить еще что-то, но лишь быстро заморгала и слабо улыбнулась.
Тарлтон дал лошади шпоры, в надежде, что бешеная скачка поможет оставить позади его странное гнетущее беспокойство. Очень скоро он достиг рощи и нашел свой мобильный отряд собранным и готовым к затяжному ночному рейду.
Кавалькада выехала из дубравы и стремительным галопом пронеслась по пустошам, держа курс к устью реки Эшли. Внезапные ружейные выстрелы из прибрежных зарослей вышибли из седел двоих драгунов и ранили одну из лошадей, совершившую кульбит на полном скаку и придавившую собой всадника. Семнадцать уцелевших воинов во главе с Тарлтоном направили своих коней к месту вражеской засады, намереваясь атаковать, пока мятежники не зарядили оружие и не возобновили огонь. Однако обнаружить противника среди густого кустарника и берегового тростника оказалось не просто, лишь несколько выстрелов поразили цель. Разгоряченные скачкой, возбужденные близостью битвы драгунские лошади решительно вклинились в дебри, солдаты спешно прокладывали себе путь саблями. Никто из воинов короля не рассчитывал, что мятежный отряд будет составлять больше двух десятков партизан. Более того, драгуны были почти уверенны в том, что обстреляв их из засады, ополченцы просто скроются в плавнях, избегая открытого столкновения. Но стоило лоялистам углубиться в заросли, как повстанцы обрушились на них с демоническим неистовством, обескураживая своим небывалым бесстрашием и дерзкой решимостью. Они атаковали штыками, палашами, кинжалами и томагавками, изрыгая проклятья и осыпая врагов грязными ругательствами. Но, даже сбитые с толку их воодушевлением, драгуны сумели организовать достойный отпор.
Тарлтон отбросил назад бородатого колониста, другому – рослому и воинственному, вспорол брюхо резким прямым ударом сабли. Неприятный холод вдоль позвоночника заставил его обернуться, хотя еще до того, как осмотрелся вокруг, он уже понял, что отряд окружен, взят в кольцо мятежниками. Партизан оказалось никак не меньше полсотни, их наглые насмешки и зловещие угрожающие выкрики раздавались отовсюду. Ловушка захлопнулась…
Собрав всю свою волю в кулак, Тарлтон подал голос, обращаясь к своим бойцам с намерением подбодрить их в этой, очевидно последней для них, битве:
- Драгуны, солдаты великой империи, никогда еще львы не дрожали перед шакалами, - выкрикнул он, и его сильный металлический голос заставил мятежников притихнуть. – Перед нами лишь толпа обезумевших дикарей, бесчестных, малодушных, неорганизованных. Неужели мы не сумеем обратить их в бегство?
Солдаты короля отозвались дружным боевым кличем. И Тарлтон с гордостью подумал о том, в чем заключалась разница между его людьми и этим сбродом: его солдаты не отступят даже перед лицом смерти, а это отребье уносит ноги при малейшей угрозе их жизням. Однако воодушевление от этой мысли мгновенно сменилось тревожным удивлением, когда неприятный и до дрожи знакомый голос хрипло прокаркал: «Режь этот скот, ребята», и из-за дерева, прихрамывая, вышел невысокий коренастый человек.
В свете факелов двоих чернокожих невольников лицо Френсиса Мариона, с застывшим на нем выражением жестокой насмешки, казалось инфернальным, бесовским. Темные глаза, запавшие в провалы глазниц, казались бездушными, тонкие губы кривились в мерзком оскале под, нависшим над ними, огромным крючковатым носом. На миг все замерли в каком-то необъяснимом оцепенении, и один лишь этот человек, посмеиваясь, ковылял через строй своих партизан, приближаясь к командиру зеленых драгунов.
- Доброго вечера и доброй охоты ищейкам Корнуоллиса. Боюсь, на сей раз псы загнали зверя, который им не по зубам.
Марион остановился всего в нескольких шагах от Тарлтона, абсолютно расслабленный и самодовольный.
Несколько долгих мгновений они пронизывали друг друга взглядами. Оценивая, пытаясь угадать какие чувства владеют противником, они присматривалиcь напряженно и настороженно, впервые сократив дистанцию настолько, что можно было изучить малейшую деталь внешности оппонента. Наконец Френсис Марион, явно ощущая себя хозяином положения, негромко заговорил:
- Прошу простить мне мою бестактность, полковник. Должно быть жизнь в глуши, вне цивилизации, действительно изменила меня. Имею честь быть бригадным генералом американских войск, Френсисом Марионом, – он слегка приподнял свою шляпу, глумливо осклабившись. – Рад нашему непосредственному знакомству.
- Если вы подводите эту беседу к переговорам о капитуляции, то напрасно тратите время, - холодно обронил Тарлтон.
- Капитуляция? – Марион рассмеялся глухим каркающим смехом. – Боюсь, у вас сложилось неверное мнение обо мне, полковник. Как вы могли меня спутать с напыщенными, высокопарными болванами, играющими в политические игры? Победа считается победой, только когда противник разбит наголову, повержен, захлебывается собственной кровью. Я думал, мы с вами в этом вопросе солидарны, разве нет?
- К чему же тратить слова, сэр? Я с удовольствием отвечу на ваш вызов, если вы соблаговолите выступить против меня с оружием в руках, - последовал резкий ответ англичанина.
- Как же вы, британцы, любите театральные жесты и неуместный пафос, - брезгливо фыркнул Болотный Лис. – В отношении вас, Тарлтон, мои планы заключаются в том, чтобы сохранить вам жизнь как можно дольше. Настолько, насколько это будет возможно и необходимо. То есть, проще говоря, - угодно мне.
- Я должен безмерно ликовать? – Спросил Тарлтон с ледяным презрением.
- Не думаю, - честно ответил Марион. – Я не Гейтс, не Арнольд, и не церемонюсь с пленными, сколь бы ни был высок их ранг. И перспектива получить за вас от Конгресса горстку монет меня прельщает не больше, чем бостонцев английский чай. За своими забавами я часто теряю голову… Так что не особенно рассчитывайте на джентльменское обхождение.
Тарлтон расправил плечи и с холодным достоинством перебил:
- Это все, что вы хотели мне сообщить?
- Я сторонник честной игры и предпочитаю поставить противника в известность относительно участи, что его ожидает. И разве я мог отказать себе в удовольствии побеседовать со своим неумолимым преследователем, когда он находится на волосок от гибели. Быть может это моя единственная возможность, хотя я искренне надеюсь, что это не так…
Снова закончив двусмысленной фразой, генерал Марион издал хриплый смешок и обратился к своим людям:
- Господа, королевским прихвостням не терпится получить свинец в брюхо. Устроим им кровавую баню.
Закончил свою лаконичную речь он метким броском метательного ножа в одного из драгун, находившегося чуть позади Тарлтона. Крик раненого солдата утонул в нахлынувшем шуме схватки. Мятежники отпускали грубые шутки, выкрикивали угрозы и осыпали врагов черной бранью. Драгуны же рубились с молчаливым ожесточением и со свирепой угрюмой энергией, вышедших на арену, гладиаторов. Кое-кто из партизан успел зарядить свои фузеи и ружья, запах пороха и дыма неприятно щекотал ноздри, презрительное фырканье мушкетов било по нервам. Тарлтон рывком освобождал свою саблю, вошедшую глубоко в тело противника, врезавшуюся в кость, когда с визгом пронеслась над самым ухом вражеская пуля.
Полковник повернулся в седле и в поле его зрения попал Френсис Марион. Болотный Лис стоял, прислонившись к стволу дерева, и его вальяжная поза и самодовольное выражение лица вывели Тарлтона из терпения. Колонист наблюдал за боем с безмятежной уверенностью в собственной победе. Охваченный неукротимой яростью, британец соскочил с лошади и бросился к своему коварному противнику, смакующему гибель, окруженных мятежниками, драгунов. Одержимый желанием во что бы то ни стало прорваться к намеченной цели, Тарлтон раскроил череп, преградившему ему путь, негру с факелом и кинжалом. Ожег, полученный при этом столкновении, показался ему едва ли больнее укуса москита и заставил лишь крепче перехватить рукоять сабли.
- Очевидно, разговоры о плене нагнали на вас страха, сэр, если вы очертя голову бросаетесь в самое пекло, напрашиваясь на то, чтобы я выпустил вам кишки. Возжелали быстрой смерти? Я так и думал, что выдержка вас подведет, а ваше пресловутое бесстрашие безбожно преувеличено. – Пророкотал Марион, занося боевой топор для удара.
- Я убью вас, Марион, - пообещал Тарлтон, - пусть это будет последнее, что я сделаю в жизни.
Благородная сталь кавалерийской сабли встретила тяжелый удар грубого томагавка с отчаянным звоном. Клинок выдержал атаку, хотя драгун ощутил, как он содрогнулся и опасно завибрировал. Внезапно Марион выбросил вперед левую руку, с зажатым в ней кинжалом. Тарлтон отклонился назад, едва избежав встречи с зазубренным острием.
Новая волна ярости нахлынула на Тарлтона при виде нескрываемого торжества проклятого мятежника, чьи ублюдки сейчас расправляются с его солдатами; осознание своего последнего долга перед родиной и боевыми товарищами вселило в него решимость и придало силы его руке. Стремительный выпад, лезвие скользнуло по стали вражеского кинжала, выставленного в запоздалой попытке заблокировать удар. Клинок разорвал куртку из оленьей кожи и Тарлтон почувствовал, как раздается плоть под отточенным лезвием его сабли. Марион пошатнулся, недоверчиво хмурясь, и, отступая назад, не устоял на ногах и тяжело осел на землю. Не успел Тарлтон осознать свою победу, как и его подкосил удар ружейного приклада в спину. Падая, драгун подумал, что тем, что уцелел, он обязан предупредительности Болотного Лиса, внушившего своим людям, что его следует взять живым.
Превозмогая боль, Тарлтон приподнялся на локте – неподалеку, тяжело дыша и пыша ненавистью, распластался Марион. Слабеющей рукой раненый генерал пытался занести томагавк и метнуть его в британца. Но силы покидали Мариона вместе со струившейся из раны кровью. Когда его подхватили двое дюжих молодцев и потащили к реке, где дожидались лодки, он был на грани обморока. Из нагрудного кармана рассеченной куртки гугенота выпал небольшой прямоугольник бумаги, и Тарлтон в безотчетном порыве вытянул руку и подхватил сложенный в несколько раз листок. Поспешно развернув бумагу, полковник обнаружил выведенные знакомым почерком слова послания. Оглушенный своей находкой, он не сразу понял, что мятежники поголовно отступают.
Тарлтон во второй раз медленно следовал изящным очертаниям букв, когда конский топот и резкие возгласы сменили звуки выстрелов. Кто-то падал, катился по береговому склону, другие в панике пробегали мимо, устремляясь к речке, раненные слали проклятья в адрес вездесущих британцев.
- Лейтенант, берите десяток и – к реке! Нашпигуйте этих тварей свинцом, - прозвучали отрывистые команды Хангера.
Уцелевшие в стычке с мятежниками драгуны радовались своим соратникам, столь своевременно подоспевшим на помощь. Охваченные жаждой мести, они бросились преследовать людей Мариона вниз по лесистому склону. Несколько человек склонилось над Тарлтоном. Кто-то из солдат привел майора Хангера, и тот стремительно ворвался в береговые заросли, решительно расталкивая всех, кто попадался на его пути, будь то лошади или люди.
Полковнику стоило немалых усилий отстранить сердобольного друга, лихорадочно ощупывающего и осматривающего его на предмет ранений, и заверить его в том, что он отделался всего лишь несколькими ушибами.
- Я беру с собой десяток твоих парней, - заявил Тарлтон. - Доставьте раненых в город и возвращайтесь в лагерь.
Озадаченный Хангер наблюдал за тем, как он решительно вскакивает в седло, поправляет на себе каску и ножны с саблей.
- Ты отправляешься в змеиное гнездо с пикетом из десяти солдат? А почему бы сразу не пулю в лоб и свинцовый сахар*** на закуску? Пристрелите меня, если я понимаю какого черта вообще происходит!
Тарлтон резким жестом оборвал бурный поток возмущения, хлынувший из уст драгуна.
- Я склонен исполнить вашу горячую просьбу о выстреле, майор, если вы не последуете моему приказу немедленно. Впредь советую не забывать о том, что я не обязан отчитываться перед вами в своих действиях.
Потрясенный серьезным тоном, которым были произнесены эти слова, Хангер застыл на месте. Поспешно отдав соответствующие распоряжения драгунам, он отрапортовал своему командиру, и, получив от него разрешение отправляться в Чарльстон, смиренно занял свое место в седле.
Ветреная ноябрьская ночь, расправив аспидные крылья, стремилась к зениту, а кавалерийский пикет несся по склону холма к усадьбе Видо. Тяжелым ударам копыт вторил глухой звон амуниции и оружия. Луна украдкой выглядывала сквозь темные, гонимые ветром тучи, словно затаившись в ожидании чего-то жуткого. Трепетное сияние ночного светила озарило безлюдный двор и драгунов, резко осадивших своих лошадей. В нахлынувшей следом мгле были видны лишь слабо мерцающие огоньки в окнах первого этажа дома.
Эвелина вздрогнула, когда сквозь вой ветра за окном ей послышался топот копыт и лошадиное ржание. Стоя на коленях у кровати, она произносила вечернюю молитву, когда гулкие шаги на лестнице заставили ее оцепенеть от страха, прижав к груди дрожащие руки. Никто из ее домочадцев не обладал такой решительной и твердой поступью…и ничьи шаги не сопровождал звон шпор. Медленно, словно в трансе, девушка поднялась с колен и с замиранием сердца слушала, как шаги становятся громче, а затем затихают у двери ее комнаты. Леди Видо в отчаянии закусила губу, отступая к окну, когда дверь широко распахнулась и дрожащий свет свечей осветил знакомый силуэт мужчины в обмундировании драгуна королевской армии.
- Я вторгаюсь к вам в неурочный час, мисс Видо, - угрожающе мягко произнес Тарлтон, переступая порог, - но к этому меня вынуждают особые обстоятельства.
Бледная и молчаливая, она следила за тем, как драгун движется к ней с хищной грацией леопарда.
- Ваше письмо, мисс Видо, - Тарлтон вынул из-за обшлага прямоугольник бумаги и поднес его к лицу. – Мне кажется, оно до сих пор хранит запах лавандового масла, которым вы мажете руки. Тот же почерк, который выводил теплые, нежные слова, тронувшие мое сердце, приговорил меня к смерти сегодня.
Вновь воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь стенаниями ветра в беспокойной ночи. Эвелина судорожно сжала в ладони настойчиво протянутое ей письмо, весь ее вид говорил о том, что она близка к панике.
- В конечном счете, ваша игра завела вас в западню, - снова заговорил полковник. – Если вы не хотите зла вашим родственникам и слугам, то будете вести себя тихо. Сохраняйте спокойствие и не усугубляйте ситуацию, сударыня.
Она все поняла: солдаты окружили дом, кое-кто непременно дожидается распоряжений командира в холле особняка с оружием наготове. Если она поднимет шум – начнется жестокая бойня.
- Мне все ясно, - напряженным шепотом произнесла девушка, - и если есть возможность избежать кровопролития, то я сделаю для этого все, что от меня зависит.
Она пристально взглянула на стоящего перед ней мужчину. Пламя свечей отражалось в его глазах цвета темной стали, лицо казалось бесстрастным.
- По вашей прихоти уже пролилась кровь этой ночью, - жестко усмехнулся он.
- И вы пришли, чтобы совершить возмездие? – В голосе Эвелины прозвучал вызов. – Вcе в вашей власти, сударь, но разве королевские солдаты не гибнут ежедневно в сражениях с повстанцами?
- Ваше вероломство может соперничать разве что с вашей дерзостью, - мрачно заметил драгун. – Да, теперь я вижу, что вы настоящая мятежница и на все пойдете во имя идей беззакония и смуты.
- Да, если порядок будет насаждаться насилием, - в отчаянии выпалила девушка.
Тарлтон надолго замолчал, не сводя с Эвелины тяжелого взгляда.
- Революционеры обязаны страдать за свои убеждения, - вкрадчиво произнес он. - Готовы ли вы к этому?
Решимость девушки растаяла от тихой угрозы, таящейся в его бархатном голосе, и она жалобно пролепетала.
- Я знаю, что вы настроены враждебно. Но обстоятельства оправдывают злоупотребление вашим доверием, сэр. Выслушайте меня, умоляю. У меня не было ни имени, ни положения, ни влиятельных заступников, ничего, что могло обеспечить мне снисходительность королевских властей.
- Поэтому вы охотно приняли покровительство мятежника, - заметил британец с горькой насмешкой. – Очевидно, его слова внушили вам больше доверия, чем мои.
Эвелина взглянула в его глаза, которые лучились холодным светом, и произнесла:
- Я уступила участливым словам и вверила свою судьбу в руки родственника и борца за свободу моей родины.
Ни умоляющий взгляд, ни это признание не произвели на Тарлтона никакого впечатления. Продолжая держать мисс Видо под прицелом своих проницательных глаз, он медленно шагнул к ней, сокращая то небольшое расстояние, которое их разделяло. Эвелина отпрянула и, прижавшись к стене, торопливо пробормотала:
- Генерал Марион утверждал, что это мой долг перед родиной и семьей, он настаивал... Я была против расправы, и он пообещал захватить вас в плен, не причинив вреда.
- Раз вы посчитали себя вправе вскружить мне голову, а затем продать ее мятежнику Мариону, то и я считаю уместным получить от вас кое-что в порядке сатисфакции.
Услышав в этих словах свой приговор, девушка в отчаянии забилась, тщетно пытаясь вырваться из тисков его рук. Но оказавшись прижатой к твердой груди британского офицера, безвольно обмякла, покорившись судьбе. С треском разошелся корсаж ее легкого домашнего платья, и в одной лишь тонкой нижней рубашке она была брошена на кровать. А затем острый как бритва кинжал скользнул вдоль ее тела снизу вверх, оставив ее обнаженной и дрожащей от унижения и страха. Тарлтон не церемонился с ней, совершая акт своей мести, грубо утоляя свою животную страсть, но он и не причинял ей лишней боли и телесных повреждений.
Эвелина не пыталась защищаться, лишь инстинктивно свела ноги вместе и сцепила руки на голой груди. Но ее запястья были тут же захвачены и отведены за голову, а между дрожащих ног девушки было грубо втиснуто колено ее мучителя. Она содрогнулась, как от удара кнутом, захлебнувшись криком боли, когда захватчик совершил первый неистовый удар в ворота ее крепости. Кровь, что горячими потоками заструилась по бедрам девушки, была свидетельством того, что преграда пала и более ничто не сдерживало преступного штурма его мстительной страсти.
Не было похоже, что Тарлтон упивается сладостью совокупления, он был ослеплен яростью и отчаяньем, и нежное тело под ним казалось не желанным трофеем, а лишь мишенью. Однако, поразив свою цель, излив в последнем порыве мучительную злость и обиду, он не испытал торжества. В полузабытьи, ощущая дурноту и слабость, драгун поднялся на ноги. Что-то темное, вопреки его желанию, заставило его окинуть взглядом распростертое на кровати тело истерзанной и опозоренной им Эвелины Видо. Вздрагивающие губы и остекленевшие глаза своей жертвы он не сумеет забыть до конца жизни.
В окно Фэрроу-Холла тяжело стучал дождь. Алисия в легкомысленно распахнутом парчовом халате, сонно улыбаясь, смотрела на своего неожиданного ночного гостя.
- Я сплю и вижу приятный сон, или же ты на самом деле соблаговолил навестить меня, друг сердечный, - с озорным кокетством протянула она.
- Я сожалею, что пришлось пренебречь всеми нормами приличия и заявиться в таком виде, посреди ночи…
Девушка потянулась через стол и коснулась пальцем губ Тарлтона.
- Ни слова больше, - ласково произнесла она, пробегая настороженным взглядом по испачканному зеленому мундиру драгуна.
- Эта восставшая чернь никак не угомониться? Вы попали в засаду? Впрочем, стоит ли об этом, когда ты продрог и обессилен. Я сейчас же велю подать ужин и подогреть пунш, - Алисия схватила серебряный колокольчик, собираясь позвонить, но тут же передумала. – Нет, я все приготовлю сама, для меня удовольствие заботиться о тебе.
Она решительно поднялась со стула, но офицер удержал ее за руку, и в его взгляде она прочла нежную мольбу.
- Не нужно, прошу тебя, просто побудь со мной. Давай поговорим, неважно о чем, позволь мне слышать твой голос и смотреть в твои глаза.
Алисия мягко улыбнулась, при этом на ее щеках заиграли милые ямочки. Растроганная таким обращением, она по-кошачьи гибко потянулась за подносом с напитками.
- Разговор, должно быть, намечается серьезный, учитывая твое нетерпение и настойчивость, - мечтательно промурлыкала миссис Фэрроу, наполняя бокалы красным вином.
- Благодарю, моя милая, - проговорил драгун, принимая бокал с насыщенным бордовым напитком. – Ты единственная женщина в этом чужом краю, кому я могу безоговорочно доверять.
Алисия внезапно изменилась в лице и отставила в сторону свой бокал.
- Значит, эта ночная битва оставила тебе душевные раны. Позволю себе предположить, что тебя предала женщина, - сказала она с неожиданной резкостью в голосе. – Ведь только женщина могла подобраться так близко и ужалить так неожиданно и так болезненно.
Тарлтон не отвел взгляда от гневно сверкающих зеленых глаз, лишь мрачно усмехнулся и ответил:
- Смейся, если угодно, я оказался таким же недальновидным глупцом, как и большинство мужчин, и негодяем к тому же.
Она недоверчиво пожала плечами, молча комкая в руках край ночной сорочки.
- Да, я не остался в долгу, прибегнув к самому постыдному и жестокому способу мести, - закончил он с беспощадным спокойствием.
И, вопреки его ожиданиям, Алисия не отвернулась с ужасом и отвращением, а, напротив, подалась вперед и впилась в него внимательным взглядом. Только теперь она заметила две небольшие царапины на шее и на щеке полковника. Ссадины могли быть оставлены ветками, сквозь которые он продирался в погоне за мятежниками, или получены в битве, допустим, при падении, но почему-то она была уверена, что природа этих красных полос совершенно иная…
- Ты взял силой то, что я бы отдала тебе добровольно и с радостью, - произнесла девушка, залпом осушив бокал.
И когда Тарлтон прочитал в ее очах наряду с упреком странную пронзительную нежность, то впервые не выдержал и отвел взгляд.
Лицо Алисии залила краска, и она поспешно наполнила бокалы, а затем хмуро уставилась в свой полный до краев сосуд.
- Видо? – Внезапно вскинулась она, отбросив задумчивое оцепенение. - Так ведь фамилия этой мерзавки? Черт меня побери, да ведь Мария Эстер Видо**** кузина этого треклятого бунтовщика Мариона! Как я не разобралась во всем раньше?! Чертово женское любопытство, наверное, раз в жизни могло послужить во благо, направь оно меня на нужный путь.
- Она - племянница Френсиса Мариона, - угрюмо отозвался драгун, - и он цинично использовал ее в своей игре. Причем приманка была брошена мне под самый нос до безобразия явно! Но личный интерес стал повязкой на глазах осторожности.
Когда содержимое хрустального графина подошло к концу, леди Фэрроу саркастически прищурилась и молвила с грустной иронией:
- Ценят только ту женщину, которую нужно добиваться. Скажите, полковник, если бы я разыгрывала скромницу, у меня был бы шанс?
Тарлтон промолчал.
- О нет, ничего бы не вышло, - с горькой усмешкой успокаивала себя она. - Никакие уловки не смогли бы тебя провести. А мои грехи все равно настигли бы меня, как бы стремительно я не бежала. Смелая, безрассудная...идиотка, которая решила покорить мир мужчин, но пала жертвой своего же оружия, столкнувшись с противником, которого я больше всего на свете жаждала бы пленить хотя бы на одну ночь. Мне было нечего терять, у меня не было репутации, мужа, невинности, и я считала себя хозяйкой своей судьбы. Я гордилась своей силой, пока ты не показал мне мою слабость. Увы, я не мужчина, и брать от жизни все, чего захочу, оказалось не в моей власти. Я только жеманная пустышка и достойна твоего пренебрежения.
Она в изнеможении уронила голову на, сложенные на столе, руки.
- Моя храбрая и великодушная львица, я не заслужил тебя…твоей горячей благосклонности. – Негромко произнес полковник, осторожно касаясь ее растрепанных волос.
Алисия порывисто вскинула голову.
- Только не надо меня жалеть, - сердито произнесла она, досадливо прикусив губу.
- Я слишком высоко тебя ценю, чтобы оскорбить подобным чувством, - заверил ее Тарлтон.
Девушка милостиво кивнула, медленно поднялась на ноги и, подойдя к драгуну, непринужденно облокотилась о спинку его стула. Наклонившись к нему, она с неизъяснимым удовольствием принялась перебирать его волосы, вдыхая острый дразнящий запах порохового дыма. Ловко развязав шейный платок, она обнаружила внушительный багровый синяк и, проведя по нему пальцами, тихо спросила:
- Кто это сделал - Марион или его ведьма? Вcе равно. Я бы медленно четвертовала обоих.
Окончательно уступив своей слабости, Алисия крепко обняла британца за плечи, и, когда она прижалась губами к его виску в безумном порыве, ее пронзила мысль полная горького отчаяния: "Он никогда не будет твоим".
В тишине был слышен шелест дождя за окном. Колеблющийся огонь свечей отражался от полированной поверхности стола. И где-то на рубеже между уютом гостиной и непогодой ненастной ночи отчаяние сражалось с надеждой.
*имеется в виду комедия «Соперники» Ричарда Бринсли Шеридана
** импровизация на тему песни Пола Маккартни – «New». За основу взяты первые два куплета:
Don't look at me
It's way too soon to see
What's gonna be
Don't look at me
All my life
I never knew
What I could be, what I could do
Then we were new.
You came along
And made my life a song
One lucky day
You came along.
Just in time
Well I was searching for a rock
You came along
Then we were new.
*** свинцовый сахар – разновидность яда.
****Мария Эстер Видо – кузина Френсиса Мариона, на которой он женился по окончании войны.