Te quiero, amigo
Название: Хроники Зеленого Драгуна
Автор: Irbis_light
Фандом: Исторические события
Пэйринг: Джон Андре/ Банастр Тарлтон
Рейтинг: NC-17

IV


Может я не совсем понимаю
Явной выгоды тайных измен.
Отчего-то я чаще теряю,
Ничего не имея взамен.
(К.Н. Никольский, «Воскресенье» «Я ни разу за морем не был»).


Южная Каролина, Чарльстон, декабрь 1780г.

Старый деревянный дом на окраине Чарльстона выглядел причудливо в своей неопрятности. Облупившаяся краска, потрескавшиеся щербатые ставни окон, поражающих разнообразием геометрических форм и размеров, бесчисленное множество флюгеров, лесенок, дверок и нелепых пристроек делали сию обитель похожей на домик сказочных существ из какой-то странной фантасмагории. Вероятно, это чудо архитектурной мысли некоторое время было заброшено и никем не заселено, хотя в былые времена здесь очевидно находился бордель, о чем свидетельствовала старая вывеска с выцветшим изображением пикантно одетой дамы и большой выкрашенный красным фонарь у входа. Сейчас жалкое забытое Богом здание переживало свое второе рождение – в нем снова поселились люди. Во дворе было убрано, на окнах появились занавески, на дверях – замки, а из кривой трубы струился сизый дымок.
Внезапно овальное окно на втором этаже распахнулось и из него высунулось круглое румяное женское лицо.
- Эй, Мэгги, не забудь купить белых ниток, - раздался неожиданно резкий повелительный голос. - И не задерживайся в галантерее, бездельница, иначе встретишь Рождество без фартинга в кармане, попомни мое слово!
Той, кому были адресованы напутствия, поблизости не наблюдалось, но при таком громовом оклике, можно было не сомневаться, что сообщение настигнет ее и на рыночной площади.
читать дальше

@темы: британцы, исторические личности, творчество автора, колониальные войны, драгуны, Банастр Тарлтон, исторические события

Комментарии
09.10.2015 в 20:57

Te quiero, amigo
Южная Каролина, загородное имение Фэрроу, канун Рождества, 1780г.

Старый дворецкий застыл в почтительном поклоне, когда хозяйка появилась на лестнице в изысканном туалете и с модной прической. Сверкая алмазами и шелестя шелками, Алисия Фэрроу сошла в холл, как ангел на грешную землю, с лучезарной улыбкой и взглядом, исполненным надежды.
- Доброе утро, Джозеф, - нежно пропела она.
Стюарт улыбнулся, не скрывая своего благоговейного восхищения.
- Миледи, вы ослепили своего несчастного слугу. С самого утра при полном параде и не даете ни малейшего шанса на спасение.
И, надо сказать, что в нелепом пафосе Джозефа не было и малейшего намека на лесть. Он был влюблен в свою хозяйку с самого первого дня, когда Альберт Фэрроу привез в поместье молодую жену. Даже сейчас ухоженная очаровательная женщина могла вскружить голову самому взыскательному кавалеру, неудивительно, что в свои восемнадцать эта фея покорила богатейшего землевладельца южных колоний. Однако немолодой болезненный супруг недолго наслаждался семейным счастьем с юной красавицей. Спустя три года после свадьбы он скончался, оставив Алисию единственной наследницей огромных капиталов.
- Я в полной боевой готовности. Ты ведь помнишь, что за гостей мы сегодня ждем? Леди Фэрроу направилась в гостиную, и дворецкий последовал за ней.
- Ожидается нашествие оккупантов, я не забыл, - ворчливо ответствовал старик.
- Ах, Джозеф, будь же любезнее, это королевские офицеры - наши заступники и защитники законов и права его величества, господа в высшей степени достойные и благовоспитанные. Мы должны продемонстрировать им свою лояльность.
- Да, я заметил, что вы к демонстрации уже готовы, мадам, - холодно ответил Джозеф. – Но стоит ли метать бисер… Я хотел сказать, стоит ли расточать любезности убийцам и захватчикам?
- Вы что же приняли сторону мятежников, Джозеф? – Насмешливо удивилась Алисия.
- Нет, мадам. Я не принимал ничью сторону. Но беззаконие повстанцев возмущает меня ровно в той же мере, что и жестокость людей насаждающих в колониях свои законы.
- Довольно, - звонко выпалила Алисия. – Вcе ли приготовления к приему закончены, Джозеф? Ты отправил Гарри в дозор, чтобы нас предупредить?
Она обошла вокруг заблаговременно сервированного стола и остановилась у окна, задумчиво вглядываясь в туманную даль.
- Вcе ваши распоряжения выполнены. Но разумно ли подобное расточительство, моя госпожа?
- Да перестань, Джозеф, богатства, которое скопил мой августейший супруг, да прибудет он в Свете, хватит на несколько жизней самого расточительного мота. Кроме того, если ты помнишь, некоторой долей своей прибыли я обязана полковнику Тарлтону. Мятежные каперы захватили мою «Иоланду» с грузом хлопка и сахара, а в виду трудностей военного времени мне было крайне сложно нанять подходящее судно в короткий срок. Сделка грозила сорваться, когда Тарлтон предложил мне свою помощь. Благо, он знает толк в подобного рода делах, ведь его отец был купцом. Так что бриг был подобран быстроходный, с вместительным и сухим трюмом, а наш покупатель из Нью-Йорка остался полностью доволен и щедро заплатил.
Но старый стюарт лишь скептически нахмурил брови.
- Я бы вам сказал, в каких делах наверняка ваш Тарлтон знает толк, сударыня, - пробубнил он. - Если бы красномундирники не оккупировали Чарльстон и французы не сновали бы повсюду на своих кораблях, никаких сложностей с переправкой грузов не возникло бы.
- Банастр Тарлтон – замечательный человек, - с упоением произнесла Алисия, обернувшись к Джозефу и поддразнив его задорной улыбкой. – Я дорожу его расположением.
- Вам нужно найти себе надежного респектабельного супруга, а не якшаться с повесами вроде него, - тяжело вздохнул дворецкий.
- А вот это, сударь, не ваше дело, - гневно бросила миссис Фэрроу и резко отвернулась к окну.
Внезапно шум и крики донеслись с заднего двора, и заставили обоих насторожиться. Джозеф с потрясающим проворством добрался до своей хозяйки и, обняв ее за плечи, поспешно увел от окна. Алисия нервно усмехнулась, но не успела она вымолвить и слова, как стекло со звоном разлетелось, и ей под ноги упал увесистый камень. Осколки фонтаном брызнули на платье, несколько сверкающих шипов оцарапали девушке руки.
С улицы послышался грубый хохот и гнусавый голос проговорил: «Вперед господа патриоты, чувствуйте себя как дома». В оконном проеме возник высокий бородатый мужчина в грязной поношенной одежде. Топором он прорубил себе путь, небрежно отбрасывая уцелевшее стекло, и одним прыжком оказался в комнате.
- Милая леди, ваше имущество арестовано, - нагло ухмыльнулся он, отвешивая шутливый полупоклон.
- Где ты видишь леди, Келеб? – Послышался другой резкий и неприятный голос. Эта мерзкая лоялистка – шлюха Мясника.
В комнату ввалился здоровенный детина с палашом обагренным кровью, он с презрением окинул взглядом Алисию и демонстративно сплюнул.
- Подстилка Тарлтона, правда? – Разочарованно протянул тот, кого называли Келебом. - Ох, а я уже собрался пригреть ее на своей широкой груди.
- Теперь эта ведьма не годится даже на корм нашим псам, - брезгливо поморщился здоровяк, направляясь к Алисии.
Джозеф оттолкнул девушку себе за спину и решительно преградил путь разбойнику. Из-за спины старика Алисия оторопело взирала на то, как в ее гостиную проникают все новые незваные гости, грязные, заросшие, с окровавленным оружием и звериными взглядами. Горячая кровь ударила ей в лицо совершенно внезапно, она не успела уловить движение смертоносного клинка, который разрубил бедного Джозефа от плеча до пояса. Дворецкий рухнул на пол без единого стона. А девушка сорвалась с места и стремительно бросилась к двери. Высокий разбойник по имени Келеб, вытянув руки, метнулся наперерез и постарался схватить беглянку, но маленькая и ловкая она с легкостью проскользнула мимо него. Отчаянный страх придал Алисии силы, она быстро пересекла комнату и выбежала в холл. Скользя по начищенному до блеска полу, она устремилась к двери в библиотеку. С замирающим сердцем, слыша топот сапог и разгневанные голоса позади, она толкнула массивные створки и влетела в комнату. Затворив за собой двери, она судорожно вцепилась в медную ручку и провернула ее, та отозвалась глухим щелчком запираемого замка. А вслед за щелчком раздался гулкий удар, от которого содрогнулись дубовые створки двери, и сдавленные проклятья вперемешку с ругательствами.
Переводя дыхание, Алисия Фэрроу отерла кровь со своего лица шелковым рукавом платья. Она отбежала от двери и быстро огляделась – на стене висел тяжелый гладкоствольный штуцер, некогда подаренный ее мужу каким-то офицером. В ящике стола она нашла патроны и шомпол – все это было припасено осторожным Джозефом на случай, если придется защищать свою госпожу и ее имущество с оружием в руках.
Алисия уперлась спиной в книжный шкаф, на коленях у нее лежало ружье, в руках она зажала шомпол и бумажный патрон-комплект. В холле разбойники безуспешно возились с запертой дверью, но девушку в данное время больше беспокоили окна. В любой момент в оконных проемах могли появиться вооруженные мужчины. И, хотя она заметила, что никто из напавших на ее поместье скиннеров, не применял огнестрельного оружия, очевидно избегая лишнего шума, все же внезапный бросок томагавка был не менее опасен, чем выстрел. Поэтому заряжая оружие, Алисия настороженно следила за окнами, напряженная и готовая в случае угрозы броситься под стол. Решительно надкусив бумажный пакет, девушка ощутила соленый вкус пороха. Она высыпала заряд в ствол штуцера, закатила пулю и заткнула дуло пыжом, затем, орудуя шомполом, забила пыж потуже. Ей предстояло стрелять второй раз в жизни. Вот только в первый раз это было не более чем безобидной забавой. Она восторженно кричала, сжимая пистолет «Лазарино» и по-детски радуясь простреленной и лопнувшей тыкве. А Тарлтон бурно и искренне восхищался ее успехом… О, Всемогущий Боже, пусть он явится сюда прямо сейчас, пусть примчится со своими офицерами и разделается с проклятыми ублюдками! Алисия до крови закусила губу, чтобы не поддаться подступающему отчаянию. Она глубоко вздохнула и приказала себе успокоиться и стойко держаться, пока не услышит приближающийся топот копыт драгунских скакунов, несущий с собой спасение. «Скоро все кончится», - повторяла она, судорожно сжимая ружье.
Несколько минут спустя темная фигура в плаще и шляпе проступила из тумана и направилась к окну. Миссис Фэрроу прицелилась, с трудом подавляя нервную дрожь. Нужно выжидать, подпустить противника ближе… Щелкнул взводимый курок. Она задержала дыхание и выстрелила. Тяжелый штуцер рявкнул, изрыгая пулю, толкнул Алисию в плечо массивным прикладом. Зазвенели стекла, послышался глухой удар тела о землю. У Алисии шумело в голове от выстрела и удара затылком о шкаф, но она гордо улыбалась, вдыхая ружейный дым.
09.10.2015 в 20:58

Te quiero, amigo
Сцепив зубы, девушка энергично заряжала свой штуцер, когда раздался треск ломающегося дерева. Она взглянула на дверь и обмерла, увидев лезвие топора, пробившего мореный дуб. Кто-то снаружи выдернул топор и снова обрушил на дверь. Летели щепки, брешь ширилась, росла. Алисия поднялась на ноги и вышла на середину комнаты. Она взвела курок и направила ствол на дверь. Раздался выстрел, затем пронзительный крик раненого мятежника. Алисию отбросило назад, она выронила ружье и огляделась вокруг в поисках укрытия. Маленькая неприметная дверца в нише за книжным стеллажом стала ее единственным спасением от разъяренных скиннеров, которые вот-вот ворвутся в библиотеку. Каморка с редкими книгами и антикварными вещами, которыми дорожил ее муж, надежно закрывалась. Леди Фэрроу не без труда отыскала в столе ключ и бросилась к тайнику. Запершись изнутри, она опустилась на пол и, обхватив себя руками, замерла в напряженном ожидании.
Алисия услышала, как распахнулась дверь в библиотеку, не выдержав, жестокой осады неприятеля.
- Где эта дрянь? Сейчас я выпущу ей кишки, - проревел здоровенный разбойник, тот самый, который убил Джозефа. – Ищите, парни, ищите, она не могла сбежать отсюда.
Некоторое время был слышен лишь топот ног и грохот переворачиваемой мебели. Затем подал голос Келеб:
- Надо уходить, Джек. Она ранила тебя и пристрелила Сэма. Английские патрули наверняка услышали выстрелы, и мчаться сюда. Нам не нужны проблемы.
- Проклятье! – Гаркнул раненый. – Ага, вот куда забралась наша лоялистская крыса.
Алисия вздрогнула, когда мятежник грохнул кулаком по двери в ее укрытие. За этим последовала серия яростных ударов ногами.
- Надо уходить, Джек, - настойчиво повторил другой разбойник.
- Заткнись, трусливый хорек. Тащите сюда этот стол, ребята.
Девушка слышала скрежет тяжелого письменного стола по полу.
- Теперь привалим сверху этим вот… Черт бы побрал этих тори, зачем нормальному человеку такая куча книг?
На пол со стуком посыпались книги, заскрипел передвигаемый стеллаж. А затем под издевательский смех мятежников кресало чиркнуло о кремень, и снова, и снова… Затрещали, как сухие поленья, дорогие фолианты в кожаных переплетах, огонь с мерзким шипением стал подкрадываться к двери в убежище леди Фэрроу. Мародеры заторопились к выходу, поздравляя друг друга с отличной идеей – устроить ведьме погребальный костер.
Охваченная животным ужасом, Алисия заметалась, как пойманная в силки птица, разбрасывая вокруг себя статуэтки, свитки и вазы, швыряя их в закрытую дверь. Затем она остановилась, одна в кромешной тьме, наполненной едким удушливым дымом, медленно опустилась на колени, экономя воздух, вдыхая мелкими, редкими глотками. Плотно зажмурив слезящиеся от дыма глаза, Алисия Фэрроу стала плавно покачиваться на волнах воображаемого вальса. И с последними судорожными вздохами ей казалось, что легкие наполняет свежий бриз и запах весенних цветов.
Тот, кого она ждала, так и не явился, чтобы спасти ее. И новая весна в Чарльстоне больше не раскроет для нее своих головокружительных объятий.

***

Выстрел пронесся над долиной, погруженной в туман и безмятежный зимний сон. Его отголосок заставил Тарлтона и семерых офицеров насторожиться.
- Должно быть, наши патрули наткнулись на мятежников, - предположил лейтенант Мендвилл, нетерпеливо привстав в стременах.
- Тогда бы вряд ли все обошлось одиночным выстрелом, - возразил капитан Уилкинс.
В этот момент выстрел повторился. И кавалькада приостановилась.
- Похоже, мятежники ведут прицельный огонь из засады, - взволнованно произнес лейтенант Блер, сжимая в руках подзорную трубу.
Тарлтон ощутил, как сердце сжало страшное предчувствие. Он властно поднял руку, пресекая оживленную дискуссию, завязавшуюся между офицерами, и велел двум своим лейтенантам отправляться в Фэрроу-Холл на разведку.
- Господа, я жду от вас доклада как можно скорее, - предупредил он.
Мендвилл и Блер пришпорили коней и исчезли в молочно-белой пелене тумана. Остальные всадники продолжили свой путь, перейдя на быструю рысь. Больше никто не произнес ни слова, драгуны напряженно вслушивались в звенящую тишину, нарушаемую лишь дробью копыт их лошадей.
Несколько минут спустя с тяжелых серых облаков стал срываться мокрый снег, переходящий в дождь. Под громкий перестук копыт из тумана вылетел лейтенант Мендвилл, он был жутко взволнован, и от него пахло дымом. Он остановился перед полковником и, задыхаясь, проговорил:
- На усадьбу напали…
Не задавая вопросов, Тарлтон рванул поводья и, взяв с места в карьер, помчался по раскисшей дороге к Фэрроу-Холлу. Офицеры последовали за ним, отставая всего на несколько ярдов.
Зловеще чернели деревья, переплетая над головой костлявые ведьмины пальцы с белой пряжей тумана. Мокрые комья земли летели из-под копыт. А холодные капли дождя падали на лицо, тяжелые, словно отлитые из свинца.
Тарлтон выехал на аллею, ведущую к роскошному двухэтажному особняку. Туман здесь смешался с едким серым дымом. Лошадь нервно захрапела, рассекая густую пелену ядовитого марева. Восточное крыло дома утопало в клубах дыма. Тарлтон заметил две фигуры, которые метались по двору с ведрами. Приблизившись, он узнал своего лейтенанта, который тушил пожар водой из ручья в компании чернокожего мальчишки. Дождь не дал огню распространиться по всему зданию, но комната первого этажа выгорела почти до тла.
Полковник остановил лошадь перед, распластавшимся на земле среди осколков стекла, телом мужчины. Англичанин отметил, что неизвестный убит выстрелом в грудь. Стреляли из дома, из той самой комнаты, которая теперь была полна еще горячего пепла и темного дыма. Испытывая трепет нарастающего беспокойства, Тарлтон спешился. Лейтенант Блер опустил ведро на землю и направился к своему командиру. Вид у него был растерянный, и, когда пришла пора доложить обстановку, молодой офицер не смог выдавить и слова.
Но Тарлтон обратился ни к нему, в центре его внимания оказался спутник лейтенанта – худощавый негретенок лет четырнадцати. Мальчик осторожно приблизился к драгуну, внимательно глядя на него огромными темными глазами.
- Как твое имя, парень?
- Гарри, - робко пробормотал мальчик.
- Ты служишь госпоже Фэрроу, Гарри? – Вcе так же спокойно задал вопрос Тарлтон.
Мальчик угрюмо кивнул.
- Расскажи мне, кто напал на ее дом. Выкладывай все, что ты видел, - твердо потребовал офицер.
И маленький раб торопливо заговорил:
- Я не видел, как они пришли… Меня отправили ждать гостей и доложить об их…вашем появлении. Я сидел на старой иве и смотрел на дорогу. Потом услышал выстрел и побежал назад. Я не прятался, сэр, - запальчиво объявил он. – Я – не трус и хотел сражаться. Откопал старый кухонный нож, который припрятал летом, и был готов драться. Но эти только отбросили меня. На бегу. Они очень торопились. Когда я поднялся, то хотел догнать вонючих шакалов. Но - огонь…а там, в доме, моя госпожа. А после появился этот мистер, - он кивнул в сторону лейтенанта, - и мы принялись таскать воду. И еще пошел дождь и помог нам погасить пожар.
- Как выглядели люди, с которыми ты собирался биться?
Гарри скривился от презрения и гнева:
- Как паршивые койоты, те, что скрываются в лесах и на болотах, и нападают на людей, чтобы грабить и убивать их.
09.10.2015 в 20:59

Te quiero, amigo
Все это время Тарлтон намеренно не поворачивался к дому, расспрашивал мальчишку, хотя, в общем, понимал, что здесь произошло, и кто напал на усадьбу. Он не хотел верить страшному предчувствию и до последнего цеплялся за надежду услышать знакомый звонкий голосок, окликающий его. Но Алисия не появилась на крыльце дома, ее, бездыханную, обожженную, в истлевшем платье вынес на руках капитан Бордон, который бросился обыскивать дом вместе с двумя другими офицерами.
Лицо Бордона исказила гримаса невыносимой боли, и мало кто из суровых драгунов удержался от слёз. Капитан вытянул руки со своей скорбной ношей в каком-то порыве отчаяния смешанного со смятением, словно груз этой потери был ему невыносим. И Тарлтон подхватил тело девушки и прижал к груди. Жженый шелк, сладковатый запах горелой плоти вместо ароматных масел и дорогих духов. Гнетущее мертвое молчание вместо шуток и озорного кокетства. Эта новая Алисия встретила его безразлично, а он впервые обнимал ее так отчаянно-нежно, так трепетно и пылко.
- Позвольте организовать погоню, сэр, - тихо обратился к нему Бордон.
Тарлтон разрешил, он знал, что худшей пыткой для его людей сейчас будет бездействие. Оставаться здесь, рядом с изуродованным телом молодой женщины, наблюдать зверства учиненные мятежниками, помешать которым они не успели. Ощущать бессилие и глухую ярость, тяжесть вины и отчаяние. Нет, это все он должен взять на себя.
Вскоре полковник остался в одиночестве. И чтобы не свихнуться от тоски и уныния, попросил Гарри раздобыть для него лопату. Мальчуган живо исполнил распоряжение драгуна, и, притаившись за стволом дерева, чтобы его не прогнали, стал наблюдать за тем, как офицер, укутывает тело миссис Фэрроу в свой плащ и принимается копать могилу. Дождь прекратился, но промокшая земля была сырой и вязкой, и липла к лопате. Спустя несколько часов упорной молчаливой работы у подножья виргинского дуба вырос холм бурой земли, а около него образовалась довольно глубокая яма.
Тарлтон с силой вогнал в землю лопату и направился к ручью, чтобы набрать во флягу воды. Когда он вернулся, то обнаружил, что Гарри сосредоточенно склонился над могилой, и занимается тем, что устилает ее дно ветками остролиста. Это зрелище заставило англичанина улыбнуться.
- Твои родители тоже погибли сегодня? – Мягко спросил он.
Мальчик вздрогнул и поднял глаза на офицера.
- Нет, их не стало давно, - глухо ответил он, все еще не веря, что его не обругают и не прогонят. - Отца укусила змея, а мать умерла от лихорадки.
Затем, собравшись с духом, он проговорил:
- Я уже взрослый и хочу служить Королю-За-Морем. Возьмите меня с собой.
Так и не получив ответа, мальчик отправился на конюшню, опустевшую после набега разбойников, для того чтобы принести овса для лошади драгуна.
На закате Тарлтон попрощался с Алисией Фэрроу, несколько мгновений подержал в руках ее завернутое в плащ тело, а затем опустил его на постель из остролиста. Тяжелее всего оказалось зарыть могилу, когда каждый взмах лопаты бросает на тело Алисии тяжелые комья земли и отдается тупой болью в сердце воина. Когда надгробный курган свежей насыпью укрыл могилу, горечь и боль захлестнули Тарлтона с такой силой, что он упал на колени и зажмурился. Спазм сбил дыхание, но слезы не приходили, чтобы облегчить душу.
Вскоре стемнело и повеяло холодом, но полковник не стал разжигать костер. Вместо этого зажгли свечи, которые Гарри принес из Фэрроу-Холла. Изящной работы, белые – почти прозрачные и серебристо-голубые, витые и узорчатые, они, очевидно, были припасены для торжественных случаев.
Перед рассветом пошел снег. Крупные белые хлопья, словно мотыльки, плясали над пламенем свечей, только, сгорая, они губили огонь, заставляли фитиль шипеть и гаснуть. Тарлтон, будто завороженный, наблюдал за тем, как снежинки кружатся в сером сумраке утра. Как вдруг откуда-то издалека, словно тихое пение арфы, донесся робкий перезвон бубенцов.
Вскоре послышался скрип колес, поступь лошадей и оживленные веселые голоса. И, наконец, на аллее показалась громоздкая, увешанная бубенцами и рождественскими украшениями, карета в сопровождении нескольких всадников. Один из всадников на великолепном белом коне выехал вперед. В нем Тарлтон узнал Роудона.
Когда молодой лорд подъехал к дому, радость на его лице сменилась смятением. Заметив Тарлтона, он немедленно спешился и направился к нему. Кавалерист поднялся навстречу другу, заметно побледневшему от волнения. Можно было понять его чувства, ведь он спешил сюда в предвкушении счастливой встречи, теплого приема и веселого праздника, по случаю которого закупил гору угощений и всяких безделиц. А, по прибытии на место назначения, обнаружил пустой дом со следами незаконного вторжения и мрачного друга у свежей могилы.
Роудон остановился, его выразительные глаза сказали больше, чем тысячи фраз. Несколько мгновений он в растерянности смотрел на Тарлтона, а потом просто обнял, не говоря ни слова.
- Что я за солдат, если не могу защитить тех, кто мне предан? – сквозь зубы проговорил Тарлтон, отхлебнув вина из фляги, предложенной Роудоном. - Андре, Фергюсон, Алисия Ферроу... И это далеко не все, сколько их было и сколько еще будет.
Френсис Роудон окинул печальным взглядом могильный холм и погасшие свечи. Рядом с ним стоял, прислонившись к дереву, его подавленный друг, чей хриплый голос выдавал верную простуду.
- Хотя эта леди, да упокоится она с миром, не должна была пострадать... Но проклятые рейдеры не ведают жалости. Так почему же, Френсис, я должен проявлять к ним милосердие? Разве они заслуживают пощады? Пусть меня проклинает весь континент, но я буду находить и уничтожать их повсеместно, даже, если для того, чтобы их выкурить понадобиться предать огню Каролину и Вирджинию.
Роудон смотрел на Тарлтона с той же горькой беспомощностью, что и много лет назад, в Оксфорде, когда он подрался с бродягами, защищая от побоев дворнягу, а юный лорд, испугавшись за жизнь товарища, позвал на помощь, чем приговорил его к строжайшему выговору с последующим наказанием.
- Эти люди ответят перед Богом, как и все мы, - тихо проговорил ирландец.
Драгун глубоко вздохнул и на миг прикрыл глаза. Когда он снова заговорил, голос его прозвучал спокойнее:
- Месть еще никогда не лечила душевные раны и не возвращала умерших, даже если я предам жестокой смерти всех здешних мятежников - это будет слабым утешением. Но не ответить на удар судьбы - значит признать себя побежденным.
Лорд Роудон положил руку на плечо другу, понимая, что ему сейчас нужна поддержка, а не нравоучительные сентенции, и сказал:
- Куда бы ты ни отправился и что бы ни предпринял, знай, что всегда можешь рассчитывать на меня. Но сейчас тебе нужно прийти в себя, оправиться от ран, поэтому я приказываю тебе совершить рейд в одно злачное место неподалеку и, имей виду, что я лично прослежу за неукоснительным соблюдением всех своих предписаний, особенно относительно дозировки необходимых целебных средств. Готовы исполнять, полковник?
Тарлтон улыбнулся тому, что за уверенностью, которую так мужественно старался придать своему тону Роудон, звенела тревога.
- У меня к тебе просьба, - сказал он.
- Вcе что угодно, - без колебаний отозвался лорд.
- Этот парень, - драгун кивнул в сторону Гарри, который нерешительно переминался с ноги на ногу, словно ему хотелось подойти ближе, но он не решался этого сделать. – Он служил у Алисии, я бы хотел, чтобы ты о нем позаботился. Уверен, что со временем из него выйдет отличный адъютант.
Френсис Роудон выразил свое согласие принять на службу бывшего раба, и Тарлтон сделал знак мальчику приблизиться.
- Будешь следовать за этим господином, и подчиняться ему, - сказал англичанин.
Гарри недовольно насупился, недоверчиво покосившись на Роудона.
- Он служит Королю, - заверил его Тарлтон. И Роудон в подтверждение его слов распахнул подбитый соболем плащ и продемонстрировал ослепительно-алый мундир.
- Слушаюсь, сэр, - выпалил Гарри, впечатленный великолепной формой офицера королевской армии.

***
09.10.2015 в 21:00

Te quiero, amigo
Не многие в колониях в то время праздновали Рождество. Но сырым, унылым зимним вечером местные фермеры, рабочие и охотники стремились в гостеприимную гавань единственного на многие мили вокруг питейного заведения, словно мотыльки на пламя ночника. Жарко растопленный камин, разнообразие горячительных напитков и свежие сплетни обладали почти магической притягательной силой как для усталых путников, так и для окрестных пройдох.
Роудон перестал беспокойно озираться по сторонам, только когда положительно захмелел и избавился от напряжения. Тарлтон меньше обращал внимание на окружающую обстановку, пахабные песни и грязная брань давно не смущали его. Кроме них двоих за столом присутствовал неразговорчивый ирландец Лаврас Бреннан, приходившийся дальним родственником Роудону, адъютант Френсиса и индийский факир с целым арсеналом всяких волшебных предметов. Френсис Роудон объяснил другу, что низкорослый индиец – это своеобразный подарок его дяди Френсиса Гастингса лорда Хантингтона, который слыл большим оригиналом. Когда факир демонстрировал свое мастерство, развлекая компанию всевозможными фокусами, то привлек внимание местных колонистов, которые окружили британцев и диковинного человечка в тюрбане. Однако, так как их любопытство было совершенно невинным, а восторженные выкрики и смех безобидными, то офицеры королевской армии отнеслись к ним снисходительно.
Когда шумная толпа американцев начала разбредаться по домам и в придорожной таверне воцарился покой и уютный полумрак, Роудон доверительно сообщил Тарлтону о том, что его дядя так горд и доволен им, что передал ему семейную реликвию – красивый старинный перстень.
Будущий граф Мойра снял с указательного пальца массивное украшение и протянул его другу. Над столом, заставленным бутылками и кубками, тарелками, а кроме них – множеством необычных вещей индийского факира, рука Роудона дрогнула, и перстень упал, угодив в глиняный сосуд с узким горлом, на дне которого дремала молодая азиатская кобра. Роудон страдальчески закатил глаза. Индиец же, похоже, впал в глубокую медитацию или просто уснул, как и ирландский родственник Роудона. Тарлтон тонко усмехнулся и под изумленными взглядами лорда Роудона и его адъютанта медленно, но уверенно погрузил руку в сосуд со змеей и спустя несколько тревожных мгновений извлек оттуда фамильную реликвию. Драгун повернул перстень к свету и, прищурившись, осмотрел его с таким безмятежным видом, будто бы только что достал из шкатулки для драгоценностей.
- Это самый большой и чистый изумруд, который мне доводилось видеть, - тихо произнес он. – Поздравляю, маркиз Гастингс, полагаю скоро вы примете эту фамилию и добавите к вашему гордому прозвищу.
Роудон вскочил на ноги, взволнованный произошедшим, глаза его блестели суеверным страхом, на лице отразилась непередаваемая гамма чувств. Ни один из фокусов факира не сумел так взбудоражить молодого ирландца. В глубоком потрясении он взирал на протянутый ему перстень. Затем Тарлтон тоже поднялся и крепко хлопнул по плечу своего друга. Тот вышел из нервной прострации и улыбнулся с заметным облегчением, награждая драгуна благоговейным взглядом и принимая у него драгоценность.
Они покинули таверну глубокой ночью. Изрядно подвыпившего и сонного Лавраса Бреннана вместе с индийцем сопроводили до кареты, куда и погрузили, оставив на попечение адъютанта лорда Роудона и бывшего раба – Гарри, который дремал в экипаже и мгновенно проснулся при появлении господ офицеров. После этих насущных забот Тарлтон и Роудон отправились верхом в сторону ближайшей гостиницы.
- Я остановился на постоялом дворе «Эдельвейс», от главного тракта – налево, посреди небольшой рощи. Это должно быть совсем недалеко отсюда, но в такой непроглядной тьме ужасно трудно отыскать дорогу. Прости меня, Бен, это я настоял на том, чтобы заехать в тот шалман, развеяться… Как будто бы мне нужно больше чем бутылка кларета за ужином. Да, с меня Бог весть какой гуляка, и тебе нынешняя попойка едва ли пошла на пользу. Вот теперь придется ночевать где-нибудь у дороги по моей милости.
- Я бы предпочел – в седле, - заметил Тарлтон, - но если ты устал, тогда конечно сделаем привал, при помощи крепкого рома и огнива всегда можно распалить костер.
В действительности Тарлтон и сам с трудом боролся с усталостью после пережитого потрясения и бессонной ночи полной скорби и тревог.
- О, нет-нет, что ты, я думаю, господа мятежники будут не слишком радушными соседями и вряд ли окажут нам теплый прием, - нервно хохотнул Роудон.
- Напротив, друг мой, Френсис Марион будет несказанно рад нашему визиту. Его гостеприимство поистине не знает границ, - с мрачной иронией ответил драгун.
Несколько минут офицеры проехали в молчании. Затем лорд Роудон снова заговорил, желая нарушить гнетущую тишину, от которой окружающий мрак казался тяжелым и давящим:
- А твоя Адель чудо как вынослива. Мой бедный Флорестан совсем озяб, дрожит так, что у меня зубы стучат. Ведь он арабских кровей, а, стало быть, не создан для зимних холодов. Этих лошадей следует скрещивать с нашими ирландскими крепышами, тогда будет толк.
Тишину ночи прошили выстрелы. Изящный иноходец Роудона испустил жалобный крик, тут же взвилась на дыбы вороная Тарлтона. Драгун обернулся назад – несчастный конь его друга бессильно упал на колени. Он резко развернул свою лошадь и, оказавшись рядом с растерянным Роудоном, схватил его за руку и помог взобраться на круп кобылы.
Роудон вскочил на лошадь с поразительной быстротой и ловкостью, новые выстрелы из темноты придали ему ускорения. Судорожно вцепившись в Тарлтона, он молился о том, чтобы его товарищ применил свое профессиональное умение и заставил вороную нестись, обгоняя ветер.
Лошадь скакала галопом, однако с двумя седоками на спине и раной в боку она быстро выбилась из сил. Тарлтон припал к шее лошади, почти уткнувшись лицом в мокрую гриву, он чувствовал ее напряжение, слышал, как она фыркает и всхрапывает не в силах выровнять темп. Впереди, среди деревьев высилось какое-то массивное сооружение, и драгун направил свою слабеющую кобылу к нему, в надежде укрыться от погони. Когда мужественное животное начало спотыкаться, Тарлтон придержал поводья и соскочил на землю, Роудон, который продолжал крепко держаться за друга, при этом едва не свалился.
- Прости нас, Адель, - пробормотал он, соскальзывая со спины изнуренной вороной.
Теплая кровь пропитала его перчатку после того как рука опустилась на покатый лошадиный бок.
- Ты цел? – Осведомился Тарлтон, беря лошадь под уздцы и направляясь в сторону, чернеющей среди заснеженного леса, постройки.
- Да, я в порядке, - пробормотал Роудон. В этот момент кобыла тяжело покачнулась, едва не завалившись на бок. – Бен, мне кажется, ее нужно оставить здесь… Прости, ты можешь идти вперед – я сам, мой пистолет заряжен…
Тарлтон замедлил шаг, порывисто обернулся и наградил Роудона мрачным взглядом, выражающим горькое недоумение. Ирландец замер с пистолетом, который достал из-за пояса, и смущенно опустил голову, разглядывая снег у себя под ногами. Драгун так и не выпустил поводьев, продолжая тащить раненую лошадь за собой. В тяжелом молчании они двинулись через лес.
09.10.2015 в 21:00

Te quiero, amigo
Вскоре деревья начали редеть, и взглядам путников открылась поляна, посреди которой возвышалось могучее строение пирамидальной формы. Черный силуэт постройки, вырастающий из ночной мглы, казался зловещим в своем древнем величии. Когда над деревьями появилась луна, и ее бледное сияние осветило монумент, сложенный из плотно пригнанных друг к другу огромных камней, Роудон изумленно пробормотал:
- Я, кажется, знаю, куда нас завела судьба… Колонисты называют это место Черный храм, а то, как его название звучит на языке индейцев мне не выговорить даже на трезвую голову.
Эта земля, некогда щедро вскормленная агонией и кровью множества людей, которых приводили к капищу для совершения священных жертвоприношений, вибрировала потоками силы. Тяжелая гнетущая атмосфера вокруг древнего храма становилась ощутимее по мере приближения путников к зданию.
- Чертовски неприятное место, - хмыкнул Тарлтон, окидывая взглядом нависающие над ними стены. – Что ж, тем меньше вероятность того, что мятежники бросятся нас искать под сводами сего бастиона.
Френсис Роудон оторопело воззрился на друга.
- Ты серьезно? Хочешь, чтобы мы переступили порог Черного храма, да еще и среди ночи? Может ты решил, что недурно будет устроиться на ночлег в этом проклятом капище?
- Совершенно верно, милорд, - раздраженно бросил драгун. – Избавьте меня от необходимости объяснять вам очевидные вещи. Опасность нашего пребывания здесь обусловлена погоней и рядом других малоприятных факторов. Будучи застигнутыми на открытой местности, хорошо знакомой партизанам, мы потеряем последний шанс на спасение.
Бескомпромиссная резкость и нетерпение в голосе Тарлтона заставили Роудона подчиниться. Однако у самого входа в храм молодой ирландец взбунтовался снова. Высокий темный портал, обрамленный каменными черепами, вызвал у Роудона приступ суеверного ужаса, и он с дрожью отпрянул, бормоча какие-то молитвы. Когда же Тарлтон попытался удержать его, поймав за рукав, тот посмотрел на него затравленным взглядом и возмущенно произнес:
- Видит Бог – я не трус, но это место нечисто. Я скорее рискну жизнью, чем душой.
- Френсис, послушай…
- Решай за себя, - угрюмо ощетинился Роудон, - быть может, ты зашел уже слишком далеко…и не боишься погубить свою душу. Я же себя такой скверной не покрою, я не ступлю под эти своды!
Лицо драгуна словно окаменело от ярости.
- Тогда я буду твоим проводником в царство Люцифера, - вкрадчиво прошипел он - Добро пожаловать, ваша светлость!
Он живо метнулся к Роудону и бесцеремонно втолкнул его в черный зев древней обители смерти. Натянув поводья, британец и сам переступил порог языческого святилища, его измученная лошадь прижала уши и захрапела, оглядываясь назад, но, все же, повиновалась воле хозяина и последовала за ним.
- Вот видишь, на нас не изошел Ужас Ада, и бездна с вопящими демонами не разверзлась под нашими ногами, - Тарлтон достал кремень, намереваясь чиркнуть им о стену храма, но передумал, решив, дать глазами привыкнуть к окружающей темноте.
А она оказалась не такой уж непроглядной, как это могло показаться в первые мгновения. Впереди по коридору мрак пронизывали бледные лунные лучи, очевидно, в стенах пирамиды располагались световые колодцы. Тишина, царившая под сводами покинутого святилища, была почти осязаема и, стараясь не нарушать ее, двое людей и боевая лошадь двинулись широким коридором в сердце храма. Эхо шагов и звонкая дробь копыт некоторое время были единственными звуками, сопровождающими их в этом погружении в мир, лежащий за пределами пространства и времени.
Она заговорили почти одновременно, собравшись с мыслями и переведя дыхание после вторжения в таинственное святилище.
- Прости меня за грубость, Френсис, - негромко произнес Тарлтон.
- Бен, от отчаяния я наговорил лишнего, ты был вправе ударить меня за подобное, я бы не стал возражать, - напряженным голосом вымолвил Роудон.
- Предлагаю забыть сей неприятный инцидент, мой друг.
Наконец они вошли в огромный круглый зал, освещенный причудливо перекрещивающимися потоками лунного света. Массивные колонны поддерживали тонущий во мраке потолок, в альковах покоились чудовищные деревянные маски и ритуальные костяные ножи, которыми жрецы сдирали кожу с убиенных жертв, после того, как из груди было вынуто живое сердце. Причудливый алтарь, украшенный искусной резьбой по камню, содержал углубления - кровостоки, которые спускались желобами по жертвеннику и образовывали на полу в центре зала рисунок солнца.
- Это злое место, - беспокойно буркнул Роудон, с тревогой оглядываясь по сторонам, - напитанное болью и ужасом. Один Бог знает, какие первобытные зверства здесь совершались.
- Теперь служители этого темного культа мертвы, последователи – изгнаны, а их боги и демоны едва ли представляют для нас реальную угрозу, - оптимистично заключил драгун.
Роудон лишь тяжело вздохнул и, прислонившись к стене, медленно сполз по ней на пол. Произнося ночные молитвы, он был особенно усерден и пылок.
Обойдя зал и удостоверившись, что никто не скрывается в мглистом полумраке ниш или за колоннами, Тарлтон подошел к своей лошади. Когда он освободил вороную от сбруи и седла, она припала на колени, затем перенесла вес на задние ноги и медленно опустила тело на пол. Животное было тяжело ранено и следовало избавить его от страданий одной единственной точно выпущенной пулей. Но драгун так и не смог заставить себя достать пистолет и выстрелить. Странная усталость сковала душу, и он нашел свое оправдание в том, что проливать кровь в этом древнем месте силы – по меньшей мере неправильно.
Тарлтон опустился на пол рядом с Роудоном, и тот с готовностью накинул на него край своего теплого соболиного плаща. Усталость и холод вскоре взяли верх над осторожностью и оба офицера погрузились в глубокий сон.

***


Солнце куталось в кровавый туман утренней зари, скрываясь в призрачном мареве, оно словно демонстрировало свое отвращение к жестокой бойне, которая происходила на земле. Заснеженная равнина превратилась в отвратительное болото, месиво из грязи и крови. И лишь на вершине холма, занятого неприятелем, все еще мутно белел снег.
Обжигающий морозный воздух наполнил легкие за миг до того, как земля содрогнулась от разрыва пушечного ядра. Смертоносный рой картечи взмыл вверх. Сознание затопила боль, когда раскаленные жала прошили мундир и впились в грудь. Дыхание перехватило, а следующий вдох ранил, словно глоток кипящего свинца. На губах появилась кровь. Однако, несмотря ни на что, драгун удержался в седле и не опустил подзорной трубы, направленной на склон холма, который сейчас штурмовали его солдаты.
Пронзительные завывания волынок тонули в канонаде вражеских пушек, что били с холма. Через объектив подзорной трубы Тарлтон видел, как захлебывается атака шотландских горцев, как обманное отступление повстанцев приводит королевских солдат в ловушку. Мятежники стреляли по британцам, укрывшись за деревьями на склонах холма. Красномундирники падали один за другим под прицельным огнем противника. И, в довершение ко всем невзгодам, из-за холма, ставшего вражеским форпостом, появилась кавалерия Вашингтона. На мгновение Тарлтон зажмурился от отчаяния и боли, терзавшей его при каждом вздохе, а когда снова открыл глаза, то увидел, что мятежные всадники уже сеют смерть в тылу наступающих англичан.
«Драгуны, к бою», - услышал он собственный слабый голос. Нельзя допустить, чтобы ублюдки Вашингтона захватили знамена. Резервные силы британцев колебались, потрясенные крахом основных атакующих отрядов. Отшвырнув подзорную трубу, Тарлтон выхватил саблю и занес ее над головой, намереваясь возглавить последний отчаянный прорыв королевских войск. Резкое движение привело к тому, что острая боль в груди буквально ослепила его. И на грани обморока он услышал холодный безжалостный голос: «Ты приведешь их всех к гибели, твое тщеславие вынесет им приговор».
Сознание прояснилось, и драгун почувствовал, что его лошадь сорвалась с места, как пущенная стрела и стремительно понеслась через поле, разбрызгивая копытами кровавую кашу. Иные отступили, но его Легион мчался следом, оглашая равнину грозным боевым кличем и громким топотом копыт. «Избавь себя от страданий. Избавь от страданий тех, кто пойдет за тобой…», - неумолимо вещал все тот же странный голос. Эти слова были отчетливо слышны даже сквозь шум крови в ушах и грохот сражения, которое охватило равнину адским пламенем.
Зеленые Драгуны бешено врезались в ряды вражеской конницы. Сабля рассекла воздух, и всадник в синем мундире скатился на землю, захлебываясь кровью. Удар отдался Тарлтону в плечо и заставил скорчиться от боли в груди. Хватая ртом воздух, что вовсе не приносил облегчения, драгун боролся с мороком, который грозил поглотить сознание. Кровь во рту и подступающая слабость приводили в отчаяние. И в этот напряженный момент из вязкого тумана выплыл всадник на могучем сером мерине.
Уильям Вашингтон был грузным человеком с обветренным лицом и колючими глазами, которые сверкали так же яростно, как и его сабля, занесенная для смертельного удара. Но внезапно азарт на лице Вашингтона сменился удивлением и досадой – полет его клинка остановил другой вражеский офицер, который вырос перед ним точно из-под земли и отрезал путь к намеченной цели.
09.10.2015 в 21:01

Te quiero, amigo
«Молись, жирный ублюдок», - хрипло захохотал Джордж Хангер, обмениваясь с противником короткими ожесточенными ударами. На какое-то мгновение показалось, что майор сокрушил мятежника своим неистовым напором. На затем вражеский кавалерист нанес искусный скользящий удар и резким поворотом кисти разрубил Хангеру плечо. Британец попытался уклониться от следующей атаки, но острый полумесяц скользнул по его шее и оборвал жизнь. Тарлтон видел кровь, что алым фонтаном ударила из-под сабли Вашингтона, он видел, как Хангер бессильно рухнул навзничь, как проклятье замерло на его помертвевших губах… Бешенство захлестнуло драгуна, он дернул поводья и послал лошадь вперед. Две сабли сшиблись с яростным звоном. Боль снова пронзила все тело, но злость оказалась сильнее, и драгун продолжал наносить опасные удары острым кривым клинком, вынуждая противника уйти в глухую защиту. Отчаянные атаки человека, стоящего на пороге смерти, были страшны и неотвратимы, Вашингтон поколебался, кривая усмешка на его лице сменилась судорожной гримасой. Натиск обезумевшего от боли и гнева Тарлтона парализовал врага, он побагровел и, обливаясь потом, взирал на своего неумолимого соперника, как кролик на удава. Задыхаясь и ощущая, что свинцовая тяжесть сковывает мышцы, Тарлтон сделал прямой выпад и ощутил, как острие клинка вонзается в плоть. Хриплый крик врага утонул в звуке выстрела, который раздался, казалось, у самого виска. Горячая багровая пелена упала на глаза, погасила сознание драгуна и разом оборвала все чувства…

***

Возвращение к реальности после тяжкого забытья было опьяняющим и внезапным. Не торопясь шевелиться, Тарлтон глубоко и медленно вздохнул, с упоением ощущая, как прохладный воздух наполняет легкие. В ушах странно звенело, казалось даже, что еще слышаться отголоски сражения, но в целом – ничего необычного. Никаких болезненных ощущений, кроме, разве что, легкой ломоты в теле от лежания на рельефных каменных плитах.
Роудон еще спал и громко сопел, словно был глубоко сосредоточен на этом занятии. Когда Тарлтон понял, что он крепко прижимается к нему во сне, то подумал было, что суеверный ирландец натерпелся ночью страха и искал у него защиты. Это могло быть так, если бы не очень твердое доказательство того, что его другу явно снится что-то невыразимо приятное... Он осторожно высвободился из его объятий и отодвинулся подальше, вызвав этим недовольное бормотание спящего лорда.
Мерная поступь лошадиных копыт отдавалась эхом в огромном пустом зале. В радостном изумлении Тарлтон наблюдал за тем, как в призрачном свете раннего утра неторопливо, но уверенно движется стройный силуэт черной лошади. Он поднялся на ноги и приблизился к животному, прогуливающемуся между колоннами.
- Адель, - позвал Тарлтон, - иди ко мне, милая.
Лошадь приветствовала его доброжелательным похрапыванием. Ее левый бок был в запекшейся крови, но смертельная рана чудесным образом затянулась. Однако, стоило подойти Роудону с напряженным лицом и расширенными в тревоге глазами, как восторг, переполнявший Тарлтона, растаял, как снег на солнце.
- Это не Адель, - глухо проговорил ирландец, - посмотри в ее глаза. Ты должен был ее отпустить…
Френсис Роудон не стал объяснять своих слов. Он как будто смутился, сам не понимая, откуда взялся животный страх и зловещее предчувствие. Угрюмо потупив взор, он побрел к месту своего ночлега, дабы отряхнуть и водрузить на себя меховой плащ. И только на пороге Черного храма, ободренный ярким светом и дуновением свежего ветра, Роудон вновь заговорил:
- Мне ужасно стыдно, Бен, но в этом проклятом месте мне всю ночь снилось, что я занимаюсь с тобой любовью, - с присущей ему непосредственностью сообщил молодой лорд.
Тарлтон остановился и взглянул на него, приподнимая брови в насмешливом удивлении.
- Это чертовщина какая-то, понимаешь? – В волнении продолжал Роудон. - Теперь мне придется отмаливать до конца жизни эти достойные жителей Содома видения. Что ты ухмыляешься - тебя это не смущает?
- Меня трудно смутить, Френсис, - весело отозвался драгун. - Хотя, должен признаться, я не мог себе представить, что мой благочестивый друг даже в теории осведомлен о понятии содомии и о том процессе, который она собой представляет.
- Я образованный человек, - возмутился уязвленный Роудон, - и знаком с отдельными направлениями античного искусства, посвященными гомоэротизму.
- Конечно, мой славный Роудон, - все еще усмехаясь, ответил Тарлтон. - В твоей образованности никто не сомневается. Но прочие достоинства твоей светлой личности, такие как скромность и благопристойность, исключают склонность к разного рода греховным помыслам. Поэтому сама мысль о том, что ты представлял в своем воображении что-либо относящееся к гомоэротике, кажется абсурдной.
- Значит я, по-твоему, безнадежный сноб, - уже более миролюбиво произнес Роудон. – Ну, разумеется, мне всегда было далеко до тебя с твоей свободой суждений и разнообразием жизненного опыта. Интересно, что же в таком случае, виделось тебе?
Эти слова поспособствовали отравлению хорошего настроения драгуна. И, стараясь выглядеть невозмутимо, он ответил другу:
- Огонь преисподней, что же еще ожидает такого безнадежного грешника, как я.

***
09.10.2015 в 21:02

Te quiero, amigo
Северная Каролина, предгорное плато Пидмонт, январь 1781г.

Генерал Бенедикт Арнольд остановился, вдыхая пропитанный туманом густой утренний воздух. Пребывая в довольно скверном расположении духа, он въехал на холм в одиночестве, оставив своих адъютантов дожидаться у подножия. Туман рассеивался, являя взору безрадостный пейзаж серой равнины, покрытой мокрым, подтаявшим снегом. Нахмурившись, Арнольд следил в подзорную трубу за кавалерийским корпусом, который показался на горизонте минуту назад и стройной колонной двигался по направлению к темной пихтовой роще на берегу реки. Генерал досадливо скривился, томясь ожиданием, которое считал для себя унизительным.
Зеленые мундиры пресловутых королевских драгунов, их щегольские каски, отороченные медвежьим мехом и украшенные черными лебяжьими перьями. Все это Арнольд имел возможность хорошо разглядеть, наблюдая за приближением небольшого отряда, отделившегося от основных сил, во главе которого ехал полковник Банастр Тарлтон. Приходилось принимать помощь от заносчивого юнца, который, вне всякого сомнения, возомнил себя Крассом или Сципионом, и выражал свое пренебрежение Арнольду уже одними высокомерными и прохладными письмами, и возмутительной нерасторопностью, допущенной при сближении их войск. Если бы угроза, исходящая от Джорджа Вашингтона, отправившего маркиза Лафайета, дабы изловить своего бывшего союзника, не была столь реальной, Арнольд послал бы Тарлтона ко всем чертям. Но в сложившейся ситуации он должен был признать, что нуждается в защите Легиона, а, значит, вынужден терпеть откровенное неуважение беспардонного наглеца.
Тарлтон оставил свой эскорт в долине и въехал на холм на великолепной вороной лошади. Он холодно приветствовал союзника, равнодушно глядя сквозь него слегка прищуренными серыми глазами. Генерал в свою очередь не сумел скрыть своего раздражения, брюзгливо поджав тонкие губы и смерив драгуна суровым взором. Он поздоровался сквозь зубы и сразу же перешел к претензиям, оглашая их полным желчи голосом:
- Вы опоздали, сэр, я прождал вас более часа и разочарован, поскольку мне всегда казалось, что истинный англичанин обязан быть пунктуальным.
- Прошу прощения, сэр, я вынужден был задержаться и разведать обстановку прежде чем пойти на сближение с вашими силами, действуя исключительно в целях предосторожности, - ответил Тарлтон с убийственным спокойствием.
- Ваши драгуны рыщут повсюду, а вы сами суете нос не в свое дело, как прикажете это понимать? – Арнольд взорвался негодованием. - Вы что пытаетесь меня контролировать?
- С такими людьми как вы следует соблюдать особую бдительность, - строго заметил полковник.
Арнольд впился в него злобным взглядом и нервно выпалил:
- Что вы имеет в виду?
- Только то, что вверяя вам судьбы своих людей, я не могу быть уверен в том, что вы не сделаете их пешками в вашей игре с Конгрессом. – Хладнокровно пояснил Тарлтон. - Для человека предавшего однажды личная выгода всегда превыше долга и принципов.
Генерал побагровел от гнева и засопел, как бык, свирепо раздувая ноздри.
- Ах, вот как?! – Хрипло гаркнул он. - Я призываю вас немедленно ответить за эту дерзость, будь я проклят, если позволю какому-то неоперившемуся английскому хлыщу унижать меня.
- Унижать вас? – Драгун насмешливо поднял брови. - Уверяю, сэр, вы прекрасно справились с этим сами. Остыньте, генерал, ваши лучшие дни в прошлом, не усугубляйте свое и без того плачевное положение.
Бенедикт Арнольд молча сверлил оппонента взглядом, его грудь тяжело вздымалась, на скулах играли желваки. Напряжение, искрившееся между офицерами, передалось их лошадям: вороная Тарлтона сердито храпела и дико вращала глазами, а гнедой жеребец под Арнольдом нервно приплясывал, закидывая назад голову.
- Так в британской армии обращаются с ценным союзником? – Проскрежетал Арнольд.
- Ничего особенно ценного мы с вашим переходом не получили, - жестко возразил Тарлтон. - И даже потеряли прекрасного разведчика, майора Андре, в чьей поимке вполне могли быть замешаны и вы.
- Я предлагаю разрешить наши взаимные претензии посредством дуэли, - мрачно заявил бывший патриот. - Выбирайте оружие.
- Не будьте смешным, сэр, - надменно осадил его англичанин, - в вашем почтенном возрасте, по-моему, уже стыдно прятаться за кустами и устраивать вульгарные потасовки, тем более что вы едва держитесь на ногах. И если вы не в состоянии поставить меня на место, используя силу слова и свой авторитет, то сомневаюсь, что вы являетесь выдающимся командиром, без которого нам не победить повстанцев.
- Я напишу о вашем оскорбительном поведении лорду Корнуоллису, - мстительно пообещал Арнольд, успевший пожелтеть от страшного негодования.
- Пишите, сэр, пишите, - беспечно отозвался его соперник. - Я даже уверен, что кляузы вам удаются лучше, чем словопрение.
Генерал собирался что-то ответить, но осекся и промолчал.
- Не извольте беспокоиться, сударь, я избавлю вас от преследований бывшего союзника, если вы боитесь встретиться с ним в открытом бою.
Лицо Арнольда перекосило бешенство, налитые кровью глаза едва не вылезли из орбит. Он резко взмахнул рукой в порыве гнева, на что Тарлтон лишь холодно усмехнулся и произнес:
- Будем считать, что этим жестом вы отпускаете меня, и я немедленно удаляюсь, дабы исполнить свой долг, - он сдержанно поклонился и, развернув лошадь, направился к дожидавшимся его драгунам.

***
09.10.2015 в 21:04

Te quiero, amigo
Хангер рассмеялся, и его смех прокатился по всему лагерю.
- Какое же ты бессердечное чудовище, Бен! - Сказал он, сжимая в руке внушительных размеров подзорную трубу. - Я думал, героя Саратоги хватит апоплексический удар, ей Богу. Как же страшно он побагровел и затрясся. Черт, а ведь несчастный генерал итак хлебнул лиха. Думается мне, что его уязвленную гордость не смогли исцелить королевские денежки. Малютка Пегги Шиппен поставила не на ту лошадку, невелика честь называться миссис Арнольд. Быть может, у нее были веские причины так скоропалительно выскочить за ренегата после бурного романа с Джоном Андре.
Под тяжелым взглядом, устремленным на него Тарлтоном, Хангер осекся и замолчал.
- Мятежники! На левом берегу реки, - раздался крик одного из солдат, патрулировавших местность вокруг лагеря.
Тарлтон немедленно отправился к реке в сопровождении Бордона и лейтенанта Мендвилла. Мятежный отряд показался на противоположном берегу и, не таясь, направился к тому месту, где каменистое русло реки сужалось. Королевские драгуны, поравнявшись с вражеской кавалькадой, поехали параллельно ей по правому берегу.
Во главе мятежного пикета ехал щеголеватый офицер на великолепном сером в яблоках скакуне. Он вырвался вперед, бойко подстегивая своего коня, и тот, гарцуя, вскочил на широкий валун, возвышавшийся над свинцово серой водной гладью. Тарлтон присмотрелся и узнал в элегантном молодом человеке самого маркиза Лафайета.
Француз обнажил свою голову, увенчанную изысканным, безупречно завитым париком, и, энергично помахав шляпой, выкрикнул: «les pourparlers», что означало - переговоры. Тарлтон остановил лошадь напротив Лафайета и ответил на его приветствие сдержанным кивком. Маркиз улыбнулся ему, как старому приятелю.
Французы и англичане, сколько столетий ожесточенного соперничества, кровопролитных войн и политических интриг разделяли их… Тарлтон не испытывал особенной симпатии к этому юноше, носившему генеральский чин в армии Вашингтона, его приветливые взгляды и милые улыбки вызывали в нем не больше доверия, чем плотоядный оскал кровожадного тигра. Однако нормы вежливости и воинская этика требовали принять предложение и вступить в переговоры.
Итак, в назначенный час, в условленном месте командиры противоборствующих войск встретились в качестве дипломатических представителей для обсуждения военно-политических вопросов. Маркиз был так любезен, что, обнаружив за пихтовой рощей покинутую хижину, велел своим солдатам к прибытию английского гостя прибрать в ней и растопить камин. Француз встретил своего опасного противника с живым радушием, совершенно не смущенный той ледяной строгостью, с которой держался британец. В то время как королевские драгуны и солдаты континентальной армии обменивались убийственными взглядами, а Джордж Хангер нахально ухмылялся и ехидно щурился, готовясь разрядить в колонистов мощный арсенал злых острот, Лафайет с очаровательной непосредственностью щебетал о погоде, приглашая Тарлтона в дом.
В давно покинутом людьми жилище чувствовался затхлый дух, но огонь приветливо потрескивал за решеткой старого камина, озаряя украшенные оленьими рогами и волчьими шкурами стены, и создавая атмосферу тепла и уюта. Маркиз уверенно прошествовал к камину и, обернувшись к своему спутнику, предложил ему расположиться на стуле у огня. Дверь в хижину с глухим стуком захлопнулась, и парламентеры остались одни. С самым непринужденным видом Лафайет опустился на раскладной стул и разлил в два бокала вино из заранее откупоренной бутылки. Улыбаясь, он протянул хрустальный бокал шабли, сидящему напротив него, Тарлтону. Затем изящно отсалютовал своему визави и с удовольствием сделал глоток легкого ароматного напитка. Тарлтон кивнул французу в знак благодарности и медленно поднес к губам свой бокал. Вино оказалось превосходным.
- Должен сказать, вы хороши собой, но привлекательным вас назвать сложно - глаза у вас как у змеи, - протянул Лафайет, глядя на Тарлтона поверх бокала с вином.
- Вы всегда так откровенны, маркиз? - Холодно спросил британский офицер.
- Абсолютно. – Француз с улыбкой осушил бокал.
- Значит, наши переговоры представляются мне многообещающими. Не люблю тратить время на пустую болтовню. Итак...- Тарлтон выжидательно замолчал.
Молодой генерал держался под неприязненным взглядом драгуна с истинно спартанским мужеством. Его не смутил резкий, требовательный тон собеседника, и, наполнив бокалы, он мягко произнес:
- У вас есть кое-что, что принадлежит нам, полковник. Кое-что, что даже будучи обернутым в королевский мундир, смердит дезертиром. Будьте любезны вернуть эту заблудшую овцу в лоно родной армии. Это убедительная просьба нашего главнокомандующего, подкрепленная моим нижайшим поклоном.
- Вы говорите о моем союзнике, генерал, о человеке, которого мне приказано защищать, - строго заметил англичанин.
- Я предлагаю вам выдать мне предателя, которому надлежит быть арестованным к нашему взаимному удовольствию, - прямо заявил Лафайет. - Вы отдаете мне генерала Арнольда, и мы полюбовно расходимся. Все сопровождающие предателя солдаты остаются неприкосновенны, и ваш Легион выходит победителем, не затратив ни единого патрона, ни грамма пороха. Я же, получив от вас ренегата, обязуюсь отвести свои силы.
- Возможно, вам еще не успели доложить, что наши силы превосходят вас почти в два раза, генерал Лафайет, - Тарлтон с легкой улыбкой осадил самонадеянного француза.
Однако замешательство юноши было секундным, он прекрасно владел собой и ловко поменял тактику.
- Я признаю за вами превосходство и не только в численности ваших солдат, но также и в боевом опыте, и приношу извинения, если выдвинутая мною просьба показалась вам оскорбительной, - смиренно промолвил маркиз. – Но, пожалуйста, оставим церемонии, я обращаюсь к вам как к человеку, достойному моего уважения и доверия. Давайте представим, что нас не разделяют редуты враждующих армий.
Тарлтон промолчал. Лафайет чуть подался вперед и продолжил все более взволнованным и проникновенным тоном:
- Я понимаю, что между нами глухой стеной лежит трагическая смерть вашего друга майора Андре. Ваша враждебность естественна. Но я уверяю вас, что был категорически против казни и до самого конца умолял Вашингтона помиловать пленного. Я навещал его и с каждой минутой общения с этим благородным офицером проникался к нему все большим восхищением. Я был в его камере перед казнью, и вы знаете что...я вошел туда со слезами на глазах, а он заставил меня смеяться! Мир лишился великого человека. Я думаю, что наш сегодняшний разговор имеет определенное отношение к этой тяжелой утрате. К сожалению, ужасный исход изменить нельзя, но остается еще кое-что, что мы можем сделать в память о Джоне Андре и во имя справедливости.
- Справедливости, - презрительно выплюнул Тарлтон. - Вы служите адъютантом у человека, которому чужда справедливость, который оказался глух к просьбам британского офицера, умоляющего не о пощаде, а всего лишь о возможности умереть с честью.
Лафайет горестно закусил губу.
- Я не одобряю решение генерала, как, должно быть, и вы не одобряете того, что вам приходится охранять беспринципного изменника. Зачем вам проливать кровь за предателя? Будьте откровенны с собой: неужели человек, запятнавший свою честь, вызывает в вас сочувствие? Неужели тот, кто предал своих соратников, и, спасая свою шкуру, подставил нового союзника - майора Андре, - он намеренно выдержал паузу, прежде чем продолжить, - имеет право носить мундир английской королевской армии? Вы станете защищать человека, который вам глубоко ненавистен? Не могу поверить, что вы всего лишь марионетка, не имеющая собственной воли, и что приказ для вас превыше чувства справедливости.
09.10.2015 в 21:05

Te quiero, amigo
- Смею заметить у нас с вами разные взгляды на такое понятие как справедливость, – мрачно заключил драгун. - Вы предлагаете мне совершить предательство. Как бы ни была глубока моя неприязнь к генералу Арнольду – я не пойду на это.
Серо-зеленые глаза маркиза взволнованно блестели, он нервно облизал губы и вкрадчиво проговорил:
- Вы пользуетесь доверием генерала Корнуоллиса, стало быть, можете доложить его светлости, что Бенедикт Арнольд попал в засаду и был захвачен неприятелем. Такое случается, верно? Вот, к примеру, мы с вами ведем переговоры, но умело подстроенное нападение и вы вполне могли бы меня пленить, перебить мой эскорт и никто бы ничего не доказал.
Тарлтон в упор посмотрел на своего собеседника и тот заметно напрягся под этим пронизывающим взглядом. После довольно продолжительного молчания британец спокойно заговорил:
- Я знаю, что вы невысокого мнения об англичанах, маркиз. Я не аристократ и мне, конечно, до вас далеко, однако и у меня есть свои принципы. Ваши союзники - колонисты наверняка предупреждали вас относительно жестокости и вероломства беспощадного командира Зеленых Драгунов. И, тем не менее, вы отважились на переговоры с дьяволом, очевидно рассчитывая на собственное хитроумие и моральное превосходство. Вы намеревались ошеломить меня своей любезностью и остроумием, умилостивить лестью и, наконец, сразить отточенными сентенциями и убедительными доводами. Отважно, хотя и несколько опрометчиво. Не имея ничего, что вы могли бы мне предложить, вы лишь красноречиво апеллировали к правосудию, в его корсиканской форме, именуемой вендеттой.
Выдержав паузу, Тарлтон взглянул на француза и был вознагражден откровенным изумлением, которое прочел на его лице.
- Не потому ли вы так отчаянно взывали к возмездию, стараясь сыграть на моих слабостях, что сами прибыли в Америку в стремлении утолить ту же жажду? - Тарлтон чувствовал, что слова эти, произнесенные ровным, глубоким голосом достигли намеченной цели. Он знал, что отец Лафайета погиб от английского ядра в сражении при Миндене, когда тот был еще младенцем.
Лафайет долго и пристально смотрел на своего противника с выражением какой-то горькой досады и тягостного смятения.
- Вы слишком проницательны для мужчины, - проговорил он мягко и вместе с тем язвительно.
- Довольно сомнительный комплимент для того чтобы я оценил его, - снисходительно усмехнулся драгун.
- Послушайте, чего вы хотите? У нас есть не только никчемные американские бумажки, но и хорошее французское, и даже английское золото, - на этот раз голос маркиза прозвучал жестче и в нем появились властные нотки.
- Я, по-вашему, не лучше Арнольда, генерал? - Глухо вопросил Тарлтон.
Француз тонко улыбнулся и покачал тщательно причесанным и напудренным париком.
- Ну что вы, настоящему джентльмену всегда нужны деньги. Офицерские забавы влекут за собой столько затрат - слуги, женщины, карточные долги...
- Вы удивительно прозорливы, сударь, - резко оборвал его англичанин. - Но, видите ли, деньги - это последнее, что может заставить меня изменить своему долгу.
Лафайет медленно переплел свои изящные пальцы и опустил на них подбородок.
- А вы принципиальный человек, полковник. Если интересы Англии отстаивают такие благородные люди, как вы, значит, дела империи не так плохи.
- А вы великолепный дипломат, маркиз, - вернул любезность Тарлтон. - Почту за честь встретится с вами на поле битвы.
Он поднялся, давая понять, что разговор окончен.
- Да убережет меня от этого Господь, - сухо пробормотал Лафайет.
Он встал и, подавив вздох сожаления, напустил на себя невозмутимый вид. Почтительно провожая британского офицера, он ничем не выдавал своего разочарования. И лишь раскланявшись с Тарлтоном и его свитой, адъютант Вашингтона заломил тонкую бровь и болезненно скривил губы.
К маркизу тут же поспешил его наперсник, жеманный французский офицер в кружевах и напудренном парике.
- Mon cher ami, этот грубый англичанин вас оскорбил? - Спросил он с трагическим придыханием. – Я уже успел пожалеть о том, что оставил вас с ним наедине. Кровожадный кельтский дикарь! Как бы ни были невежественны колонисты, наделяющие его резкими эпитетами, я все же опасался… Ведь не напрасно они говорят о нем не иначе как…
В суматошном щебетании француза сквозило скорее любопытство, нежели истинное беспокойство. Однако маркиз Лафайет разочаровал своего соратника, жаждавшего подробностей, он повелительно взмахнул рукой, призывая офицера замолчать.
- Они правы – он сам дьявол, - задумчиво изрек Лафайет. И, вопреки холодной дрожи негодования, его губы тронула легкая улыбка.




*Маркитантка – коммерсантка, торговка, следующая за войском. Сверхштатно при каждом полковом штабе должна была находиться маркитантка, или несколько – разного рода деятельности. Чаще всего это были женщины, которые потеряли близких, и искали возле армии своего рода защиты и средств к пропитанию. «В тревожной военной жизни маркитантки становились преданными боевыми подругами, отнюдь не проститутками, ведь шлюхе нельзя доверить не то, что жизнь - монету. По военным законом ограбление или изнасилование маркитантки каралось трибуналом. После окончания войны оставшиеся в живых разбредались кто куда. Одни оседали в городах и деревнях, стараясь приспособиться к мирной жизни, большинство ждали, когда капитаны, получив от короля известие о новой войне, снова начнут набирать свои роты».

Расширенная форма

Редактировать

Подписаться на новые комментарии