Пусть эта тема уже "затерта до дыр", а именно - то, что больше всего очаровывает и возбуждает в отношениях героев. Но впечатления от книги П. Киньяра "Секс и страх" освежили мое представление об отношениях Арагорна и Боромира, дополнили его новыми нюансами и углубили мои убеждения по поводу того какими должны быть (в моем понимании) эти самые отношения. Неразрывность власти, страха, смерти, унижения, вожделения, обладания, любви; как нельзя лучше, на мой взгляд, представлена в гамоничном союзе гондорцев. Без какого-либо из этих элементов картина не будет полной. А вся сила и жестокость любви поражает своим величием именно в таком союзе двух воинов, двух сильных мужчин.
читать дальшеСобственно говоря, меня всегда завораживал именно момент силы. Во всех ее проявлениях (насилие, сексуальная мощь, сила чувств и ощущений, сила притяжения и влечения и т.д.). Без этой силы я просто не мыслила себе сближения Арагорна и Боромира. Их союз - это постоянная борьба. Никогда не бывает затишья, никогда не будет пресыщения, никогда не иссякнут их силы, будь то противоречие или жажда соития. Помнится, когда я еще не сформировала своих убеждений и не осознала их истоков, в беседах с Эмелин я категорично стояла на позициях БДСМ в любви героев. А далее следовал процесс укрепления себя на этих позициях путем размышления над мотивами героев, над их характерами, пополам с психоанализом и философствованием. Теперь мои убеждения радикальны: во-первых, активная роль за Арагорном и не иначе; во-вторых, строгая иерархия в отношениях; в-третьих, обязательный элемент силы. И еще один нюанс - присвоение Арагорном Боромира и как следствие неограниченная власть над ним. Потому что вторгаясь в мир Боромира Арагорн грубо разбивает незыблемые устои к которым был прикован гондорец: к социуму, к семье, к Гондору, к своему статусу, своей роли... Унижение и страдания (моральные и физические) - это неизбежный этап, который должен пройти Боромир. Мораль общества, в котором так сильны военные традиции (можно сказать, что гондорцы милитаристы, как и древние римляне, о которых пишет Киньяр в "Сексе и страхе") зиждется на силе и власти, на агрессии и активном начале. Слабость и пассивная роль - это бесчестие, падение. Победить, подчинить, взять - это достойно мужчины и воина, и это приветствовалось, ибо без агрессии армия не была бы армией. А подчиниться, быть побежденным, отдаться - это было непристойно и грозило деморализацией. Боромир оказался опустошен, обессилен. Арагорн же присвоил его себе и в каком-то смысле стал заново учить жизни, по-новому воспринимать себя, свое тело и чувственные удовольствия от близости.
Мне интересен момент, когда Боромир постепенно перестает воспринимать Арагорна, как человека понизившего его статус, и начинает видеть в нем возлюбленного. Я не говорю о вожделении (оно было всегда, осознанное или неосознанное), а о приятии Арагорна. Вожделение, смешанное со страхом и злостью переростает в привязанность, любовь и благодарность. Из простых животных чувств выростают более цивилизованные и глубокие. Боромир безоружен перед Королем, получившим доступ ко всем его интимным местам, к тайным желаниям, ко всему тому, что было сокровенно и строго оберегалось Боромиром, ибо в этом он видел свою уязвимость. "Человеческое тело обладает некоей частью, которая болтается наподобие колокольчика, - у мужчин это пенис и, в меньшей степени, мошонка, у женщин - груди и ягодицы, когда они поражены тканевым ожирением. С этой точки зрения человеческая сексуальность наиболее уязвима именно в тех частях тела, что возбуждают желание и свидетельствуют о желании. И люди заботливо охраняют эти свои органы, подверженные непрерывным метаморфозам, выступающие за пределы тела, грозящие "опасть". Вне всякого сомнения Боромир Гондорский был стыдлив и горд, и ограждал свою интимную жизнь, дабы никто не получил ключ к его слабостям. Но нигде столь полно не раскрывается мужчина, как в постели под другим мужчиной.
Мне нравятся слова Лукреция: "Будучи ранеными, мы, мужчины всегда падаем на нашу рану. Кровь брызжет в ту сторону, откуда был нанесен удар, заливая противника своим багровым огнем. Так, волею Венеры, кем бы ни был твой противник - юношею с чертами женщины или женщиною, терзаемой желанием, - мужчина всегда тянется к тому, кто нанес ему рану. Он горит стремлением соединиться с ним, влить в его тело горячий поток, рвущийся из его собственного тела; его мучит немое желание, которое предвещает наслаждение...Вот что означает слово "любовь". И описание любви, как чувства не знающего жалости в своей безумной жажде. "Сладострастие будет сильнее и чище для того, кто мыслит хладнокровно, а не для того, чья душа смятена и несчастна, чей жар в самый миг обладания охлаждает сомнение. У такого человека глаза, руки, все члены охвачены смятением и не знают, с чего начать. И в безумии своем он терзает предмет своего вожделения столь яростно, что исторгает у него крики боли. Его зубы оставляют кровавые следы на любимых губах. Его сладострастие, не будучи чистым и разумным, без жалости и колебаний наносит раны любимому телу (кому бы оно не принадлежало), которое побудило к жизни ростки этой ярости. Никто не может загасить пламя с помощью огня. Природа восстает против этого. Это единственный случай, когда чем больше мы обладаем, тем сильнее обладание это зажигает наше сердце пугающим вожделением. Голод, жажда - все эти желания утолимы; тело поглощает больше, чем образ воды или образ хлеба." Эти слова как нельзя лучше характеризуют любовь героев, она была жестокой и неуталимой с самого первого дня их близости. О какой нежности и осторожности может идти речь, когда двое могучих мужей жаждут друг друга до безумия? Они ослеплены и глухи к мольбам о пощаде, болевые ощущения, самосохранение, здравый смысл - все игнорируется. Такой я представляю любовь этих людей и ею наслаждаюсь.
Основная твоя идея - «силовая» специфика и базис отношений героев (сексуальных, психологических и личностных) всегда чётко прослеживалась в твоём творчестве (тем более в последних рассказах: "Милости" и "Пути"), исключением могут служить разве что "Прости меня" и "Абсанс"... если не вчитываться. БДСМ. И носителем этой грубой энергии выступал Арагорн. Всегда. Такого мужчину, как Боромир Гондорский, просто мужчина взять и покорить (и удерживать) не смог бы (да и не пришло бы никакому иному мужчине такое в голову - мужественность и "закрытость" Боромира были крепкими и прочными как броня, не было видно за ней никаких его слабостей, возможностей к подчинению, даже намёка на его способность к нелидерскому поведению. Кстати, если исходить из того, что слабости находятся в органах, стремящихся «опасть» - «где тонко, там и рвётся», - то они у Боромира были очень надёжно скрыты многочисленной гондорской одеждой, как и вообще чёткие очертания его фигуры, не говоря уж о рельефе мышц. Сложно было представить – даже визуально! - не только «особенных» частей его тела, но и тела в целом. Первым, кто увидел его – Арагорн. Это обстоятельство отчасти объясняет то, почему Странник не захотел его раньше – просто не знал, как тот хорош собой. Для него это стало откровением), как не пожелал бы так другого мужчину будущий Король (он вообще несмотря на присутствующие в его жизни сношения с мужчинами, "не был ценителем мужской красоты"). Арагорн не просто возжелал гондорца, как красивое тело, сосуд для своего семени, а как определённого человека - личность в этом теле. И захотел их обоих в одном - присвоить. Сделать не просто своими - неотъемлемой частью самого себя (как в этом контексте не вспомнить понятие ипостасей - одно по сути, но в разных проявлениях и относительной самостоятельности. Отличие ипостасности в корне отличается от того же понятия «сиамские близнецы». Это полная (и добровольная) невозможность существования одного без другого после слияния, комплементарность и гармоничность совместного бытования. И со временем это слияние – сращение делается сильней). Боромир – часть Арагорна, и его свобода ограничена рамками жизни того же Арагорна (но говорить тут о «золотой клетке» не приходится. Во-первых, Боромир рад этой условной несвободе, во-вторых, их жизненное пространство – в общем пользовании).
Что для Боромира мужественность Короля? Как он формулирует для себя властность Арагорна в отношении себя? В одном англоязычном фике (тот самый длинный перевод с развитием отношений, где «нежно», и который тебе не понравился) Боромир объяснял это своей добровольной жертвенностью – он отдавал Арагорну свою мужественность в акте, делая его сильнее. А мне кажется, что всё наоборот: Арагорн был слишком мужчиной и сам мог наполнять Боромира этой мужской энергией, делиться ею без ущерба для себя (ущерб компенсировала рецептивная роль Боромира в союзе. Тут он не донор - реципиент). Мужественность Боромира была внешней, мужественность Арагорна (его естественность, спокойное принятие своих желаний и потребностей, как бы они не выглядели в глазах окружающих, его ощущение себя Королём задолго до коронации) и внешней и внутренней. Если говорить об Арагорне, то его могло привлечь (помимо всего прочего) это странное и необычное сочетание в гондорце силы и слабости, мужественности и хрупкости внутренней, надлома («детской доверчивости» и чистоты – Боромир не испорчен совершенно. В глазах Арагорна и по сравнению с ним он практически невинен – во всех отношениях). Он заметил – почувствовал то, что для всех остальных осталось совершенно незамеченным. Боромир и психологически абсолютно открыт и обнажён перед Странником. Это знание заставляет Арагорна любить в Боромире не только любовника, но и ребёнка (Боромир сын Денетора по крови, но по сути он сын своего Короля. Со временем Арагорн забирает у Денетера и это преимущесто – кровь и сперма любовников, взаимодействуя, смешиваются и меняют гены обоих. В мистическом смысле Боромир, рождённый не королевского рода, посредством Арагорна, становится его представителем).
К "местам слабости" Боромира можно причислить ещё и ягодицы и все его «женственные черты», всё то, к чему Арагорну хотелось прикоснуться. В «Пути» следопыт, омывающий раненого гондорца, берёт в руки его «колокольчик». Символически это означает – "твоя мужественность в моих руках. Я владею и управляю как ей, так и твоими страстями". В «Милости» и «Пути» Король сжимает его ягодицы (помимо чисто чувственного наслаждения от прикосновения к телу любимого человека, это ещё и определённое наложение своей печати-власти на удовольствие Боромира, на самого Боромира. "Он мой. Мой! Мой..."). Вообще тут интересный момент – наиболее привлекательными в теле Боромира (как, вероятно, и любом другом теле пассивного партнёра для его актива) для его Господина являются в равной степени его мужественные (схожие с его: член, яички. Крупные) и «женственные» («другие»: мягкие , округлые ягодицы, нежная кожа, пухлые губы, мягкие длинные волосы) части тела – ярко выраженные противоположности в едином теле. Их сногсшибательное сочетание.
«Путь» наиболее интересный рассказ в плане того, как меняется Боромир, как он сражается за себя-прежнего (в этом плане особенно хороша сцена второго полового акта - как он "сопротивляется", даже сдаваясь любовнику). Переход Арагорна из разряда насильника в разряд вначале человека, доставляющего наслаждение, а затем любимого человека и прост и непрост одновременно. Дело в том, что Боромир не мог однозначно навесить на Арагорна ярлык «насильник» - тот спас его от смерти. Неустанно заботился о нём, забыв о сне и отдыхе, самом себе. Волей-неволей, Боромир понимал, что Арагорн имеет право на компенсацию, нечто вроде платы и благодарности. Один акт за жизнь – это слишком малая цена. При всей своей гордости и моральных устоях Боромир не мог не понимать этого. Дополнительно к этому он сам получил удовольствие (благодаря чему его плата уменьшилась ровно в два раза – словно он сам отнял у Арагорна её тем, что насладился вместе с ним. И опять же Арагорн не столько взял у него, сколько ему же и отдал). Боромир мог отрицать, что Арагорну не всё равно, кого трахать, но тело невозможно было обмануть ухищрением мозга - Арагорн даже во время омовения был с ним нежнее, чем на ложе любви, его овладение было не столько грубым (Арагорн напротив старался не делать ему больно там, где этого можно было избежать: он удерживает его бёдра, выдерживает паузу, страстно целует там, где мог бы просто ударить), сколько властным и бескомпромиссным. Ласки Арагорна выражали гораздо большее, чем чисто внешнее его поведение – они «говорили" с телом Боромира на чувственном языке. Поэтому явно-неявно, но в Боромире, несмотря на все его усиленные отрицания, шёл процесс привязанности к Арагорну: и телесный, и психологический. Сама любовь придёт как осознанное чувство именно тогда, когда Боромир перестанет себя обманывать, перестанет воспринимать насилие как акт понижения статуса, как оскорбление (оскорбление не может постоянно выражаться только восхищением, заботой и желанием доставить удовольствие; рефлексом возбуждения). Тяжело думать плохо о человеке, когда любая мысль о нём вызывает эрекцию и желание, что бы он сделал «это». В этом плане естественней ненавидеть себя. Но недолго. Ещё Боромир должен увидеть и понять, что Арагорн любит в нём его самого – Боромира Гондорского. Не только тело, но и душу. Любит. И подтверждает свою любовь – с радостью и удовольствием всеми своими поступками. В конце-концов, он просто поймёт, что ведёт себя несправедливо по отношению к Арагорну. И главное – продолжает обманывать себя (Арагорна - нет, тот всё чувствует, ничего от него не скроешь). И ради чего? Преодолев ложные комплексы и обиды и доверившись партнёру и собственным чувствам, Боромир окончательно впустит в сердце любовь (хотела бы я посмотреть на признание Боромира…). Именно полное доверие даст Боромиру возможность адекватно и с удовольствием принимать не только любовь, но и властность Господина.
Кстати, боль, ощущаемая Боромиром при соитии (сладкая и желанная), сила, мощь Арагорна, его собственническое владение им, бескомпромиссность в желаниях и действиях, полная уверенность в себе - только показатель того, что он (Арагорн) его достоин (потому как перекрывает его мужественность своей. Под таким человеком оказаться не стыдно - достойно. А учитывая факт того, что он ещё и любит до безумия - тем более). Так что, все эти составляющие - только демонстрация этой мощи и полного права на гондорца.
Тела стремятся к единению через борьбу (они тоже проходят этап привыкания друг к другу. Это касается и доверия и ощущения друг друга. Эмпирического познания в общем), так и их души (их характеры противоречивы, в каждом из них есть что-то, что нравится другому, но именно это постоянно дразнит и раздражает его, не позволяя забыть о сопернике). Поэтому и любовь и уважение, которые они питали друг к другу носили легкий оттенок соперничества. Что-то сродни игры, когда желание вступать в борьбу друг с другом притуплено любовным чувством, но не искоренено до конца. Это проявляется в спорах, в легких потасовках и прочем. Боромиру даже потерпевшему поражение приятно осознать, что его любовник достоин его (как это подчеркиваешь ты), это как проверка на прочность. Любовь между ними, мне кажется, осознавалась героями постепенно (особенно Боромиром, с его сомнениями. Он открыл сердце для любви и сам не заметил, как она окончательно и бесповоротно поселилась в нем). Телесное ее проявление было для них привычным процессом, но вот как выразить ее на словах… Как и самому понять, что это именно то чувство. Это смена мировоззрения, когда кто-то для тебя становится столь важен, что само твое «я» уходит на второй план, потому что это «я» уже не существует и обречено на гибель без него. Это нелегкий этап… Мне пришла на ум характеристика любви из мультфильма «Маугли», любимого мною с детства, когда Маугли говорит, что ему хочется плакать и одновременно смеяться и прыгать, как бандерлоги. Человеческое счастье никогда не бывает безоблачным, всегда приходит затмение. Будь-то ревность (порою беспричинная), тоска по возлюбленному, досада или такая сильная любовная истома, что она причиняет боль сердцу. Вот почему эльфы не понимали человеческих песен о любви, мол, в них всегда много грусти. Может из-за этого смертные часто избегают вербальных признаний, страшась, что их боль вырвется на волю. Да, в любви спасение, но она же очень часто становилась началом безумия (слишком сильная «встряска» для нервов), вспомнить хоть трагедии Шекспира. Поэтому наш благодетель – наш мучитель. Сказать ему об этом – нельзя, а не сказать – солгать (без этого выражение чувств будет не полным). Вот, на мой взгляд, в чем заключается основная проблема любовного признания. Невозможно же представить, что Боромир, отдавшись чувству, будет вещать о том, что разлука с Арагорном причиняет ему боль, что он сгорает от ревности, когда видит его с Арвен, что оставляя его и меняя его на Арвен он мучает его (это было бы похоже на жалобы, но это тоже неотъемлемая часть любви, ибо в этих муках она проявляется наиболее сильно). Поэтому признания Боромира будут кратки, он будет избегать их, чтобы не оглядываться на свою любовь и не вспоминать о ее терзаниях. Он будет больше молчать о любви. В этом молчании, когда он лежит подле Арагорна и ощущает, тепло и благодарность (отдаваясь единому порыву и не думая о частностях), и будет заключаться сила его любви к Арагорну (мысленно он его боготворит в такие минуты). Да еще и в действиях…
“Мужскому желанию предлагаются два пути, когда оно сталкивается с соблазном женского тела: насильственное овладение или же гипнотическая, запугивающая…Животное запугивание уже есть предчеловеческая эстетика… Техника гипноза – это всего лишь один из эффектов этого животного поиска зачаровывающей жестокости, которая напугав жертву, привела бы ее к повиновению или, по крайней мере, ввергла бы в изначальное детское, каталептическое, пассивное, подчиненное состояние. Никто не может ясно осознать, какое зерно садизма кроется в нежности. Один из партнеров обречен на пассивное подчинение другому, активному, который овладевает им путем насильственного принуждения. Но тот, кто достигает оргазма, сам поневоле обречен на пассивность». Если опустить «женское тело» то можно рассмотреть варианты действий Арагорна, столкнувшегося с соблазном в образе Боромира. Долгие дружеские отношения, привязанность, перерастающая в нежные чувства, отпадают, поскольку герои узнали друг друга в зрелом возрасте, и ключевым чувством в их отношениях было противостояние. Многие, впрочем, считают, что по-настоящему сильная любовь как раз и вырастает из противоречия и носит его в себе впоследствии. Именно это противоречие и не дает остынуть чувствам, постоянно подогревая их (азарт, интерес, борьба). Итак, поэтому Арагорну предлагалось два вышеназванных пути – насилие или гипноз. Мне кажется, он вполне мог комбинировать или чередовать эти два способа подчинения. Насильственные действия были необходимы, чтобы окончательно сломать сопротивление, потому что запугивание, гипнотическое действие взглядов, предъявляющих претензии на владение, могло вызвать ответную реакцию сопротивления и борьбы за сохранность своего тела и своего «я». Однако и так называемый гипноз, пристальное внимание и внушение Боромиру – “ты мой», так же использовалось Странником. Арагорн вкладывал силу своего желания в обычные слова и взгляды, которые передавал, транслировал объекту своего вожделения. Мысль материальна, если она сильна. Когда Арагорн осаживал высокомерного гондорца в спорах, указывал ему его место, проявлял свою силу, показывал, что он опытнее Боромира, то это тоже был своего рода гипноз. В общем, Король проводил наступление по всем направлениям и добился своего. И здесь опять же присутствует элемент силы, он неотделим от любви (плотской и любой другой). Не только физическое насилие, но и более мягкое на первый взгляд моральное, волевое насильственное подавление, содержит в себе жестокую силу.
Что касается вербальной демонстрации своей любви. Как ты уже сказала, "ты мой" в исполнении Арагорна и есть ничто иное как оно самое - признание в любви. Причём всеобъемлющее такое, властное и исполненное страсти (я бы даже сказала, что любовь к Боромиру делает Арагорна... слабей (но он рад этой слабости). Он тоже от него зависим. Иначе не было бы всех этих слов. А ведь "ты мой" - это не просто демонстрация собственничества на вещь, это демонстрация собственничества на то, без чего он и сам уже не может. Они - половинки одного). Главное, что Боромир понимает правильно, в неискажённом виде, его слова. Однако главными в их союзе являются ласки - кинетическое. Тело не обманет. Как бы ни хотелось Боромиру поначалу воспринимать Странника как подлого бесчестного насильника (орка, которому всё равно с кем), тело противилось этому - "неправда!". То есть, ты можешь отрицать очевидное, но ты не можешь отрицать его бесконечно долго, к тому же, если с каждым разом для этого приходится применять всё большие усилия. И тот же Боромир не мог обмануть Арагорна - тот тоже чувствовал, что он наслаждается близостью (реакции тела, выражение лица, оргазм). Лучшим признание в любви Боромира Арагорну служат, наверно, слова его клятвы в "Шахе" (хотя на тот момент любви ещё не было, но это не важно): Боромир обязуется служить ему везде и всегда - безо всяких ограничений. Даже привычного "пока смерть не разлучит нас" - нет и в помине.
А еще, я представляю, что Боромир питая восхищение к Королю (он и прежде восхищался и немного завидовал Страннику, его спокойствию, силе, необыкновенным лидерским и другим качествам. Но когда Арагорн стал Королем и его признали все, то его величие в глазах Боромира возросло еще больше), радовался и гордился тем, что такой человек (до которого всем далеко) любит его. Боромир испытывал восторг от того, что только он один (за исключением Арвен) знает каков Арагорн в любви, только ему одному среди всех подданных принадлежит его Король столь полно, что объединяется с ним в одно целое. Ему все же было очень лестно то, что такая величина, как Арагорн, испытывает слабость перед ним, желая его, боготворя его, заботясь о нем и страшась его потерять. То, что он значит в судьбе Короля Гондора даже больше, чем в судьбе Гондора, не могло не воодушевлять Боромира. Значит, он не зря живет, значит, его служба носит почетный характер. Это его священная миссия. Потому что от него во многом зависит и счастье, и здоровье Короля.