Te quiero, amigo
Драббл Навеки мой
Пэйринг: Северус Снейп/Люциус Малфой
Предупреждение: Гибель героя.
читать дальше
Сейчас ты смеешься, вприщур глядя на меня, и не знаешь, что спустя несколько
минут твое тело остынет. Ты станешь таким же холодным, как твой безупречно отточенный светский тон, как лед твоих серебристых глаз. Твой облик обретет, наконец, завершенность.
Ты не спешишь прикоснуться губами к своему последнему бокалу вина. Зачем-то медлишь, отрешенно глядя в окно, бросаешь ленивые фразы. Растягиваешь момент?
Ты всегда любил смаковать, вкус удовольствия, вкус боли, вкус крови...власти...торжества...безумия.
Но теперь тебе предстоит попробовать нечто совершенно новое, с изысканно роковым вкусом.
Минутой позже, минутой раньше...Хрусталь коснется губ, рубиновая влага
вольется в тело и погасит жизнь в несколько мгновений. Все быстро и легко, без
страданий, без боли. Ты едва успеешь ощутить, что умираешь.
Я готовил этот яд долго и ччательно, чтобы он был достоин оборвать такую жизнь. Я позаботился о тебе, Люциус, и теперь твой ход. Ничего не бойся, просто отпей и засни...
Медленно повернул ко мне голову. Я ловлю и стараюсь запечатлеть в памяти каждый миг этой последней встречи. Внимательно и сосредоточенно вглядываешься в мое лицо, замираешь, словно угадывая свой приговор...Улыбаешься? Не надменно, не снисходительно вежливо, а совсем по-другому, загадочно и нежно.
Твое лицо неузнаваемо меняется. Что это? Я должен понять...Не успею.
В этот момент ты, не спеша, подносишь к губам свой бокал. Нет, не сейчас!
Минуту назад я хотел, чтобы ты осушил его поскорее, а теперь готов молить
небеса, чтобы ты подождал еще несколько мгновений. Я должен разгадать твою последнюю загадку.
Мое роковое проклятье любить тебя больше жизни и ненавидеть пуще неволи. Мы оба одержимы, только я поражен сильнейшим недугом. И сохранять здравый рассудок не хватило духа. Не вини меня. Просто подожди еще немного. Взгляни мне в глаза еще раз тем неуловимым взглядом, которого я не смог разгадать. Это все, чего я прошу напоследок. А потом уходи и забери с собой мое тягостное проклятье, забери все, чем я мог дорожить...
Очнувшись, я вижу все тот же хрустальный бокал в опасной близости от твоих
совершенных губ, свою протянутую в отчаянном порыве руку и твое спокойное
лицо. Ты наполняешь мой бокал вином и вкладываешь его в мою протянутую руку.
Я судорожно стискиваю пальцы на тонком хрустале, на миг ужаснувшись своему безжалостному замыслу. Хорошо, что ты не замечаешь моей борьбы, я слишком слаб, чтобы скрыть смятение.
Я сжимаю зубы до боли, до звона в ушах, подавляя подступающую панику. Нет,
я не остановлю тебя, я должен разорвать этот порочный круг. Это единственный выход.
Ты улыбаешься мне, поднося свой бокал к моему. Мелодичный хрустальный звон. Я едва сдерживаюсь, чтобы не скривиться от боли. Нельзя портить такой момент. Ты прекрасен и милостив, как никогда, произносишь тихое «За нас».
И, наконец, прикасаешься губами к вину. Кроваво-красная отрава попадает в твой рот.
Я исступленно сжимаю кулаки. Мой бокал с хрустом лопается, осколки впиваются в ладонь. Я позволяю им войти глубоко под кожу.
Ты делаешь два больших глотка и отставляешь бокал. Лицо по-прежнему спокойно - ни тени муки или страха, только бледность становится болезненно прозрачной, словно кровь твоя мгновенно остывает.
Еще несколько ударов сердца и тебя нестанет...Неужели ты ничего не чувствуешь?
Ты застыл великолепный и бестрепетный, пока яд стремительно разрушает твое тело.
- Люциус, - прохрипел я в агонии, не узнавая своего голоса.
Ты повернул голову и посмотрел сквозь меня пустым отрешенным взглядом.
Затем покачнулся, словно борясь со смертельной усталостью. И бессильно
уронил голову на руки, вытягиваясь на столе.
Будто и впрямь уснул.
Я протянул окровавленную руку к твоим мягким волосам, к застывшему навеки мраморному лицу, и ощутил могильный холод. Странно, но я подумал, как тебе идет этот холод. Видимо даже смерть украшает тебя...Моя прекрасная холодная кукла. Совершенство, которое принадлежит одному только мне. Безраздельно.
И почему-то на меня снизошло дьявольское спокойствие, словно утихла страшная буря.
Мне было до невозможного отрадно погружаться в этот глубокий наркотический транс, лежа на полу и прижимая к себе твое тело. Ни горя, ни отчаянья, ни боли...пелена покоя окутала меня. Я держал в объятьях белокурого ангела, который мирно покоился на моих руках. Все кончилось для нас обоих...Настало упоительное избавление. И только кровь, обагрившая мое безупречное изваяние, напоминала о недавней драме, последнем акте твоего спектакля, в котором я оставил свою неизменную ложу зрителя.
Тогда я всей душой почувствовал насколько устал и позавидовал тебе, спящему
крепким беспробудным сном.
Отдаленный бой старинных часов, чей-то таинственный шепот из бездны подсознания:"Северус..трусишка, чего же ты ждешь? Иди ко мне...ночь слишком коротка...", шелест сатина и бархатный смех, чувственный и зовущий. Последнее, что я слышал, прежде чем закрыть глаза и отдаться
истоме, забывшись глубоким-глубоким сном.
Пэйринг: Северус Снейп/Люциус Малфой
Предупреждение: Гибель героя.
читать дальше
Что душа мне твоя – этот легкий затерянный ветер?
Нет, должно быть моим твое сердце.
Твое сердце должно быть моим.
Пикник «Твое сердце должно быть моим»
Нет, должно быть моим твое сердце.
Твое сердце должно быть моим.
Пикник «Твое сердце должно быть моим»
Сейчас ты смеешься, вприщур глядя на меня, и не знаешь, что спустя несколько
минут твое тело остынет. Ты станешь таким же холодным, как твой безупречно отточенный светский тон, как лед твоих серебристых глаз. Твой облик обретет, наконец, завершенность.
Ты не спешишь прикоснуться губами к своему последнему бокалу вина. Зачем-то медлишь, отрешенно глядя в окно, бросаешь ленивые фразы. Растягиваешь момент?
Ты всегда любил смаковать, вкус удовольствия, вкус боли, вкус крови...власти...торжества...безумия.
Но теперь тебе предстоит попробовать нечто совершенно новое, с изысканно роковым вкусом.
Минутой позже, минутой раньше...Хрусталь коснется губ, рубиновая влага
вольется в тело и погасит жизнь в несколько мгновений. Все быстро и легко, без
страданий, без боли. Ты едва успеешь ощутить, что умираешь.
Я готовил этот яд долго и ччательно, чтобы он был достоин оборвать такую жизнь. Я позаботился о тебе, Люциус, и теперь твой ход. Ничего не бойся, просто отпей и засни...
Медленно повернул ко мне голову. Я ловлю и стараюсь запечатлеть в памяти каждый миг этой последней встречи. Внимательно и сосредоточенно вглядываешься в мое лицо, замираешь, словно угадывая свой приговор...Улыбаешься? Не надменно, не снисходительно вежливо, а совсем по-другому, загадочно и нежно.
Твое лицо неузнаваемо меняется. Что это? Я должен понять...Не успею.
В этот момент ты, не спеша, подносишь к губам свой бокал. Нет, не сейчас!
Минуту назад я хотел, чтобы ты осушил его поскорее, а теперь готов молить
небеса, чтобы ты подождал еще несколько мгновений. Я должен разгадать твою последнюю загадку.
Мое роковое проклятье любить тебя больше жизни и ненавидеть пуще неволи. Мы оба одержимы, только я поражен сильнейшим недугом. И сохранять здравый рассудок не хватило духа. Не вини меня. Просто подожди еще немного. Взгляни мне в глаза еще раз тем неуловимым взглядом, которого я не смог разгадать. Это все, чего я прошу напоследок. А потом уходи и забери с собой мое тягостное проклятье, забери все, чем я мог дорожить...
Очнувшись, я вижу все тот же хрустальный бокал в опасной близости от твоих
совершенных губ, свою протянутую в отчаянном порыве руку и твое спокойное
лицо. Ты наполняешь мой бокал вином и вкладываешь его в мою протянутую руку.
Я судорожно стискиваю пальцы на тонком хрустале, на миг ужаснувшись своему безжалостному замыслу. Хорошо, что ты не замечаешь моей борьбы, я слишком слаб, чтобы скрыть смятение.
Я сжимаю зубы до боли, до звона в ушах, подавляя подступающую панику. Нет,
я не остановлю тебя, я должен разорвать этот порочный круг. Это единственный выход.
Ты улыбаешься мне, поднося свой бокал к моему. Мелодичный хрустальный звон. Я едва сдерживаюсь, чтобы не скривиться от боли. Нельзя портить такой момент. Ты прекрасен и милостив, как никогда, произносишь тихое «За нас».
И, наконец, прикасаешься губами к вину. Кроваво-красная отрава попадает в твой рот.
Я исступленно сжимаю кулаки. Мой бокал с хрустом лопается, осколки впиваются в ладонь. Я позволяю им войти глубоко под кожу.
Ты делаешь два больших глотка и отставляешь бокал. Лицо по-прежнему спокойно - ни тени муки или страха, только бледность становится болезненно прозрачной, словно кровь твоя мгновенно остывает.
Еще несколько ударов сердца и тебя нестанет...Неужели ты ничего не чувствуешь?
Ты застыл великолепный и бестрепетный, пока яд стремительно разрушает твое тело.
- Люциус, - прохрипел я в агонии, не узнавая своего голоса.
Ты повернул голову и посмотрел сквозь меня пустым отрешенным взглядом.
Затем покачнулся, словно борясь со смертельной усталостью. И бессильно
уронил голову на руки, вытягиваясь на столе.
Будто и впрямь уснул.
Я протянул окровавленную руку к твоим мягким волосам, к застывшему навеки мраморному лицу, и ощутил могильный холод. Странно, но я подумал, как тебе идет этот холод. Видимо даже смерть украшает тебя...Моя прекрасная холодная кукла. Совершенство, которое принадлежит одному только мне. Безраздельно.
И почему-то на меня снизошло дьявольское спокойствие, словно утихла страшная буря.
Мне было до невозможного отрадно погружаться в этот глубокий наркотический транс, лежа на полу и прижимая к себе твое тело. Ни горя, ни отчаянья, ни боли...пелена покоя окутала меня. Я держал в объятьях белокурого ангела, который мирно покоился на моих руках. Все кончилось для нас обоих...Настало упоительное избавление. И только кровь, обагрившая мое безупречное изваяние, напоминала о недавней драме, последнем акте твоего спектакля, в котором я оставил свою неизменную ложу зрителя.
Тогда я всей душой почувствовал насколько устал и позавидовал тебе, спящему
крепким беспробудным сном.
Отдаленный бой старинных часов, чей-то таинственный шепот из бездны подсознания:"Северус..трусишка, чего же ты ждешь? Иди ко мне...ночь слишком коротка...", шелест сатина и бархатный смех, чувственный и зовущий. Последнее, что я слышал, прежде чем закрыть глаза и отдаться
истоме, забывшись глубоким-глубоким сном.