Такая вот несколько стебная и во многом аушная история вышла из намерения написать банальное PWP
Название: Пес Лис Автор: Irbis_light Фандом: Исторические события Пэйринг: Френсис Марион/ Банастр Тарлтон Рейтинг: PG Описание:> Его называли «harrier», гончий пес генерала Корнуоллиса, своему же противнику он дал прозвище «swamp fox», болотный лис. Он – полковник Банастр Тарлтон, преследующий по лесам Каролины неуловимого мятежника Френсиса Мариона. Альтернативная история их отношений. Примечание: АУ, присутствуют исторические неточности.
На просторах милой Каролины Солнцем умываются луга, И глядят деревья-исполины В воды Санти, заняв берега. В реку лес осенний осыпает Золото с ослабленных плечей. Пылкий этот край не привыкает К тяжкому спокойствию ночей. Горечь разливается по ветру Дымом истомленного костра. Замечаю новую примету, Ощущаю незнакомый страх... Я бросаюсь через реку бродом, По привычке путаю следы, Разбиваю купол небосвода В отраженье трепетном воды. И у края Черного болота, Когда лесом стелется туман, Настороженно я жду кого-то, Проклиная злой самообман. Мои ночи больше не тревожит Звон копыт за тихою рекой. Только сердце выдержать не может Этот странный тягостный покой. Тень моя внезапно отступила, Отнимая душу у меня. И теперь я скучен, как могила, - Нет ни искры прежнего огня. Где же вы, мой дерзостный гонитель? Отзовись же, преданный мой враг! Мой судья, палач, мой искуситель... Я приду, ты дай мне только знак.
Путешествовать в повозке с трупами было не самым приятным способом передвижения, но, в конце концов, Марион остался жив и получил бесценную возможность как следует разглядеть своего неумолимого преследователя. Полковник Банастр Тарлтон, которого Лорд Корнуоллис, отрядил на его поиски и захват сейчас был так близко, что Марион мог без труда рассмотреть и запечатлеть в памяти малейшую родинку на его гладковыбритом лице. Он неторопливо ехал рядом с повозкой, время от времени бросая внимательные, настороженные взгляды в ее сторону, как будто трупы, по его мнению, нуждались в бдительном конвое. Такая подозрительность определенно нервировала Мариона, усердно изображавшего мертвеца, ведь ему и без того стоило немалых усилий попасть в катафалк и не вызвать подозрения англичан. Но сей факт вызвал и вполовину меньше негодования, чем наружность британского офицера, чья слава удачливого полководца и жестокого гонителя повстанцев гремела по всему Югу. Это был молодчик едва ли старше 24-25 лет, чье холеное лицо прямо таки излучало дерзкую самоуверенность. С самых первых мгновений это лицо приковывало к себе взгляд и полностью завладевало вниманием, оно было пленительным и раздражающим одновременно, как все, что как-либо выходит за рамки привычных стандартов. Вот уже четверть часа Марион не мог оторваться от созерцания своего молодого, гибкого, словно плеть, противника, и с каждой новой минутой ощущал, как нарастает в нем глухая звериная злоба. Мариона раздражал его безукоризненно подогнанный мундир, белоснежный шелковый галстук, безупречная осанка и положение в седле, горделивый взгляд серых глаз, густые каштановые волосы, возмутительно правильные черты лица, даже ироничный изгиб его губ. В жерле войны, пышущем смрадом и ужасом это существо, выточенное из гладкой слоновой кости, сотканное из тонкого аристократического шелка, выглядело вызывающе гротескно. И Мариону казалось, что в нем одном, заключается все то, что он так люто ненавидел в чванливых и въедливых англичанах, которые творили свои грязные дела, умудряясь оставаться при этом тошнотворно опрятными и чопорными. читать дальшеДолжно быть, он позволил себе чересчур широко открыть глаза или из его груди помимо воли вырвался слишком громкий вздох, потому что Тарлтон внезапно насторожился, словно легавая, что взяла след. Холодные серые глаза подозрительно сузились, он подался вперед, свешиваясь из седла, и склонился над грудой мертвых тел, покачивающихся в катафалке. В этот момент повозка подпрыгнула на ухабе, и мертвецы беспокойно заворочались ей в такт. Один из них подскочил и затрясся особенно энергично и к великой радости Мариона изверг из своей глубокой полостной раны небольшую струйку крови прямо в лицо дотошного британского офицера. Тарлтон неприязненно поморщился и, выпрямившись в седле, извлек из кармана белоснежный батистовый платок, чтобы отереть свое красивое лицо. - Сэр, мы разоружили их, забрали все хоть сколько-нибудь ценное, - сообщил солдат сопровождающий повозку. Он, очевидно, по-своему расценил острый интерес полковника к убитым мятежникам. - Вам еще достает нахальства объявлять о том, что вы грабите этих оборванцев, - Тарлтон вздохнул и досадливо поджал губы. - Зачем же оставлять поживу болотным демонам, которые вылезают из своей вонючей жижи и устраивают нам засады. Эти твари даже недостойный погребения, сэр, только медленного гниения в этом смрадной преисподней, в которой они скрывались. Они выставляют на дорогах изуродованные трупы наших офицеров. Мы находили тела солдат со следами ужасных пыток: выколотые глаза, содранная кожа, ожоги по всему телу. Для этих ублюдков нет ничего святого, а их предводитель - Марион просто безумный потрошитель, сущий бес! Тарлтон ничего не ответил на пылкую речь воина, но его губы искривила недобрая усмешка, а глаза блеснули смертоносной сталью. Повозка достигла места назначения, и солдаты принялись сбрасывать трупы врагов в густые заросли тростника у заболоченного края реки. Благополучно скатившись по пологому склону в спасительные заросли, Марион прилег на край замшелого бревна и из своего укрытия наблюдал за роялистами. Четверо солдат спешились и, выгружая убитых из катафалка, бесцеремонно сбрасывали их со склона, еще двое стояли с мушкетами на страже. А Банастр Тарлтон, тем временем, пустил свою лошадь рысью вдоль берега, разъезжая по его, Мариона, владениям с надменным видом. Сцепив зубы, мятежник мрачно созерцал точеный волевой профиль своего противника возвышающегося над водой верхом на изящной рыжей лошади. Потирая затекшую шею, генерал Френсис Марион, торжественно пообещал самому себе сделать все возможное, дабы создать такое количество проблем этому высокомерному наглецу, что он проглотит свою самодовольную улыбку, забудет изысканные манеры и, загнав не одну лошадь, сотрет себе задницу в кровь. Надо сказать, что генерал ополчения твердо придерживался своего обета, потому что, уже через неделю после вышеупомянутых событий, Тарлтон ворвался в свою палатку и в бешенстве швырнул на стол перчатки и хлыст. - Проклятье, я потерял троих вышколенных, прекрасно обученных драгунов. Сегодня утонула в этом чертовом болоте моя лошадь Арабелла. А этот старый лис Марион до сих пор на свободе и продолжает совершать набеги у меня под носом. И вместо того чтобы затаиться, он, напротив, проявляет небывалую активность, с особым рвением поджигает мосты и паромы, нападает на обозы и атакует патрули. Он словно издевается надо мной! Тарлтон резко обернулся к своему адъютанту Бордону, застывшему в позе терпеливого ожидания, глаза полковника пламенели неукротимой яростью. Такие бурные излияния гнева для Тарлтона были вовсе не характерны, поэтому Бордон решил, что его командир воистину доведен до крайности. От обычной невозмутимости, с которой он встречал неприятности: упрямо заломленная бровь, плотно сжатый рот и ледяной блеск в глазах, не осталось и следа. - Лорд Корнуоллис идет на неразумные жертвы, сэр, - осторожно заметил Бордон, - какая польза от кавалерии в этом болоте? Если мы утопим всех своих лошадей и подхватим лихорадку, кто выиграет от этого? Он лишится своей ударной силы, если эскадрон бесславно поляжет здесь. - Лорд Корнуоллис знает, что делает, - строго возразил Тарлтон - оставлять в тылу столь опасного противника - неосмотрительно. Не говорите ерунды, Бордон, потери на войне неизбежны, главное чтобы они были оправданы. Избавившись от этого неуемного Мариона, мы уничтожим враждебный элемент, подрывающий наши порядки, сломаем хребет ополчению. Мы не привыкли к условиям, в которых приходится вести борьбу здесь, в этих дебрях и топях, это верно. Но мы элита войска его величества, отлично подготовленная, организованная разумная сила. А значит, мы адаптируемся, выстоим и добьемся успеха. Никто другой не справится с этой облавой лучше, чем королевские драгуны. - Разумеется, сэр, - учтиво кивнул Бордон с легкой улыбкой. Стоило ему немного подыграть Тарлтону, как в том тут же просыпался дух противоречия и уравновешивал импульсивность со здравым смыслом. - По крайней мере, сегодня я уже настигал Мариона и видел его гнусную физиономию ярдах в десяти от себя. Если бы моя лошадь не оступилась - он бы был уже в колодках. Бордон пожал плечами, но вербально выражать свое сомнение касательно того, что человека подобного Френсису Мариону, в принципе, возможно взять живьем, все же не стал. Когда Тарлтон перестал негодующе фыркать, как молодой норовистый жеребец, и сделался холодным и рассудительным, он распорядился о том, чтобы адъютант достал для него приличную лошадь. И лишь тот удалился, полковник позволил себе в изнеможении опуститься на топчан, даже не избавившись предварительно от заляпанной грязью одежды. Сутки почти непрерывной погони по топким илистым берегам рек, глухим лесам и гиблым болотам заставили его послать к чертям свою чопорность и педантизм.
В косых лучах солнечного света, пробивающихся сквозь тучи, на зеленом прибрежном лугу, привязанная к раскидистой иве, стояла лошадь невероятной красоты и грации. Тонкая и гибкая, с длинной мускулистой шеей и изящными копытами, она была черна как грех, а ее пышная серебристая грива свободно вилась по ветру. И в каждом движении этого сильного молодого животного сквозила первобытная дикость и пылкая непокорность. - Где вы нашли эту великолепную лошадь? – Глаза полковника Тарлтона горели юношеским задором, когда он оторвался от созерцания скульптурной красоты вороной кобылы и обернулся к своему адъютанту. -У индейцев чероки. Она почти не объезжена, зато должна обладать хорошим чутьем и проходить все эти топи, чащи и глинистые берега лучше любой другой лошади. - Вы прекрасно поработали, Бордон, я воздам вам по заслугам. - С этими словами Тарлтон решительно направился к лошади. - Осторожнее, сэр, она непредсказуема. - Как и я. Еще до того как Тарлтон приблизился к ней, лошадь насторожилась, нервно поводя ушами. Когда же их разделяло всего несколько шагов, она принялась всхрапывать и фыркать, угрожающе раздувая ноздри и скребя копытом землю. Командир зеленых драгунов приближался медленно, но уверенно, когда он остановился в шаге от кобылы – та замерла. Некоторое время человек и лошадь стояли неподвижно, пристально изучая друг друга. Но стоило Тарлтону протянуть руку к этой прекрасной дикарке, как она мгновенно взвилась на дыбы. Полковник опустил руку, но с места не сошел, невозмутимо улыбаясь нервному животному. Лошадь отступила, тряся головой, похоже, твердая уверенность человека поколебала ее упрямую решимость и внушила неясный трепет. Тарлтон спокойно сократил дистанцию и, глядя на вороную в упор, произнес медленно и властно: - Ты подчинишься мне. После этого он решительно возложил руку на покорно опущенную голову лошади, и она не выказала протеста.
Банастр Тарлтон был в восторге: новая лошадь несла его резво и легко, интуитивно отыскивала броды, избегала зыбких мест, грациозно и ловко перескакивая впадины и стволы поваленных деревьев. Так что вскоре он, сам того не замечая, опередил свой отряд, увлеченно следуя за фигурой всадника мелькавшей меж деревьев. Эта странная неуловимая фигура то вдруг исчезала, будто ее и не было, то неожиданно давала о себе знать всплеском и отдаленным ржанием лошади, смутным силуэтом, скользящим за черными стволами. Тарлтон настойчиво преследовал петляющего по заболоченным лесам мятежника, который так отчаянно старался запутать следы и избавиться от погони. Внезапно он почувствовал, как передние копыта лошади ударили во что-то очень плотное и твердое с глухим, но отчетливым стуком. Опустив голову, он увидел край надгробной плиты, выступающий из мутной зеленоватой воды. Неподалеку потемневший и поросший мхом возвышался над водной гладью чей-то могильный склеп. Настороженное поведение лошади, которая вдруг тревожно заржала, прядая ушами, заставило драгуна резко вскинуть голову и оглядеться. Не более чем в пяти шагах от него на песчаном холме, в небрежной позе, уперев одну руку в бедро и облокотившись на ствол ружья, застыл жилистый, немолодой темноволосый мужчина. Несколько мгновений они, молча, смотрели друг на друга: британский офицер - изумленно вскинув бровь, американский рейнджер - глумливо ухмыляясь. - Подумать только, кто пожаловал в мои владения: Кровавый Бен собственной персоной - Прогремел нарочито громкий, насмешливый голос мятежника. - Ну а вы, без сомнения, сущий ангел, воплощенное смирение и благочестие, Марион. – Вернул колкость Банастр Тарлтон. Френсис Марион рассмеялся, хлопнув себя по ноге. Затем он отступил назад, отвешивая шутливый поклон и жестом приглашая Тарлтона въехать на широкий покатый холм. - Предлагаю разрешить все наши взаимные претензии посредством честного поединка. - Сказал Тарлтон, следуя приглашению Мариона и расценивая его как благородное намерение выяснить их отношения дуэлью. - Ну не знаю как вам, Тарлтон, но мне жаль пятнать свою репутацию тошнотворно помпезным словом честный и сомнительным рыцарским термином поединок. – Лениво отмахнулся Марион. - Не хочу потерять авторитет у своих людей, которых вы, заносчивые индюки, называете скользкими ублюдками и грязными подонками. - Боюсь, я вынужден настаивать, Марион. – Произнес роялист глубоким вкрадчивым голосом. - Боюсь, вы не в том положении, чтобы диктовать свои условия. – Развел руками патриот. Внезапно Марион издал мелодичный свист и позади него из-за деревьев, зарослей кустарника, казалось даже из-под громадных корней и из заросших тростником канав стали появляться повстанцы. - Что ж я давал вам шанс умереть достойно, но видимо для вас предпочтительнее виселица. – Невозмутимо промолвил Тарлтон. - Строго говоря, мне нужен трофей, но при необходимости я бы смог удовольствоваться и вашей головой. - Это крайне любезно с вашей стороны, полковник, - ответил Френсис Марион с ироничной улыбкой, - но должен заметить, что ваш эскорт запаздывает, в то время как мои друзья и соратники пунктуальны равно как и свирепы. Так что позволю себе дать вам небольшой совет: чем скромнее вы будете себя вести, тем дольше проживете. Ни мало не смущенный данным замечанием, Банастр Тарлтон холодно усмехнулся, обводя презрительным взглядом десятерых сторонников Мариона. Грязные и обросшие, они, в свою очередь, смотрели на него, блистательного и самоуверенного, со смесью горькой желчи и мрачного торжества. Многие партизаны были вооружены английскими ружьями, гладкоствольными и с нарезными стволами, драгунскими пистолетами и французскими фузеями. И, взяв оружие наизготовку, они нетерпеливо поглядывали на своего командира, ожидая от него дальнейших указаний. Но Марион, похоже, не спешил принимать решение, потирая свой поросший щетиной подбородок и нарочито плавно потягиваясь. - Сразитесь со мной, Марион, - отрывисто и жестко бросил полковник Тарлтон, чья лошадь храпела и нервно перебирала копытами. Но нарастающее раздражение противника только веселило лидера повстанцев. Он вздернул подбородок и произнес с насмешливым чванством: - Генерал Марион, осмелюсь заметить. И сражаться с вами мне не пристало, я старше вас по званию. - Болотный лис, генерал разбойников и оборванцев, - презрительно фыркнул англичанин. Френсис Марион встряхнул длинными черными волосами, его смех был резок и зловещ. - Осторожнее, Тарлтон, они у меня обидчивые. Кто знает, что они захотят с тобой сотворить... Фантазия у них богатая. – В глубоких темных глазах мятежника плясали лукавые огоньки. Игнорируя угрозу, полковник впился в самодовольное лицо Мариона ледяным пронзительным взглядом. Затем его ладонь быстро скользнула к рукояти драгунского пистолета, закрепленного в кобуре слева от седла. Несколько партизан тут же прицелились, но Марион стремительно вскинул руку, останавливая их. Как только Тарлтон выхватил пистолет, прозвучал выстрел, и оружие британца взвилось в воздух. Полковник с проклятьем отдернул дрожащую руку, одновременно стараясь сдержать напуганную лошадь, готовую вскочить на дыбы. Болотный лис торжествующе усмехался, победно вертя в руках свое гладкоствольное ружье. Без сомнения этот мастерский выстрел, который так ловко разоружил зеленого драгуна, принадлежал старому прожженному вояке. - Когда твой противник так вызывающе молод и так отчаянно красив, то его преследование становится вдвойне увлекательным. – Многозначительно произнес Марион, вприщур глядя на Тарлтона. - Я уже не говорю о том какой заманчивой и сладостной кажется перспектива сбить с него спесь. Тем паче, что ее в нем поболее, чем в любой другой британской крысе. Кавалерист побледнел и, пожалуй, не только от гнева, на какую-то долю секунды Френсису Мариону показалось, что в его глазах отразилось внутреннее беспокойство. «Кажется, он начинает осознавать, что его судьба полностью в моих руках и что ничего хорошего наша встреча ему не сулит», - злорадно подумал мятежник. - Что? – Недоверчиво прошипел Тарлтон. - Ты не ослышался, я преследовал тебя не менее яростно, чем ты меня, и куда более искусно, поскольку это не было так очевидно, и потому что в конечном итоге именно я добился успеха. – В голосе Мариона прозвучала сталь, а его смуглое лицо вдруг сделалось суровым и хищным. Мрачный, как ангел смерти, англичанин выхватил из ножен свою саблю и его сверкающий дерзкой удалью взор обежал ополченцев окруживших его. Грубые обветренные лица партизан в ответ ощерились звериными оскалами. Люди Болотного лиса со всевозрастающим напряжением следили за каждым движением противника, раздувая ноздри и стискивая оружие побелевшими руками. С каждым ударом сердца они незаметно приближались и сжимали кольцо вокруг всадника, заставляя его вороную нервно бить копытом и тревожно озираться по сторонам. Френсис Марион сделал несколько быстрых знаков руками своим соратникам. И, повинуясь его невербальному приказу, они забросили винтовки и фузеи на плечи и вооружились штыками, топорами и кинжалами. Впрочем, двое рейнджеров стоявших поодаль своих мушкетов не опустили и продолжали держать британца под прицелом. Марион решил, что было бы несправедливо лишить Тарлтона возможности оказать сопротивление и, кроме того, он не мог не поддаться искушению, посмотреть чего стоит этот высокомерный хлыщ в бою. Итак, генерал с улыбкой и томительным возбуждением наблюдал за тем как его обозленные ополченцы, словно волки, обступают свою одинокую жертву. И то с каким завидным хладнокровием держался при этом англичанин не могло не вызвать у Мариона восхищения, к тому же этот факт делал представление еще более захватывающим. Молодой чумазый партизан не выдержал эмоционального накала и с резким выкриком метнул в Тарлтона томагавк. Тяжелый угрожающий гул летящего топора оборвал резкий яростный звон стали. Изогнутый клинок взметнулся с быстротой молнии, отбив вражеское оружие. Брошенный с близкого расстояния томагавк со скрежетом ударил в кавалерийскую саблю, благородная сталь отчаянно завибрировала, но не поддалась. Следующий противник рванулся вперед, замахнувшись штыком и намереваясь в прыжке вонзить его в живот драгуну. Полковник отвел в сторону багинет* мятежника и тут же резким поворотом запястья чиркнул его саблей по горлу. Партизан выронил оружие и, хрипя и булькая, упал на колени, схватившись за окровавленное горло обеими руками. Обезумев от гнева, ополченцы бросились на врага со всех сторон. Двоих, атаковавших сзади, сбила с ног разъяренная лошадь, крепко лягнув их копытами. С воем и проклятьями незадачливые бойцы покатились с холма прямо в грязную воду. - Ну и дикая у тебя кобылка, Тарлтон. Хотел оставить ее для себя, но видимо придется пристрелить и пустить на колбасу, - крикнул Марион. – Сдавайся, не заставляй меня портить твою смазливую физиономию. Стремительно вращая саблей, Тарлтон сумел отбросить назад двух своих соперников, еще у одного выбил кинжал. В ответ на оскорбительное предложение генерала ополченцев он лишь презрительно скривился, метнув в него быстрый жалящий взгляд. Здоровенный ополченец с палашом в руке бросился на Тарлтона, свирепо выпучив налитые кровью глаза. Подавшись вперед, драгун принял сокрушительный удар на гарду, сцепив обе ладони на рукояти. Сдержав удар и сохранив целым свое оружие, полковник припал к холке лошади, чтобы удержаться в седле. А здоровяк пошатнулся и отклонился в сторону, что стоило ему глубокой рваной раны на груди. Тарлтон полоснул врага от плеча к бедру и тут же развернулся в седле, чтобы ответить на выпад следующего противника. Но опоздал на долю секунды - вражеский штык вонзился ему в ногу, пробив плотную кожу высокого кавалерийского сапога. К счастью для британского офицера его атаковал неопытный юнец, который не догадался использовать уникальную возможность с большей пользой и избрать для удара корпус противника, дабы нанести ему урон посущественнее. Но вошедший глубоко в плоть багинет, все же, не был укусом овода и ослепленный болью Тарлтон впечатал кулак с зажатой в ней рукоятью сабли в испуганную физиономию юнца с такой силой, что тот рухнул навзничь и лишился чувств. Внезапно Френсис Марион издал резкий звенящий свист и те из его людей, которые еще могли сражаться неохотно отступили. Четверо партизан пострадали в стычке с драгуном, причем один из них, с рассеченной грудью, был ранен достаточно тяжело. И еще одного из своих людей генерал Марион потерял убитым. Раздосадованный ущербом, нанесенным его группе захвата неистовым британцем, патриот все же сохранял невозмутимость и обратился к противнику глубоким спокойным голосом: - Сдавайся, Тарлтон. Даю тебе последний шанс. Полковник наградил его тяжелым неприязненным взглядом и не снизошел до ответа. Вскинув над головой обагренный кровью изогнутый клинок, он дал понять мятежникам, что не отступит даже перед дружным залпом их мушкетов. «Проклятый безумец, ты мог бы хотя бы попытаться сбежать или сложить оружие, тогда бы мысль о пытках, которым я тебя подвергну, не была бы мне так невыносима», - мрачно подумал Марион, глядя на Тарлтона гордо восседающего на своей прекрасной вороной. - Стреляйте в лошадь, - негромко приказал генерал своим солдатам. Прозвучал треск мушкетных выстрелов, затем пронзительное лошадиное ржание и тяжелый удар могучего тела о землю. Тарлтон, которому не раз доводилось бывать в подобном положении, когда лошадь спотыкалась или была ранена в бою, сумел избежать повреждений связанных с падением животного. Однако он потерял контроль над ситуацией и был выведен из равновесия, чем не замедлили воспользоваться его противники. Мятежники разоружили британца и, лишенные удовольствия всадить ему кинжал под ребра, решили выместить свой гнев беспорядочными ожесточенными ударами кулаков. Однако каково было удивление Мариона, когда молодой раненый британский лев, оставшийся без своего стального когтя, расшвырял набросившихся на него диких шакалов даже в рукопашной. Один из нападающих скрючился, получив ногой в пах, а второй давился проклятьями и держался за живот, куда только что роялист с ужасной силой врезал локтем. Еще один из ополченцев нерешительно переминался с ноги на ногу, опасливо поглядывая на неудержимого драгуна и растерянно поводя перед собой дубинкой. - За Англию и короля! За Ланкашир и Мерсисайд**! – выдохнул Тарлтон и в его взгляде, устремленном на брошенный мятежниками штык, вспыхнули азарт, радость и надежда. - И за «мутную лужу» - Ливерпуль***? – хохотнул Марион, раззадоривая себя собственным сарказмом и желчностью. – За работорговцев и портовых шлюх, за раскрашенных актрис, картежников и пьяниц? Грубые слова заставили офицера Короны отвлечься и, содрогнувшись от негодования, обернуться в сторону наглеца. Этого временного замешательства вполне хватило рейнджерам, чтобы сбить неприятеля с ног. Тарлтон упал на раненую ногу и покатился в воду, туда, где чернела бесформенная туша его еще недавно живой и красивой лошади. Его великолепный шлем с плюмажем и медвежьим мехом слетел и оказался в болоте, прочую же амуницию и одежду запятнала грязь и тина. - Что такое, сэр, вам не нравятся болота? Грязь, сырость? Это странно, ведь вы должны себя чувствовать здесь как дома, - послышался хриплый, язвительный голос Мариона. Расталкивая своих мелких и жилистых соратников к британцу пробирался тяжело раненный им здоровяк. Несмотря на кровотечение из рассеченной груди, этот дородный детина сцапал Тарлтона за шиворот и швырнул под ноги своему генералу, словно котенка. Драгун откатился в сторону, увернувшись от занесенного для удара приклада одного из ополченцев, и впечатал кулак в колено другого, который застонал от невыносимой боли и безвольно опустил руку с зажатым в ней кинжалом. Но, едва Тарлтон потянулся за оружием, как снова угодил в руки неугомонного здоровяка. Тот схватил его поперек туловища и без усилий оторвал от земли, безжалостно стискивая в своих медвежьих объятьях. - Норовистый жеребчик, - снова раздался грубый смешок Мариона. - Давайте-ка его сюда, я его стреножу. Тарлтон с немалым облегчением ощутил, что стальные тиски ослабили свою хватку, и его, словно тряпичную куклу, передали в новые руки, менее массивные, но ловкие и цепкие. Вскинув голову, он встретился взглядом с Френсисом Марионом и тот злорадно ему ухмыльнулся. Крепко прижимая руки Тарлтона к туловищу и, стараясь завести их за спину своего пленника, Марион вплотную притиснул его тело к своему. - Знаешь, что я сделаю после того как тебя пленю? – Гнусно прошипел мятежник. - Раздену и для начала отмою от пота, крови и пыли, а потом поимею на белых простынях. Тебе это даже может понравиться, Тарлтон. Я основательно тобой займусь, так что ты успеешь познать всю глубину этих волнующих ощущений, и все нюансы данного необратимого процесса. И уж если ты приверженец полигамии****, то нас в этом лесу двадцать с лишним человек, тебе хватит? Отчаянно извиваясь, англичанин к своему стыду почувствовал, что ему уже не достает силы освободиться из объятий проклятого мятежника и в порыве безумной злости вцепился зубами в ухо Мариона. Тяжелый металлический вкус крови, жуткий рев и проклятия генерала стали последствиями этого неджентльменского поступка. Однако враг не только не разжал объятий, но и не замедлил ответить на дерзкую выходку британца внезапным и сокрушительным ударом головой. Тарлтону показалось, что на него обрушился молот, в глазах потемнело, от боли перехватило дыхание, и он безвольно обмяк в руках ненавистного противника. Генерал Марион не замедлил воспользоваться плодами своих усилий, он бросил своего пленника на землю и ловко скрутил ему руки за спиной. Лежа лицом на земле, сквозь шум крови в ушах, Тарлтон слышал, как Френсис Марион отдает распоряжение своим людям привести лошадей и как сыплют проклятьями партизаны, устраивая в седла тех, кто был ранен. Затем его перебросили через круп одной из лошадей и крепко привязали к седлу, в которое вскоре вскочил сам Френсис Марион. На какое-то, явно не продолжительное, время Тарлтон провалился в беспамятство, вызванное, вероятно, потерей крови, сильным ударом Мариона и эмоциональным потрясением. Между тем, повстанцы следовали через заброшенное, отвоеванное болотом, кладбище к старой покинутой усадьбе, коих в тех местах было значительное множество. Все еще величественный двухэтажный особняк с пристройками служил временным пристанищем Болотному лису и его соратникам. Кто бы не основал здесь свое родовое гнездо: патриоты ли, лоялисты; война или эпидемия распорядились по-своему, оставив дом и угодья во власти дикой природы поглощающей их пядь за пядью, кирпич за кирпичом. Пленник очнулся в затхлом полумраке какой-то комнаты, первое, что он ощутил наряду с безумной головной болью и покалыванием в затекших конечностях, это то, что он полностью раздет, и находится в неестественной позе – на коленях с заведенными за спину руками. Когда он сумел слегка приподняться и оторвать голову от пыльной овечьей шкуры, на которую был кем-то заботливо уложен, то обнаружил, что содержится в спальне. Под ним простиралась кровать, от полога которой шел запах сырости, справа оказалось широкое окно, забранное дорогими и некогда красивыми занавесками, слева возвышался комод и книжный шкаф, рассохшиеся и ветхие. Тарлтон собирался было вывернуть шею насколько это позволяла его неудобная поза, чтобы осмотреться получше и, в первую очередь, установить место расположения двери в этом мрачном, запущенном помещении. Как вдруг кто-то, скрывавшийся до поры в дальнем конце комнаты, заметил проявленную им физическую активность и направился в его сторону. Размеренные шаги триумфатора, скрип половиц и вот в поле зрения появляется фигура Френсиса Мариона. Намеренно не поднимая глаз, чтобы не видеть гримасу невыносимого самодовольства на ненавистном лице мятежника, офицер предпочел сконцентрировать все внимание на его массивных, с широкими раструбами, сапогах. - Добро пожаловать в Марион-Хилл, полковник. Это одна из моих фешенебельных вилл, надежно скрытых от навязчивого любопытства красных мундиров, которые так и норовят нанести визит без приглашения. Я подумал, раз уж вы так рвались разоблачить мое пристанище, то я просто не могу отказать вам в удовольствии посетить его. Вы в каком-то смысле достигли своей цели – вы в укромном обиталище, в потайной норе Болотного лиса. Надеюсь, довольны? Марион замолчал, в ожидании ответной реплики от своего противника. Но тот не удостоил его и словом. - Мне даже обидно, черт возьми! Досадно это ваше молчание, Тарлтон. Я думал, человеку, который с таким остервенением преследовал меня, определенно есть, что мне сказать. Сообщить о том, чем я грешен перед Короной. Уличить в моих зверствах. Оскорбить своим глубочайшим презрением. Заверить в неизбежном крахе дела патриотов в этой войне. Бравада, обличительный сарказм, героический пафос - все, что вы, британцы, так любите. Что: нет? Нет?! Не могу поверить… Неужели вы гонялись за мной просто по приказу, как охотничий пес Корнуоллиса? – Марион выдержал короткую паузу и продолжил. – С одной стороны вы разбили мне сердце, ведь я свято верил, что в вашем настойчивом преследовании присутствуют личные, интимные, я бы сказал, мотивы. Но, с другой стороны, ваше молчание вселяет в меня надежду, что роялисты, это не более чем стадо ослов, безвольно и бездумно исполняющих приказы, произносящих клятвы и впадающих в экстаз при упоминании о короле. За этой пылкой преданностью на самом деле ничего нет, кроме закоренелого снобизма и привычки полагаться на истину авторитета. И в таком случае корабль ваших догм и убеждений имеет такое количество брешей, что уже идет ко дну, медленно, но уверенно. Тарлтон поднял на него глаза полные холодной злости и негромко произнес: - Список ваших преступлений вам отлично известен и не нуждается в оглашении. А держать ответ перед таким человеком, как вы, Марион, относительно правоты идей и убеждений, которые я отстаиваю в этой войне, я считаю ниже своего достоинства. - Выходит, в ваших глазах я не заслуживаю ни малейшего уважения, ни как оппонент в политических вопросах, ни как старший офицер неприятельской армии? – Голос Мариона вдруг сделался глухим и угрожающим. – Это откровение некоторым образом развязывает мне руки. Раз уж наше неуважение взаимно, то не будет большим грехом отступить от норм приличия, уставов и законов, предписывающих достойное обращение с пленными офицерами. И вы очень скоро получите возможность убедиться, что и я не намерен церемониться с чванливыми, высокомерными мерзавцами, попавшими ко мне в руки. Тарлтон неприязненно поморщился, взирая на врага снизу вверх, и язвительно молвил: - Вы можете продолжать этот моноспектакль сколько вам угодно, дабы окончательно уверить себя в благородстве и правоте своих стремлений, я же на этот счет не питаю ни малейших иллюзий. И я был бы сущим глупцом, если бы посмел надеяться на то, что ваши действия в отношении меня будут ограничены какими-либо нормами морали или права. Марион криво усмехнулся и проговорил теперь уже более развязным тоном: - Что ж, в таком случае, ты должен был быть готов ко всему. Посмотрим, мог ли твой незрелый, обремененный ложной моралью и ограниченный нравственным воспитанием, разум подсказать, что именно я сотворю с тобой. Тарлтон угрюмо сжал челюсти и отвел взгляд, не проронив ни слова. Марион присел около него на корточки и, бесцеремонно заглядывая ему в лицо, продолжил вкрадчивым голосом: - Я не собираюсь тебя допрашивать, но все-таки не могу отказать себе в удовольствии утолить любопытство. Если бы предательство и открытие мне военных тайн позволило тебе избежать бесчестья, которому я тебя подвергну, ты бы сделал выбор в пользу сохранения своей мужской или офицерской чести? И разве в сущности это не одно и то же?.. Я хочу сказать, задыхаясь от стыда и боли, будешь ли ты упиваться гордой мыслью о своей преданности Короне, и найдешь ли после в ней утешение для себя? Молчишь? Ну, можешь считать, что я дал тебе пищу для ума, покуда я подготовлюсь. Марион поднялся, насвистывая, и резким демонстративным движением сбросил с себя куртку. Затем Тарлтон услышал, как звякнула пряжка его пояса. - Боишься? – Грубо осведомился мятежник, расстегивая бриджи и подходя к пленнику вплотную, чтобы продемонстрировать ему инструмент его пытки в полной боевой готовности. – Готов меня умолять? Со зловещей ухмылкой Марион вновь наклонился к самому лицу англичанина. - Если унизишься как следует, тогда я, возможно, сжалюсь над тобой и сделаю это медленно, - хрипло пробормотал он и, к своему ужасу и омерзению, Тарлтон услышал, как его голос вибрирует похотью, и почувствовал, что дыхание врага, касающееся его кожи, стало тяжелым и прерывистым. Быстрый же взгляд, который офицер мимо воли бросил на предмет мужской гордости мятежника, пугающий своим сабельным изгибом, и вовсе деморализовал его. "Не о боли я сейчас должен думать. Боль ничто по сравнению с унижением, с потерей чести. О, Боже правый, лучше смерть!" Но в этот момент наивысшего нервного накала и душевных терзаний на Тарлтона вдруг снизошло озарение, как это нередко случалось с ним в сложных и, казалось бы, безнадежных ситуациях. Он горделиво вскинул, обреченно поникшую, было голову, и расхохотался громко и вызывающе. Этот приступ издевательского смеха заставил Мариона вздрогнуть от неожиданности. - Если ты считаешь, что здесь есть чего бояться, то ты себе безбожно льстишь, - выпалил полковник. Застывший в недоумении противник медленно улыбнулся. - Хо-хо, неожиданно. Твое чувство юмора мне определенно нравится. Оно добавит остроты и пикантности нашим отношениям. Но, кроме шуток, Тарлтон, взгляни внимательно на это орудие сокрушительной мощи и представь, что сейчас оно вонзится в твою плоть, причиняя невыносимые муки и безвозвратно лишая тебя чести. Разве такая перспектива не заставляет тебя трепетать? - Орудием ты называешь эту зубочистку, полагаю, - отозвался англичанин самым, что ни на есть, безразличным голосом. - Полегче, жеребчик, не думаю, что ты видел больше, - недоверчиво фыркнул Марион, отходя от кровати. Послышался скрип дверцы шкафа, звук открываемой бутылки и торопливые глотки, которые перемежались удовлетворенными вздохами. Генерал прикладывался к бутылке с ромом, по меньшей мере, раз пять. Затем с громким стуком отставил сосуд, зажег масляную лампу и возобновил свое вальяжное разоблачение. - Ну что же ты, Френсис? – Отважился крикнуть ему Тарлтон. - У меня уже затекли плечи и скоро онемеет все тело, но я даже не рассчитываю, что ты наберешься храбрости... - Я тебя сейчас до смерти заезжу, мой нетерпеливый иноходец, - сквозь зубы процедил Марион, снова приближаясь к своему пленнику. - Ну, в этом я серьезно сомневаюсь. – Насмешливо протянул Тарлтон. - В твоем возрасте подобные подвиги уже недостижимы. Полковник услышал, как его враг шумно с присвистом выдохнул, и произнес с плохо скрываемым гневом: - Я бы воспользовался кляпом, Тарлтон, но не хочу лишать себя удовольствия слышать твои крики и стоны. Неожиданно молодой драгун почувствовал грубые руки мятежника на своей обнаженной пояснице. Расположившись позади него, уперев колено в кровать, Марион принялся возиться со связанным телом противника, стараясь придать жертве своих домогательств позу, удобную для свершения сладострастного возмездия. Напрягшийся, упрямо сжавшийся в комок, пленник никак и не способствовал успешности его маневров. Его горячее, обросшее жесткими волосами тело прижималось к скрюченному телу Тарлтона в настойчивых, но совершенно бессмысленных порывах, руки нервно хватались то за бедра, то за плечи и шею, дергали, тянули, сжимали... Наконец, генерал оставил свои поползновения, привалился к столбику некогда роскошного ложа, чтобы перевести дух, и услышал язвительный голос британца: - Я так и знал, что ты не решишься, для этого ведь как-никак необходимо мужество, или, во всяком случае, потенция. Марион сплюнул и в сердцах впечатал ладонь в полушарие белой ягодицы Тарлтона. Англичанин охнул от неожиданно сильного шлепка. - Как же легко подорвать вашу уверенность в себе, генерал Марион, - гневно прошипел он. - Я подозревал, что слухи о вашем железном самообладании, несгибаемой воле и силе духа значительно преувеличены. Кстати склонность к преувеличению вам свойственна во всем... Вместо того чтобы разразиться бранью или наградить наглеца хорошим тумаком мятежник хрипло рассмеялся. - Ну и ну, нахальный мальчишка умудряется дерзить и изводить меня, стоя передо мной в непотребной позе, тут есть чему удивиться. - Проговорил он. – Я, в свою очередь, должен сказать, что слухи о твоей исключительности, напротив, оказались абсолютно достоверными. - Я польщен, что мысль о моей исключительности навеяло вам созерцание моих обнаженных ягодиц, - отозвался Тарлтон. - У каждого своя лучшая сторона, - хмыкнул Марион, пристально разглядывая часть тела, внезапно ставшую предметом их разговора. - А что же твоя сильная сторона, которой ты так гордишься? Часто дает сбои? - Невинно осведомился драгун. - Ты еще не ступил на поле сражения, а уже ощущаешь усталость, это плохой знак. На этот раз Марион не выдержал. - Довольно! – Громыхнул он, вскакивая с кровати. - Хватит заговаривать мне зубы, Тарлтон, не надейся, что я потеряю интерес к тебе. Приступим. -Ну-ну, неужели? - скучающим тоном поинтересовался Тарлтон. - Давно пора. Однако, несмотря на эту браваду, это деланное равнодушие, он был близок к панике, потому что Марион занял твердую позицию перед кроватью и решительно дернул его к себе, располагая цель для активного наступления. Ни на что особенно не рассчитывая, в порыве отчаяния, Тарлтон собрал все силы и совершил рывок изгибаясь всем телом, насколько позволяли его путы. Кровать покачнулась, что-то обрушилось и с глухим звуком ударилось во что-то другое - мягкое и чувствительное. Марион взвыл от боли, а то, что нанесло ущерб его колену, и что оказалось его же ружьем, прислоненным к кровати, с гулким стуком покатилось по полу. - Ах ты!.. Черт! - Ох, простите мою неловкость. – Звонко воскликнул Тарлтон, подавив издевательский смешок. - Надо же какая неприятность, господин генерал... Надеюсь, ваше орудие не слишком пострадало и сможет вынести нашу маленькую баталию. В бешенстве Марион вцепился в буйную гриву волос Тарлтона, и занес было руку для удара. Но прочитав на обращенном к нему лице англичанина дьявольскую невозмутимость с некоторым оттенком мрачного торжества, Френсис Марион остановился. Юнец умудрялся побеждать его даже будучи униженным и связанным, эта странная мысль отчего-то позабавила генерала. Марион медленно опустил руку и грубовато похлопал пленника по щеке. - Ну что ж, ты все-таки в моем полном распоряжении, так что, несмотря на дерзкий апломб, никуда тебе от меня не деться. - Мягко произнес он с истинно лисьей ухмылкой. Затем он выпрямился, поднял с пола ружье и направился к незаслуженно покинутой бутылке рома. Позволив себе несколько приличных глотков для укрепления нервов и душевного подъема, патриот не без удовольствия отметил, что ему есть что отпраздновать. Ведь он ухитрился схватить опасного человека, злокозненного британского офицера, которому приказано было поймать его самого, любой ценой, живым или мертвым. Удовлетворенно улыбаясь, Марион почувствовал, что эти откровения ласкают его самолюбие и приводят в боевую готовность его мужское естество. Генерал сладко вздохнул и направился к своему притихшему пленнику с твердым намерением пуститься в буйное и, в общем, постыдное торжество своей победы. Злорадные мысли о жестоких муках, исступленных мольбах и позорном падении надменного британца приятно щекотали нервы, а осознание его доступности и беспомощности разжигало вожделение. Никогда еще акт соития не носил столь острого захватывающего характера, как когда он был приправлен местью и осенен властным торжеством над достойным соперником. Лишь только Марион приблизился к кровати, как услышал пронзительные звуки боевых рогов, играющих тревогу, и, мгновения спустя, яростный, нарастающий стук копыт множества лошадей. - Мой эскорт, господин генерал, - негромко прокомментировал Тарлтон. – Увы, вы так и не смогли сделать мое пребывание в вашем плену, хм…не скучным. - Ты рано торжествуешь, - прошипел Марион, вскидывая ружье. - Надеюсь, на это у вас хоть хватит воли, - презрительно бросил драгун. - Ты безумец. Твоя мать прижила тебя от Сатаны, мальчик, - пробормотал Марион, пораженный поведением молодого британца до глубины души, ибо в нем не было ни бравады, ни скрытого страха, ничего кроме холодного и насмешливого высокомерия. Болотный лис повидал за свою долгую жизнь немало странного, но проникновенный голос Тарлтона заставил его похолодеть и отпрянуть в неприятном предчувствии. - Стреляй, и встретимся в иной жизни. От этих слов суеверный трепет пронзил все существо Мариона. От выпитого рома внезапно закружилась голова и поднялся жар, тяжелые мысли и темные чувства мешали сосредоточиться и пристрелить врага, который буквально загипнотизировал его, бывалого безжалостного воина. А времени между тем оставалось отчаянно мало, и нужно было решаться. Нужно было нажать на курок, отправляя пулю в голову противника. Да, так было нужно, но отнюдь не правильно. И опустив свое ружье, Френсис Марион бросился к окну. Створки распахнулись от малейшего толчка и выпустили мятежника на широкую террасу, опоясывающую весь второй этаж дома. Остановившись на миг за витой колонной, он достал небольшой сигнальный рожок и протрубил два раза, командуя отступление. Разрядив свои мушкеты в драгунов, мечущихся по усадьбе с факелами, люди Мариона благополучно скрылись в лесной чаще. Банастр Тарлтон услышал, как со скрипом распахнулись ставни высокого окна, и в комнату хлынул прохладный вечерний воздух. Шея затекла, а тело онемело, так что обернуться он не мог, но он почувствовал, что в спальне остался один. Полковник внимательно прислушивался к доносившимся с улицы звукам: выстрелам, лошадиному ржанию, крикам раненых, проклятиям и ударам, падающих на землю тел. Услышанное дало ему понять, что обе стороны – нападающая и обороняющаяся, обмениваются выстрелами, значит, партизаны не вступили в ближний бой и готовятся к отступлению. В британце вдруг вспыхнула такая неукротимая ярость, что в голову бешено вклинилась только одна мысль, одно желание – чтобы его капитаны проявили должную настойчивость и настигли всех этих болотных шакалов до единого, перестреляв и выпотрошив наглых ублюдков. Когда же ярость улеглась, поскольку иссякли душевные силы, что ее подпитывали, и осталась только усталость, Тарлтон услышал гулкие шаги и звон драгунских шпор на лестнице. Вскоре дверь в спальню с грохотом ударилась о стенку и бравый кавалерист, едва перешагнув порог, застыл в нерешительности, пораженный странной картиной, открывшейся его взору. - Скажешь кому-то – пристрелю, - мрачно пообещал Тарлтон оробевшему солдату. – А теперь подбери челюсть и развяжи меня немедленно. - Есть, сэр, - раздался напряженный голос Бордона. И, несмотря на нечеловеческую усталость, раненную ногу, тело, затекшее от неестественной позы, уже через четверть часа Тарлтон гордо восседал на лошади и энергично метал молнии, отчитывая своих офицеров за то, что задержались и сорвали погоню, и за то, что, застав партизан в их логове, позволили им уйти в лес. *** День и ночь давно слились в единый аккорд в оркестре непрекращающегося сутками дождя. Разум, разучившийся осознавать, и привыкший лишь фиксировать происходящее вокруг в короткие минуты просветления, не давал возможности понять и оценить ситуацию. Был лишь калейдоскоп картинок, как в детской книжке, которую стремительно перелистывают. Палатка в свете гаснущей масляной лампы. Река, разлившаяся вокруг, подобравшаяся совсем близко, качающая плот на своих волнах. Дождь и берега, размытые им, и мокрый лес, дышащий тяжело и зловеще. Лица людей, если и появлялись в этом наркотическом сне, то были искажены и напоминали бледные обличья мертвецов. С забвением же приходили кошмары, хуже которых и представить было нельзя. И тогда казалось истинным счастьем то, что разум, пораженный болезнью, был одурманен, иначе безумие было бы неминуемо. Сколько продолжалась эта изощреннейшая из пыток, именуемая малярийной лихорадкой, Тарлтон не знал. Просто в один прекрасный вечер, когда дождь все так же монотонно барабанил по крыше палатки, к нему пришло сознание, чистое и острое, как никогда прежде. Картина окружающего пространства была необычайно ясной, головокружение и невыносимая пульсация крови в висках пропали, равно как и дьявольский жар в теле. Мягкий свет лампы освещал блеклые стены палатки, и расставленные вдоль них привычные предметы скромной обстановки: походный стол с картами, свернутыми в тубусы, пару стульев, сундук, тюки с амуницией и припасами, лошадиную сбрую - в углу. К тому времени, когда полог был откинут, и в палатку с дымящимся котелком в руке вошел его адъютант – Бордон, Тарлтон стоял у письменного стола, в полном обмундировании. - Добрый вечер, Бордон, - произнес он, не отрывая взгляда от карты. – Очень любезно с вашей стороны было позаботиться о чае, но, боюсь, я не могу составить вам компанию в данный момент. Видите ли, у меня возник кое-какой замысел по отлову нашего Болотного лиса. - Добрый вечер, сэр, - пробормотал слегка обескураженный Бордон. – Дело в том, что я принес горячую воду вовсе не для чая. Я собираюсь заварить в ней лекарство, которое вам полагается принять. - Лекарство? – Тарлтон повернулся к своему адъютанту и внимательно посмотрел на него. - Но почему вы занимаетесь его приготовлением? - Наш врач имел несчастье заболеть тем же недугом, который сразил вас, сэр. И вышло так, что он скончался два дня назад. - Ясно. Что за лекарство? – Спросил Тарлтон, приближаясь к прикроватному столику, на котором Бордон заваривал в глиняной чаше что-то похожее на дробленую древесную кору. - Точная технология его добычи или изготовления мне неизвестна. – Отвечал драгун, накрывая чашу аккуратной крышечкой. - Но я знаю, что оно называется хинин и теперь получил возможность убедиться в том, что оно действенно. Жаль, что доктор Гарднер был уже при смерти, когда мы получили это чудодейственное средство. Тарлтон изумленно вскинул бровь. - Любопытно, и кто же оказал нам такую любезность? Этот обычный вопрос вызвал у Бордона заметную неловкость. Солдат замялся, а затем ответил таким напряженным голосом, словно он имел неосторожность пригласить на чаепитие всех окрестных мятежников. - Это может показаться невероятным, но очевидно нашим благодетелем оказался Болотный лис. Позавчера, когда мы сплавлялись по реке на плотах, из чащи леса прилетела стрела и вонзилась в одно из бревен. К ней был привязан конверт со снадобьем и рецептом. По мере повествования, лицо полковника становилось все более суровым, а голос докладывающего адъютанта делался глухим и упавшим. - Вы поили меня зельем, которое получили от врага, - сердито подытожил Тарлтон, отбивая барабанную дробь по столешнице походного столика. – А почему же сразу не мышьяком? Или я сошел с ума, или за время моего беспамятства мир перевернулся! Что здесь произошло, как вы получили эту труху и отчего решили, что ее прислал Марион? - Мы получили хинин именно так, как я уже сказал вам, сэр, - холодно ответил Бордон, с трудом выдерживая пристальный взгляд полковника, - в то утро, когда покинули стоянку на западном берегу реки Санти. А что касается отправителя… Все дело в том, что кроме рецепта на этой бумаге содержалось так же послание, адресованное, как я полагаю, вам, сэр. С этими словами драгун расстегнул мундир и извлек из кармана своего жилета многократно сложенный желтый прямоугольник бумаги, и протянул его своему командиру. Тарлтон поспешно развернул злополучное послание и узрел написанную размашистым, но довольно твердым и аккуратным почерком, инструкцию по приготовлению лекарства из хинина. Внизу же данного письма все тем же почерком было выведено следующее: «Раз уж вашей "лучшей стороне", благодаря сочетанию усилий вашей дерзостной воли и ухищрений изворотливого ума с благоприятным стечением обстоятельств, удалось избежать моего праведного гнева и сопряженного с ним акта возмездия. То она, без сомнения, стоит того, чтобы ее сохранить до лучших времен. На тот же случай, если таковые не настанут, и нам не суждено увидится вновь, покорнейше прошу, будьте с ней заботливы и не утомляйте ее седлом понапрасну. Искренне ваш Ф.М.». Тарлтон криво улыбнулся, продолжая цепко всматриваться в чернильные строки, затем резко скомкал бумагу и устремил на Бордона испытующий взгляд. Смущенное выражение, которое он застал на лице своего адъютанта, говорило о том, что предмет, которому было посвящено сие послание, как, в общем-то, и история с этим связанная, для него отнюдь не является загадкой. *** Френсис Марион ощущал горечь во рту и причиной тому был не только едкий и густой дым горящих блиндажей, сколоченных ополченцами на Тайгер-Ривер. Ком в горле и пелена на глазах закаленного солдата были следствием жгучего чувства вины и досады, с которым он вынужден был отступать к реке. Отступать? Нет, скорее уж спасаться бегством, пока у него была такая возможность. Позади него слышался треск пламени, пожирающего укрепления, сооруженные его людьми, мушкетная пальба, выкрики, ржание коней. Бесконечные осенние ливни сделали глинистые берега рыхлыми и зыбкими. Худая измученная лошадь, которая несла Мариона, проваливалась копытами в глубокие лужи, увязала в бурой грязи. Но ему нужно было всего лишь добраться до речных зарослей, в которых партизаны прятали свои каноэ. Густой прибрежный лес и высокий тростник радушно примут и надежно укроют беглеца. Вот уже до воды оставалось немного, и обрывистый берег круто пошел под уклон. Марион ударил свою кобылу пятками по бокам, понукая ее прибавить шагу в последнем рывке. Но чахлая лошадь не удержалась на скользком склоне и съехала вниз, сломав при этом переднюю ногу. Припав к конской гриве, Марион лихорадочно высвобождался из стремян. Когда раздался глухой треск ломающейся кости и жалобный вопль животного, он прыгнул в сторону и скатился в грязь. Поднявшись на ноги, Марион пробормотал проклятье – его ружье и седельная сумка с патронами и порохом валялись в луже, неподалеку в мучительной агонии дергалась лошадь, силившаяся подняться на ноги. Инстинктивно почувствовав опасность, Болотный лис вскинул голову и увидел приближающегося всадника на великолепном рысаке-иноходце. Кавалерист в плаще и зеленом мундире королевских драгунов ехал величественно и неторопливо. Ленивая грация его скакуна в сочетании с его собственной безупречной осанкой, ни мало не искаженной от неровной почвы под копытами коня, производили сильное впечатление. Френсис Марион до боли сжал челюсти, наблюдая за тем, как Банастр Тарлтон подхлестывает своего жеребца совершить скачок, и сильное молодое животное взмывает в воздух и, без труда преодолев преграду, приземляется на речной песок. «Ну, вот и все», - подумал Марион, глядя на знакомую вкрадчивую улыбку на лице своего врага. «Гончая настигла таки старого лиса». Спокойное, красивое лицо Тарлтона было обманчиво, а безжалостный блеск его льдисто-серых глаз – губительно прям и не оставлял надежды. Впрочем, Марион не питал иллюзий, зная наверняка, что этот темный ангел, торжествуя, предаст его самой позорной и мучительной смерти. - Вы разбиты, генерал, - сообщил Тарлтон бархатным голосом. – Ваш пособник – Самтер захвачен в плен. - Поздравляю, полковник, - устало бросил Марион, с сожалением глядя на свое ружье, утопленное в бурой жиже. – И искренне надеюсь, что вы избавите меня от чести быть вашим пленником, а заодно от бремени жизни, если вас это не затруднит. Когда Тарлтон втянул воздух и усмехнулся с явным наслаждением, у Мариона не осталось сомнений, что для этого молодого Адониса нет удовольствий превыше жестоких утех войны. - Признаться, я разочарован, Марион, - вновь заговорил роялист. – Ведь вы зарекомендовали себя хитрым, безжалостным человеком. А поступили как сентиментальный глупец и дважды совершили непростительную ошибку, сохранив мне жизнь. Могу я узнать напоследок, что же вами руководило? Марион мрачно усмехнулся, исподлобья глядя на Тарлтона, возвышающегося над ним. Англичанин смотрел испытующе, слегка наклонив голову и вскинув изящную бровь. - Вынужден вас огорчить, - хрипло выговорил мятежник. – Я бы и сам дорого отдал за ответ на этот вопрос. Полковник Тарлтон пожал плечами и почти небрежным движением достал из кобуры пистолет, наводя его на противника. Его глаза над прицелом были равнодушно холодны. Но прежде чем выстрелить, он сбросил с плеч свой плащ, перехватив его левой рукой. Марион глухо рассмеялся. - Я не стою таких почестей, чтобы ради моего никчемного трупа вы жертвовали своим превосходным плащом, - процедил он. - Офицеры его величества умеют быть благодарными, - снисходительно заметил драгун, и задержал дыхание перед выстрелом. Клацнул взводимый курок. Марион, твердо решивший смотреть в глаза своей смерти до конца, непроизвольно зажмурился. Прогремел выстрел. Раздался короткий пронзительный крик лошади. И ошеломленный Марион дрожащими руками схватил брошенный ему плащ Тарлтона. Британский офицер спокойно опустил пистолет, развернул коня и поехал вдоль свинцово-серой реки прочь от Френсиса Мариона. Мятежник инстинктивно обернулся назад, чтобы проследить траекторию полета пули, миновавшей его всего на несколько дюймов, и окинул взглядом свою мертвую лошадь. Когда же он обернулся, поспешно набрасывая на себя плащ своего противника, всадник уже скрылся из виду. Только порывистый ветер в бешенстве трепал речной тростник, как охотничий пес треплет в зубах пойманную им лисицу.
_____________
*багинет или байонет – штык, рукоять которого вставляется в ствол ружья. **Ланкашир и Мерсисайд – церемониальные графства на западе Великобритании. ***Ливерпуль – родной город Тарлтона. Топонимика выводит название этого города от, основанного в 1190г., поселения Liuerpul, что означало «мутный водоем» ****отсылка к тому, что Тарлтон считался сторонником полигамии и даже носил при себе трактат, посвященный данной форме брачных отношений.
home.golden.net/~marg/bansite/btbanvswill.html Хороший сайт, но... ((( Как-то меня сравнение Тарлтона и Тавингтона обескуражило, потому что сперва я была захвачена образом Тарлтона - реальной исторической личности, достойной уважения. Даже прочтение "Джека Абсолюта" не поколебала моей лояльности и не нанесло ущерб образу героя, хоть сэр Тарлтон и показан там в общем-то мальчишкой, но дерзким, хитрым и хладнокровным. А при чтении этой сравнительной характеристики создается образ какого-то изнеженного женоподобного фата, "кокетки", баловня судьбы. Тогда как меня притягивают глубокие, мрачные личности с интровертным складом характера и трагической долей. После каждого пункта данной сравнительной характеристики (кроме обращения с гражданскими) баллы моей симпатии неизменно доставались Тавингтону, более мужественному и жесткому. Я, конечно, всегда разделяла этих двух персонажей (как только удовлетворила любопытство относительно прототипа яркого антигероя), но никогда не думала, что они настолько различны... После этого впору выработать отдельный образ, средний между Тарлтоном и Тавингтоном. В конце концов, когда полностью развенчана его слава "Мясника Каролины" и "Крававого Бена", пропадет всякая интрига этого неоднозначного характера.
Стихотворения, навеянные колониальными войнами Англии и Америки, и посвященные разведчику - майору Андре и другим британским офицерам.
Майору Андре Дамасский шелк и лунный бриз. Оберегая, чью-то тайну, Две тени лягут на карниз, Судьбой сплетенные случайно. Дрожа от пламени свечей, Скрываясь в занавесях тюля, Играют волнами речей В горячем мареве июля. Скользит по телу легкий шелк. Разгадан шифр любви и смерти. И приговор падет на стол Письмом в таинственном конверте. Изображая роль столь ловко, Вы так любили рисковать... Увы, шпиона ждет веревка, И вам ее не миновать.
Английскому шпиону Увы, мне вас не обмануть. Вы чутко ждете откровений. Но самым трудным из решений Мне указать ваш скорбный путь. Не успокаивать, не спорить: Милей ли пуля, чем веревка? Судьбы проклятая уловка - Мне вас ответом обезволить. А возведенный эшафот Зловещ, как башни Вавилона. Вас не убережет Корона От этих роковых высот. Кроваво ал на вас мундир, Но вашей крови не пролиться, Когда хмельно на вас воззриться Неблагодарный этот мир. Не будет ритуальных фраз. Ступайте гордо, будьте смелы, Не честь погибла - только тело; Последний отдан вам приказ.
Перекрой мне дыханье, Слишком воздух несвеж. В нем сквозит увяданье Наших гордых надежд. Укрощенная воля - Слабый раненный лев, Не покинувший поля, Отступленье презрев. Мы разбиты. И ныне Поплывут корабли, Коротая в унынье Дни до Старой Земли. Погаси все светила, Чтоб не видеть вовек, Как, поблекший, уныло Реет "Юнион Джек". Остуди мою душу Ветром с северных скал - Побежденным не нужен Благородный запал.
Превозмогая боль утраты жду Я возвращения назад. Пытаясь тщетно нашу унять вражду, Та возрастает во сто крат. Свобода дерзкая пьянит, Заложник времени пленит Её, утратив всякий стыд. Играет стрелками часов, На двери в будущее вешает засов. Князь – «Адель»
Тишину летних сумерек беспощадно резали свист и хлопки, которые сопровождались резкими выкриками и грубым смехом. Над живой изгородью сада мелькали вспышки и метались ослепительно-яркие искры. Двое стояли друг против друга на зеленом, аккуратно подсиженном, газоне, скрестив взгляды, горящие яростью и азартом. Соперники приняли позы подобно фехтовальщикам, только в руке у каждого из них был зажат не стальной клинок, а нацеленная в грудь противника волшебная палочка. Это были двое мужчин. Один, облаченный в строгую черную мантию, был выше и старше, черноглазый и темноволосый, с резкими чертами лица и хищным профилем. Он был подобен коршуну и атаковал противника так же стремительно и безжалостно, как эта птица бросается на свою добычу. Казалось еще минута-другая и жертва просто не выдержит такого яростного натиска. Однако юноша в густо-синей мантии, который сражался с ним, продолжал отражать атаки и отвечать на них своими заклинаниями. Он так же был худощав и быстр, но его внешность составляли более мягкие линии. В отличие от противника он был изнежен и скроен из тонкого шелка, против грубой парусины, волосы темно-каштановыми волнами ложились на плечи, обрамляя лицо с тонкими чертами и большими серо-зелеными глазами. Живой румянец на щеках, длинные пушистые ресницы – все это составляло разительный контраст с его противником, даже голос – более высокий и звонкий. - Как тебе это, Снейп?- выкрикнул юноша, самодовольно улыбаясь, после очередной контратаки. - Хуже чем посредственно, - раздался в ответ низкий бархатный голос полный сарказма. Волшебники по какому-то негласному согласию прекратили атаковать и стали двигаться по кругу, не сводя друг с друга глаз. Цепкие черные глаза были прищурены и настороженно ловили малейшее движение противника. Серо-зеленые - напортив широко открыты так же напряженно искали брешь в обороне врага. Младший нервно облизывал губы, предвкушение победы над более опытным противником кружило голову. Лицо того, кто был старше, оставалось непроницаемо, словно вырезанное из камня. Именно он первым совершил выпад, метнув ослепляющее заклинание в голову сопернику. Атака оказалась настолько стремительной, что юноша едва успел уклониться и, потеряв равновесие, чуть не растянулся на траве. читать дальше- Весьма изящно, Блэк, - с ядовитой насмешкой заметил Снейп. – В битве с настоящим врагом ты был бы уже мертв. Блэк упрямо тряхнул головой и обратил к Снейпу пылающее обидой лицо – по-детски разрумяненное, с предательской влагой в глазах. Не говоря ни слова, он совершил молниеносный пасс, и из палочки вырвалась струя красного света, в противника полетело оглушающее заклинание, которое тот остановил так же безмолвно. - Хотел похвастаться невербальным заклинанием, Блэк? Увы, но тебе далеко до боевого мага. Твоя физиономия чуть не треснула от натуги, когда ты силился послать в меня эти элементарные чары. Блэк презрительно фыркнул и, совершив обманное движение рукой, послал следующее заклинание неожиданно низко. Снейп отскочил в сторону, длинные полы его мантии взметнулись вверх, как черные крылья. Противник не дал ему опомниться и выпалил следующее заклинание, слегка задев плечо Снейпа. Волшебник пошатнулся и выругался, встряхивая левой, попавшей под удар, рукой. - Спокойнее, Северус. Или ты так бесишься из-за того что я не только более высокого происхождения, но и превосхожу тебя мастерством? - Что?! – взревел Снейп, белея от злости. В бешенстве он принялся метать в Блэка заклинания одно за другим. И тот едва успевал их отражать. - Поганка! – шипел Снейп, остервенело орудуя палочкой. - Сморчок, – не растерялся Блэк. - Бездарный мальчишка! - Жалкий книжный червь! - Сопляк! - Убожество! Обмен любезностями остановило появление неожиданного свидетеля поединка. Он приблизился мягко и бесшумно, поэтому его присутствие было замечено лишь тогда, когда он оказался совсем рядом, остановился в двух шагах от сражающихся магов и заговорил. Оба противника обернулись и увидели хозяина поместья, чью лужайку они так увлеченно топтали, изысканного и элегантного Люциуса Малфоя. - Регулус, Северус, господа дуэлянты. – Люциус учтиво кивнул каждому из них и несколько раз сомкнул ладони в подобии аплодисментов. – Благодарю за восхитительное зрелище. Однако должен сказать, что тебе, Северус не хватает терпения, в поединке эмоции – лишь помеха. А тебе, мой юный друг, я посоветовал бы поработать над защитой. Ты слишком сосредоточен на противнике и забываешь о себе. Внимание и концентрация. Научись лучше управлять своим телом, и ты увидишь, что стал лучше владеть палочкой. - Хорошо, я попрактикуюсь в медитации, - лучезарно улыбнулся юноша. - Это меньшее, что ты можешь сделать, Блэк, и, увы, это не восполнит пробелов в твоем образовании, - язвительно бросил Снейп. - Ну, если уж говорить об образовании, то очевидно и твоя искушенность в боевой магии весьма сомнительна, если тебе не доверили преподавание Защиты от Темных Сил в Хогвартсе. - Попрактикуйся в искусстве держать язык за зубами, пока его никто не укоротил, - еле слышно прошипел Северус. - Что-что? – невинно переспросил Регулус, который отлично расслышал каждое слово. - Я сказал: удачи на тернистом пути к совершенству, Регулус из Благородного и Древнейшего Дома Блэков. – Он опустил палочку и церемонно поклонился своему сопернику, в знак того, что их поединок окончен. Регулус тоже отвесил легкий поклон и с достоинством убрал свою палочку в вышитый бисером нагрудный карман. Он с ухмылкой наблюдал за тем, как Люциус Малфой с большим изяществом, но не без некоторого раздражения продел свою руку под руку Снейпа и увел его в сторону одной из парковых аллей. - Тебе бы не мешало научиться проигрывать. Для тебя было бы полезно потерпеть поражение, это бы тебя несколько отрезвило, - холодно молвил Малфой, когда они отдалились на достаточное расстояние от Блэка и прочих праздно шатающихся по саду персон. Северус окинул Люциуса оценивающим взглядом. - Так, может быть, ты возьмешь на себя ликвидацию моей досадной безграмотности в этом вопросе? Скажи мне только как громко я, по-твоему, должен молить о пощаде и стоит ли стать на колени для демонстрации своего смирения? - О, Мерлин! Северус, ты же серьезный, рассудительный человек, - Люциус укоризненно покачал головой. – Зачем этот глупый фарс? - А зачем эти твои наставления? – буркнул Снейп, хмуро глядя в сторону. – Тебе так хочется, чтобы в следующий раз он меня победил. - В следующий раз? Я признаться считал вас уравновешенным здравомыслящим человеком, профессор Снейп. А вы затеваете драку с мальчишкой. - Он меня спровоцировал, - нехотя ответил Северус. - Легко же вас вывести из себя, сударь, выходит окклюменция не пошла вам на пользу. Что же он сказал вам? Напомнил о вашем происхождении, так? Да ведь это не тайна, простите за прямоту. Ваш отец - маггл, мать не слишком притязательна и лишена честолюбия, что совершенно не вяжется с принципами Слизерина, кстати. И что же вы будете бросаться на каждого, кто вам на это укажет? Хвататься за палочку в ответ на любое оскорбление? Я был о вас лучшего мнения, Северус, я думал, что вы вышли из детского возраста и покончили с этим ребячеством, когда каждый косой взгляд служит началом потасовки. - Стоит ли так себя утруждать, мистер Малфой, у меня хватало воспитателей в годы моей юности, так что ваши наставления будут излишни. И боюсь, они не возымеют должного эффекта, поскольку я давно уже привык полагаться на собственный ум и жизненный опыт. Я не слишком честолюбив, как и моя мать, которую вы изволили упомянуть, в этом мне далеко до многих. Но что до принципов Слизерина, то если я не ошибаюсь, они не ограничиваются одной лишь пустой амбициозностью. В окклюменции да и во многих других науках я преуспел, быть может, даже больше, чем некоторые высокопоставленные особы. - С чем вас и поздравляю, но определённое количество здравого смысла и самоконтроля вам, все же, будет очень полезно. В жизни, знаете ли, свои формулы и вы должны привыкнуть, что вам не будут выставлять баллы за доскональное знание учебников. Они свернули с вымощенной фигурной плиткой дорожки на узкую неприметную тропу, петляющую между кустами самшита и шиповника. Впереди показалась древняя увитая плющом башня, со шпилем и часами. - Мы, кажется, договорились, что вы не будете меня поучать. Если нет, то я вас снова убедительно прошу снять с себя обязанности моего наставника, - говорил Снейп, держа курс на готический зиккурат. - Если вас так интересует предмет нашего спора с Блэком, то я скажу, что им являетесь вы. Ваш подопечный сделал несколько замечаний, которые я расценил как оскорбительные. Люциус приподнял брови в насмешливом удивлении, когда они остановились на крыльце башни, перед узким стрельчатым дверным проемом, и сказал: - Вот как? В таком случае, по какому праву вы возложили на себя обязанности блюстителя моей чести? Вам это кажется романтичным, вы возомнили себя дуэлянтом? Дуэлянт, избивающий младенцев, очень мило. - Ваш младенец рассуждает слишком не по-детски и нуждается в хорошем уроке, - зло бросил Северус, решительно ступая под своды мрачного строения. - Скорее уж в порке, если говорить о ваших методах, - заметил Люциус, направляясь следом за ним. - Мои методы не всегда по вкусу ученикам, но, в конечном счете, идут им на пользу, - заявил Снейп, хмуро озираясь по сторонам в полутемном помещении с винтовой лестнице ведущей наверх и черными свечками, горящими в стенных нишах. – Но, что касается Блэка, то здесь вы правы, на него я расточал свои силы совершенно зря, но удержаться, к сожалению, не мог, нравится вам это или нет. Дерзкий мальчишка так же нахален, как и его брат, и совершенно безнадежен. - Не вам об этом судить, - фыркнул Люциус, первым поднимаясь по винтовой лестнице наверх. - Неужели вам? – раздраженно вопрошал Снейп, устремляясь следом. - Вы так близки с Регелусом Блэком или претендуете на непогрешимое знание людской психологии? Вы защищаете его из личной симпатии или наперекор мне? - А вам не кажется, что вы зашли слишком далеко, - прошипел Малфой, резко оборачиваясь к Северусу. - По какому праву вы устраиваете мне допрос? Кто бы рассуждал о дерзости, но не вы, Снейп. Мне давать отчет вам относительно своих родственников и тех, кто пользуется моим покровительством? - Ваши многочисленные родственники волнуют меня не больше чем прошлогодний снег, - с ледяным спокойствием ответил Снейп, - но я не хотел бы, чтобы вы приближали к себе разного рода негодяев и подлецов. - Так может быть мне и вас не стоило приближать к себе? - Все в вашей власти, милорд, - дерзко бросил Северус, отвешивая насмешливый поклон под полным презрения взглядом Люциуса, - только не беритесь меня судить, вы не столь проницательны, как хотите казаться. А если кто и старается втереться к вам в доверие или заслужить место более...теплое, то определенно не я. Я уже имел несчастье убедится насколько это безнадежное занятие. Легче растопить ледник, чем вызвать вас на откроенный разговор. Я сомневаюсь, что у Регулуса или у кого-либо другого, это получилось бы. - Я не понимаю, о чем вы говорите, - Люциус высокомерно вскинул голову. - О, да, не понимаете или отказываетесь понимать, все это в вашей природе, столь равнодушной ко всему, кроме своей драгоценной персоны. Вы ведь ни о чем не догадываетесь до сих пор, даже после дуэли, даже после этого разговора? - О чем же я должен, по-вашему, догадываться? – В голосе Малфоя недоумение мешалось с яростью. Снейп же только мрачно усмехнулся. - Тогда, значит, вы слепы или черствы, Люциус, - вздохнул он с горькой иронией. - А я, дурак, сожалел о своей чрезмерной прямоте. Но, наверное, мне все таки в глубине души хотелось бы, чтобы вы догадывались о моих чувствах к вам. Вы шокированы, милорд? Я оскорбляю ваш слух подобными словами? А как на ваш вкус слова о том, что я желаю вас? Достаточно взрослые и вполне дерзкие? – Северус гордо выпрямился и смотрел с вызовом. - Что? – срывающимся от гнева голосом выкрикнул Люциус Малфой. На его лице отразилось крайнее негодование и потрясение. Рука с тростью взметнулась вверх. - Вы, кажется, учили меня самообладанию, - саркастически усмехнулся Снейп. – А теперь выходит, что не ровен час и дуэль состоится уже между нами? Надо сказать, что Люциус быстро взял себя в руки. - Вы сегодня ведете себя возмутительно. Что на вас нашло, Снейп? – прошипел он, опуская трость и меряя Северуса недоверчивым взглядом. - То, о чем я так неудачно проговорился. То, в чем я имел наглость признаться вам. – Северус снова вздохнул и, склонив голову набок, произнес очень мягко и медленно - Хорошо, попробую объяснить подробнее. Это нечто темное, не знающее рамок приличия, безумное, не поддающееся контролю. Оно толкает меня на поступки не свойственные мне. Вливает яд в мои вены, кружит голову и заставляет бредить. Это губительное, но и чертовски приятное чувство. Оно дарит эйфорию… - Довольно, - гневно оборвал Люциус. - Я не знаю, где вы набрались этой блажи. Но в любом случае вы ответите за этот спектакль и столь неподобающее обращение со мной. - Это угроза? - Именно, - выпалил Малфой. - Ты не веришь мне? Прошу, постой… Северус попытался удержать Люциуса за локоть, но тот оттолкнул его руку. - Теперь это не позволительная для вас фамильярность, - зло бросил Люциус. – А если вы и дальше намерены испытывать мое терпение, то это плохо для вас кончится, можете не сомневаться. - Люциус, - в отчаянье выкрикнул Снейп. Но Малфой даже не удостоил его взглядом, стремительно удаляясь. В порыве бессильной ярости Северус метнулся к стене, и совершил резкий выпад, но удар пришелся не в каменную твердь, под его рукой что-то подалось вперед, пришло в движение со скрежетом и клацаньем. Он отступил, изумленно глядя, как шестеренки в механизме часов начинают крутится в обратную сторону. Снейп не успел понять, что произошло, кажется, он споткнулся и упал навзничь, ударившись затылком. В глазах заискрились звезды, затем наступила тьма. А когда Северус снова обрел способность видеть, то оказалось, что перед ним зеленая лужайка в саду около поместья Малфоев. И причем были лишь легкие сумерки, а не поздний вечер. Он заметил молодого хлыща, от всего облика которого веяло полнейшей самоуверенностью и неописуемым нахальством. Это без сомнения был Регулус Блэк и, к несчастью, он также заметил Северуса и, покинув общество двух юных леди, решительно направился к нему. - Мое почтение, Снейп, - произнес он развязным тоном без малейшего намека на почтение. – Как раз хотел побеседовать с тобой наедине. Северус озадаченно хмыкнул и, подозрительно прищурившись, посмотрел на Блэка. - Мне кажется, я уже имел удовольствие беседовать с тобой сегодня. Блэк расхохотался ему в лицо. - Ты что пьян, Снейп? Я прибыл в Менор к моему достопочтенному родственнику около получаса назад. И вижу тебя сегодня впервые. Северус быстро смекнул, что часы на старой башне обладали определенными таинственными свойствами, и он вероятнее всего совершил путешествие во времени. Но то, что он переместился назад в тот момент времени, когда еще не состоялась злосчастная дуэль с Регулусом и напряженный разговор с Люциусом, не только не смутило Северуса, но и обрадовало. Теперь главное не допустить оплошности и не повторить прошлых ошибок. - Сне-ейп, - протянул хлыщеватый юнец, поводя ладонью перед лицом Северуса. – Я, кажется, с тобой разговариваю. Северус вышел из задумчивости и, попытавшись скроить любезную мину, проговорил: - Я сегодня немного рассеян, прошу прощения. Регулус удовлетворенно кивнул. - Да, это не редкость для людей твоего склада, Северус. Этот нездоровый цвет лица, лихорадочный блеск глаз и черные круги под ними говорят лишь о том, что ты провел бессонную ночь и посвятил ее отнюдь не бурным возлияниям и любовным утехам. Вообще удивляюсь, как многие люди добровольно отказываются от радостей жизни в пользу сомнительных занятий, которые они гордо именуют наукой. Лично я убежден, что для того чтобы снискать славу совершенно необязательно идти на такие жертвы. Общество вряд ли тебя запомнит и еще меньше шансов на то, что оно будет тебе признательно. Снейп с холодной невозмутимостью выслушал философские рассуждения своего собеседника и сдержанно ответил: - Наши взгляды в этом вопросе не вполне совпадают. Хотя, осмелюсь тебя заверить, радости жизни в известной степени мне тоже не чужды. И именно поэтому я сегодня здесь, не упускаю возможности насладиться обществом достойных господ и прекрасных дам, а так же отдать должное черри-бренди и шардоне. Нахальный юноша саркастично усмехнулся. - О, ты меня успокоил, Снейп. Я уж было думал, не ровен час как твое тело скрутит лихорадка, а мозг воспалится от передозировки формулами, и ты скончаешься скоропостижно и бесславно в окружении своих книг и, подобно им, покрытый слоем пыли. От негодования Северус открыл, было, рот, но выказать свое возмущение ему не пришлось, поскольку Блэк незамедлительно внес свое предложение: - Пройдем вон в ту уединенную беседку, - он небрежно махнул рукой в сторону окрашенной в молочный цвет деревянной беседки, располагавшейся неподалеку. Закатив глаза и с трудом сдерживая тяжелый вздох, Северус последовал за Регулусом, моля небеса послать ему терпение. - Снейп, вы с Люциусом достаточно близки, скажи мне, как он относится к однополым отношениям? – Промурлыкал Блэк, покусывая нижнюю губу - Многие ведь в юности пробуют, экспериментируют, а? - Вопрос неуместен, я бы сказал, и ответ на него столь очевиден, что не нуждается в раскрытии, - сухо ответил Снейп, с трудом сдерживая раздражение. Однако Регулус не обратил никакого внимание на явное недовольство собеседника предметом их разговора. - Мне кажется, такие как он вовсю пользуются своей привлекательностью и обаянием. Зная свои достоинства, обращают в оружие даже собственную внешность и манеры. Не думаю, что он останавливается перед интимом на пути к намеченной цели, в конце концов и в Министерстве далеко не все решают деньги и связи, кое что и кое кого приходится завоевывать иными способами… Ведь путь к некоторым тайнам открывается ни властью, ни золотом и не лестью, а только самыми изощренными ласками, так же как и расположение некоторых влиятельных людей можно снискать, лишь прибегнув к услугам весьма и весьма пикантного характера, а, Северус? Ну, а поскольку практически все руководящие должности в Министерстве магии занимают мужчины, то… - Регулус выдержал паузу, многозначительно закатывая глаза и гнусно ухмыляясь. – То кое-кто, без сомнения, имел удовольствие по достоинству оценить прелести нашего неприступного мистера совершенство. - Вы спешите судить о людях, исходя из своей распущенности, - Северус, сам того не замечая, перешёл на тот особый тон, который применял в общении со своими учениками. - И хотя для вашего возраста интерес к такого рода вопросам в целом характерен. Я бы посоветовал вам держать свой язык за зубами, если не хотите чтобы кто-то отхватил его вместе с головой. Вы правы, я давно и довольно хорошо знаю Люциуса. И осмелюсь вас заверить, что у него достаточно талантов для того чтобы не прибегать к банальному соблазнению и порочным сношениям. - Какая пламенная речь, Снейп. Я даже удивлен такой исключительной лояльностью к Люциусу, она, знаешь ли, наводит на некоторые подозрения… - А я удивлен тем, как такой скромный с виду юноша, как вы Регулус, проявляет непозволительную вольность в своих суждениях и нездоровый интерес к чужой личной жизни и подробностям самого неприличного характера. - Моя матушка называла это проницательностью, - широко улыбнулся Блэк, откидываясь на спинку скамьи с самодовольным видом. - Она вам льстила, вы распущенный юнец, в вас нет тонкости и вы не в состоянии проникнуть даже в суть самой банальной истины. - Я призываю тебя ответить за эти слова, Снейп, - отрывисто выпалил Блэк, надменно вскидывая голову. - Что ты предлагаешь мне?.. – Начал было Северус, прекрасно осознавая, тем не менее, всю тщетность попыток урезонить юнца. - Дy-эль! Сейчас же! – Стенографировал Регулус с жаром и нелепым театральным жестом. - О, сударь, откуда в вас эта средневековая пошлость и неудержимость берсерка? Я не думал, что вас воспитывали на сентиментальных рыцарских романах, - скучающим тоном произнес Северус, награждая Регулуса взглядом брезгливой жалости, словно тот был безнадежно поврежден рассудком. - Ты принимаешь мой вызов, Снейп?! – Взвизгнул Блэк. Северус Снейп пожал плечами, понимая, что нежелательного столкновения ему уже не избежать, и ответил: - Принимаю. Регулус кивнул и стремительно вышел из беседки. И пока Северус шел следом за своим пылким юным соперником, стараясь поспевать за его широким нетерпеливым шагом, у него возникла некоторая идея. Достигнув ярко-зеленой аккуратно подстриженной лужайки, Регулус Блэк внезапно остановился и резко обернулся к противнику. - Здесь! – Объявил он. Но Северус отрицательно покачал головой. - Вон то место под старым вязом у дальнего края изгороди куда живописнее, - вкрадчиво произнес он. - Эстет, - фыркнул Блэк, нервно передернув плечами. Очевидно, он был разочарован тем, что его лишили возможности немедленной сатисфакции, но проявил дворянское великодушие и принял условия своего обидчика безоговорочно. Итак, дуэлянты направились к дальнему краю изгороди, туда, где изящная арка обозначала вход в красивый ухоженный парк. По мере того как соперники продвигались к условленному месту поединка, их поведение претерпевало изменений. Вскоре уже Северус шел впереди размеренным и бодрым шагом, а Регулус пыхтя и чертыхаясь плелся следом. Чем дальше уходили они от величественных стен поместья Малфоев, тем бодрее и непринужденнее была походка Северуса, тем веселей и словоохотливей он становился. В то время как Блэк был раздражен до крайности душным воздухом, яркими лучами заходящего солнца, бьющими в глаза, ветром растрепавшим его шевелюру и стаей назойливых мошек, жаждущих его благородной крови. - Да сколько можно, Снейп, я устал, - заныл он наконец. - Еще немного, - пообещал Северус, - самую малость. Аристократ издал рассерженное рычание. - Подумайте о положительных сторонах нашего паломничества, мой юный друг, - увещевал Снейп. – Во-первых, оно дает нам прекрасную возможность насладиться восхитительным пейзажем. А во-вторых, там никто, кроме меня естественно, не станет свидетелем вашего сокрушительного поражения. Регулус споткнулся от возмущения и едва не уронил свое достоинство в терновый куст. - Вы наглец, сэр, - злобно процедил он сквозь зубы, отвоевывая у терновника край своей мантии. - И готов ответить за это безотлагательно, потому что мы пришли, - сообщил Северус, послав своему оппоненту зловещий взгляд через плечо. И, если Снейп был бодр и предвкушал желанную расправу над развязным молодым человеком. То сей последний, раскрасневшийся и запыхавшийся, выглядел весьма безрадостно, уныло и апатично. - Прекрасно, - выдохнул Регулус. Остановившись, он оперся руками о колени, словно только что пробежал кросс. Северус обошел его кругом и укоризненно покачал головой. - Какая жалость, что ты так немощен, я то рассчитывал на достойного соперника. Эта фраза подействовала на Регулуса Блэка как холодный душ. Пристыженный, он моментально выпрямился и дерзко выпалил: - Не сожалей, Снейп, а трепещи! Я готов к бою! Ангард, мон шер! Он выхватил палочку из нагрудного кармана и отсалютовал ею Северусу. А Мастер зелий в свою очередь отдалился от него на несколько шагов и, отмеряв дистанцию, так же вооружился. Соблюдая все приличия, дуэлянты учтиво поклонились друг другу. Снейп ударил первым, окрыленный мыслью о том, что сможет выяснить отношения с Блэком без свидетелей. Заклинание было отбито и Блэк самодовольно улыбался. Затем ударили одновременно и два потока силы, два луча света схлестнулись, рассыпая искры. Сверкающая нить держала палочки дуэлянтов в напряжении, но вскоре с резким хлопком оборвалась, вынуждая волшебников отступить назад и отдернуть руки, наносящие удар. Отдача заставила их пальцы запульсировать болью, и онеметь их запястья. - Ты…ты просто безмозглый сопляк, нас могло изжарить! – В бешенстве взревел Снейп. – Ты должен был сконцентрироваться на атаке, а ты выпалил следующее заклинание, вызывая взрыв! Блэк не был смущен своей оплошностью, а попытался сохранить невозмутимость и дать понять сопернику, что так было задумано. - Что такое, испугался, Северус? – Ехидно осведомился он. – Тогда нужно было прихватить с собой подгузники. Регулус атаковал заклинанием «Вердимилиус», но Северус стремительно уклонился и ответил жалящими чарами.
Полковник Тавингтон снова ворвался в мой мир на боевом коне с саблей наголо, и захватил все мысли и чувства... Зарядив меня своей несгибаемой волей к победе и мужеством, он существенно поднял мне боевой дух и помог преодолеть трудности со списанием кредиторки на работе) Ему, родимому, посвящается...
читать дальшеПолковнику W. T. Под пенье труб гарцует лошадь, Под барабанный мерный бой. Наводнена народом площадь, И все любуются тобой. И в ярком солнечном сиянье Ты с гордо поднятой главой Махнул рукою на прощанье, И скрылся в дымке грозовой. Гремит, рокочет канонада, Бушует битва, льется кровь. В руках заветная награда. Почет, богатство и любовь. В сиянье пламенном заката, В огне сраженья ты блистал. И вдохновлял на бой солдата Невероятный твой запал. Напрасно женщины вздыхали, Тобой владела лишь одна. В уборе из огня и стали, Она назвалася война. Была и вздорна, и ревнива, Была неласкова она. Но так бессовестно красива, Что навсегда лишала сна. Но женский нрав не постоянен, И ты, вчерашний фаворит, Лежишь в пыли смертельно ранен, Своею музой позабыт...
*** Я такой, какой есть, Без прикрас, без обмана, Без бравады и пыли, Без роз и шипов. Моя бедная честь, Словно рваная рана. Мое знамя покрыли Осколки и кровь. Я скрывать не привык Блеск безжалостной стали В мутной дымке очей И во взмахе клинка. Каждый прожитый миг В агрессивном запале, В дикой буре смерчей, Как зарница сверкать. Так привык и не знал я Иного удела, Кроме ратных полей Под мельканьем копыт. Только гордое знамя С годами истлело. И клубками червей Ныне труп мой изрыт. Ненавистна усталость Была мне при жизни. Я презрел всякий отдых, Как лютых врагов. И какая же малость - Внимать горькой тризне. Не идти мне на подвиг, Не сбросить оков. И не смыть мне вовек Жирной грязи с мундира, И печати греха С почерневшей души. Лишь искрящийся снег Легкой дланью эфира Одевает в меха Мертвый камень в глуши. Лунный призрачный свет Разомкнет мою крепость, И отпустит на волю Крылатый табун. Серой тенью, восстав из холодного склепа, Пронесется по полю Мятежный драгун.
Отражение в луже. Кто-то взглядом проводит. И назло близкой стуже, Осень крепость возводит Из багрянца и злата, Из лучей и тумана. В этих царских палатах - Глубина океана... И печаль неизбывна. Ожидание чуда. В песне ветра призывно - Голос из неоткуда. Трепет сердца и слабость, Дрожь в руках и коленях. Безотчетная радость И отрава сомнений. Звон подков, или стали, Яркий блик в мутной луже... Жаль, что ближе не стали. Но как остро мне нужен... И рисует природа В своих странных пейзажах Мне огонь небосвода, Но в руках - только сажа. Многоликие боги!.. На земле, над землею Не найдется дороги, Что сведет нас с тобою...
Название: Шоу должно продолжаться Автор:Irbis_light Фандом: ГП Пэйринг: Северус Снейп/ Люциус Малфой Рейтинг: PG
No longer the lost No longer the same And I can see you starting to break I'll keep you alive If you show me the way Forever - and ever the scars will remain I'm falling apart Leave me here forever in the dark Вreaking Вenjamin «Give me a sign»
Дышит кровью рассвет, Но не сыграна пьеса, Время крадёт каждый мой шаг, Безмолвье своё храня. Быть или нет? - До конца неизвестно, Но я знаю одно - никому не дано Дрессированным псом сделать меня! Кипелов «Жить вопреки»
Помещение более всего напоминало концертный зал в каком-то зловещем театре теней. Здесь была и большая хрустальная люстра, и тяжелые бархатные портьеры, напоминающие кулисы и возвышение перед ними, подобное сцене, и зрители, что внимательно следили за подмостками в ожидании представления… Только свет от огромной люстры и тысячи свечей в резных подсвечниках не мог рассеять густой, вязкий сумрак, как не мог он добавить этому мрачному помещению ни капли тепла и уюта. Вместо торжественной театральной музыки в зале царила гнетущая тишина. Все зрители были угрюмы и облачены в черное. А на сцене в высоком кресле, напоминающем трон, восседал человек, от одного взгляда которого кровь стыла в жилах. Высокий, темноволосый, он был бледен настолько, что возникали серьезные сомнения относительно того течет ли в его венах такая же живая и горячая кровь, как у других людей. Но даже нездоровый цвет кожи, удивительная неподвижность лица, не отражающего почти никаких эмоций, пугающая глубина багряных глаз и широкий тонкогубый рот не делали его наружность отталкивающей. Облик этого человека в черных одеждах, восседающего на своем троне, на фоне кроваво-красных портьер, был зловещим, инфернальным, но вместе с тем величественным и притягательным. Ибо то был сам Волан де Морт – величайший темный волшебник современности. читать дальшеОн встретил бесстрастным взглядом того, кто отважился подняться на пьедестал и приблизиться к нему. Этот человек сбросил свой черный плащ у подножья сцены и явился пред очи Темного Лорда в серебристой мерцающей мантии. В окружающем полумраке весь его облик, вступающий в контраст со всеми прочими присутствующими в зале людьми, казалось, излучал легкое свечение. Слабый свет струился от его одежды, длинных, гладких как шелк, волос цвета платины, белой, словно алебастр, кожи. От чего его образ казался призрачным, нереальным и беззащитным, как свеча на ветру, перед лицом вселенского зла, воплощенного в человеке на троне. Однако, несмотря на свою очевидную молодость, этот человек уверенно приблизился к Темному Лорду, держась прямо и с достоинством дворянина. И его серые глаза бесстрашно смотрели в обсидиановые бездны глаз Волан де Морта. Он поклонился Лорду, почтительно, но сдержанно, и произнес: - Мой Лорд, я к вашим услугам. - Мне доложили, что неугодные мне люди были удостоены достаточно легкой смерти, - молвил Темный Лорд, и голос его был столь же звучен, сколь и холоден. - Если бы мне нужно было устранить их быстро и бескровно, я бы использовал яд, Люциус. Улавливаешь? Ядом может быть не только жидкое вещество, его не обязательно принять внутрь… - Я в курсе. - Молчать! Не смей меня перебивать. Это была карательная операция, а не акт милосердия. - Вам нужен палач? - Да, Люциус, палач, а не изнеженный сопляк, который прикрывается кодексом чести, потому что страшится испачкать кровью руки. Но я могу вытравить из тебя все эти глупые предрассудки. Мои слуги должны быть универсальны, чтобы я был уверен в том, что они не остановятся ни перед чем, исполняя мою волю. В зале собралось множество людей, все они сейчас следили за Люциусом, но только один из них смотрел так напряженно, с болезненным вниманием и в волнении облизывал губы. Этот юноша стоял в первом ряду, и его черные глаза на изжелта-бледном лице лихорадочно блестели, немигающие, глубокие, словно озера неизбывной печали. Его звали Северус Снейп, и во всем мире не было существа столь мистически притягательного и волнующе интересного для него, чем этот блондин с заостренными, но правильными чертами лица. Он был облачен в аскетичную черную мантию с высоким глухим воротником и старался соблюдать ту сдержанность, о которой говорил его пуританский наряд. Однако огонь, пламенеющий под этой броней целомудрия, становился тем опаснее, чем дольше Снейп держал его взаперти. Шелестящий женский голос за спиной заставил Северуса повернуть голову. - Боишься, что твое положение среди нас сделается зыбким, после того, как твой покровитель будет низложен? Ярко-красные губы Беллатрисы Лестранж растянулись в издевательской усмешке. Тяжелый удушливый запах ее духов ударил в нос и Северус неприязненно поморщился. - Боюсь только задохнуться от приторной вони твоего дешевого коварства, - холодно ответил Снейп, отворачиваясь от Беллатрисы. Темный Лорд властно поднял руку, и в зале снова воцарилась абсолютная тишина. - Чтобы переплавить клинок, его нужно сначала сломать, - проговорил он. Неожиданно Волан де Морт покинул свой трон, оттолкнувшись от подлокотников, он мягко выпрямился и небрежным ударом наотмашь отбросил Люциуса на несколько шагов назад. Сила этого, казалось бы, легкого удара была такова, что Малфой не удержался на ногах. Публика отозвалась взволнованным шепотком и довольным шипением змей, копошащихся в своем гнезде. Темный Лорд оставался неподвижен и прям, как копье. В то время как его вассал легко поднялся на ноги, непринужденным и изящным жестом отбрасывая назад свои длинные волосы. В улыбке, которая играла на его разбитых губах, читалось царственное спокойствие. Как ни в чем не бывало Люциус Малфой приблизился к своему господину, по-прежнему смело глядя ему в глаза. И эта невозмутимость, и необыкновенная дерзость безумно шли его гордому облику, ослепительному в своей молодости. В черных глазах Лорда играли багряные искры. Он подался вперед по-змеиному гибким движением и его длинный шершавый язык коснулся уголка губ Люциуса, слизывая собравшуюся там кровь. Стальное самообладание аристократа не позволило ему не то что отпрянуть, но даже содрогнуться от отвращения, единственной его реакцией был судорожный вздох и движение глаз, страдальчески устремленных вверх. - Чистая кровь на вкус ничем не отличается от грязной маггловской. - Широкий рот Волан де Морта растянулся в ироничной улыбке. И его приспешники незамедлительно ответили угодливым смехом. - И, быть может, после наших сегодняшних игр все вы сможете в этом убедиться, - добавил он, когда публика успокоилась. - Ты не боишься боли, - Темный Лорд снова обратился к своему провинившемуся слуге. – Но, посмотрим, как ты вынесешь унижение. Я, конечно, мог бы подвергнуть тебя пыткам и в деталях ознакомить с многообразием эффективных приемов, которые следует применять к нашим врагам. Но это было бы слишком примитивно, утомительно и едва ли позволило бы мне услышать твои мольбы, прежде чем ты лишишься рассудка. Значит, остается еще один метод. Для этого мне понадобится доброволец. Итак… - Я, если это угодно моему Лорду, - выпалил темноволосый юноша в первом ряду. Пользуясь всеобщим замешательством, он стремительно прошел мимо своих соратников, взбежал по ступеням и оказался на сцене. - Понимаю, Северус. Понимаю и одобряю твое решение. Когда еще выпадет столь бесценная возможность проявить себя для того, кому приходилось жить в тени таких как Малфой, терпеть их невыносимое самодовольство и унизительную снисходительность. Темный Лорд ободряюще кивнул новому участнику представления. Люциус же бросил на Снейпа быстрый взгляд через плечо, и в его ледяных глазах мелькнуло изумление, сменившееся гневом. - Ну что ж, Северус, покажи нам на что ты способен, - вновь прорезал тишину глубокий голос Лорда. – Люциус Малфой полностью в твоем распоряжении. Надеюсь, ты проявишь изобретательность и позволишь познать ему глубочайшее унижение. Произнеся эти слова, Волан де Морт обошел Малфоя и, обхватив своими длинными пальцами плечи аристократа, медленно и властно развернул его к Снейпу. Два взгляда скрестились в молчаливом поединке. Серо-стальные глаза смотрели с холодной злой насмешкой, черные очи горели мрачной решимостью. Напряжение между ними казалось невыносимым, но не один из мужчин не отвел взор. Впервые в жизни Северус Снейп пользовался столь безграничной властью над объектом своих тайных грез. И он велел ему «Сними одежду» своим завораживающе низким голосом. - Да будет так. И для начала неплохо, - похвалил этот ход палача Волан де Морт, мягко, но настойчиво отнимая у Люциуса его трость с серебряным змееглавым навершием. Северус неотступно следил за Люциусом, как он судорожно сцепил зубы, как на скулах его заходили желваки, прежде чем он с наигранным равнодушием принялся расстегивать свою мантию цвета расплавленного серебра. Методично, последовательно Малфой снимал свое облачение, высоко подняв голову и бесстрастно глядя поверх стоящего перед ним Снейпа. Северус же не отводил глаз ни на миг, и, казалось, даже не моргал, впитывая каждое мгновение этого завораживающего зрелища. Но по мере того, как Люциус исполнял его волю, лицо Снейпа не становилось мягче, не играла торжеством улыбка и не светились удовлетворением глаза. Напротив, лицо Северуса потемнело, рот искривила мучительная усмешка, а черные глаза озарило опасное пламя давно сдерживаемой темной страсти. Теперь, несмотря на свою молодость, Северус Снейп мог заставить трястись поджилки даже у инквизитора и получил бы должность палача даже в чистилище. Под пристальным взором Мастера зелий вся одежда аристократа мягко легла к его ногам, оставив Люциуса обнаженным и беззащитным, более уязвимым перед толпой и перед его палачом. Колючие взгляды зрителей, даже отлетая от брони высокомерного безразличия, все же задевали гордость Люциуса, как бы он этого не скрывал. Некоторые перешептывались между собой, другие издавали нервные и злорадные смешки, но открыто издеваться решались очень немногие, справедливо полагая, что бросать вызов столь опасному волшебнику было бы в высшей мере неразумно. Беллатриса хохотала громко и вызывающе, с истеричным повизгиванием. Розье похабно оскалился и прохрипел: - Отымей его, Снейп. Лицо Малфоя оставалось непроницаемой ледяной маской, только быстрое движение глаз давало понять, что он заметил наглеца и запомнил его. - Может пора начать экзекуцию? - Язвительно поинтересовался Люциус, глядя на Северуса с вызовом. – Просто не терпится ознакомиться с теми изощренными истязаниями, которые ты с такой натугой изобретал. Темный Лорд грубо рассмеялся, в его глазах пульсировали алые сполохи. - Заставь его замолчать, Снейп. Разрешаю использовать любые средства, - голос его вибрировал тихой яростью. Снейп был невозмутим, его угрюмое лицо – равнодушно. Он произнес заклинание, поводя палочкой, и на его вытянутой вперед левой руке появилась плеть. Черная и блестящая, как гадюка, она как будто ожила, как только Северус сомкнул пальцы на рукояти. По лоснящейся поверхности от основания и до тонкого хвоста, искрясь, пробегали электрические разряды, похожие на маленькие молнии, голубые, белые и изумрудные. Плеть взвилась в воздух с угрожающим визгом, намереваясь лизнуть белую кожу обнаженного человека. Но, издав раздраженный щелчок, бессильно опустилась, так и не отведав теплой плоти. Люциус увернулся грациозно и легко. Следующий взмах был более стремителен, но и он не достиг цели. Даже будучи безоружным, обнаженным и, испытывая внутреннюю скованность и неловкость, Люциус все же оставался великолепным боевым магом с отменной реакцией. - Заставь его стать на колени, - свирепо пророкотал Волан де Морт. Из-под нахмуренных бровей Северуса отчаянно и зло сверкнули его черные глаза. - На колени, - хрипло велел Снейп. Приказ прозвучал настолько неубедительно, что по рядам Пожирателей Смерти прокатился грубый издевательский смешок. Люциус тоже усмехнулся и не пошевелился, чтобы исполнить повеление Снейпа. - Ты слышал повелителя: заставь меня, - с презрением бросил он палачу. Северус мстительно сузил глаза и нервно закусил губу, начиная терять самообладание. Его жертва играла с ним в дьявольскую, унизительную игру. В то время как ей по всем правилам полагалось страдать и проникаться смирением. Однако же Снейп не должен был забывать, что перед ним не марионетка, не пресмыкающееся существо, которое легко запугать, а человек, что с обезоруживающей улыбкой на устах вошел в круг Пожирателей Смерти и с легкостью оставил позади опытных бойцов и гениальных интриганов, ломая судьбы, как щепки. Такого человека непросто поставить на колени. Снейп в несколько стремительных шагов преодолел расстояние, отделяющее его от Люциуса. Одним внезапным мощным ударом он выбил твердь из-под ног аристократа и тем самым поверг его на колени. - Не дурно, - выдохнул Люциус. Но когда он поднял голову и посмотрел на Северуса снизу вверх в его льдистых глазах читалось все то же выражение превосходства. При других обстоятельствах пикантность этой покорной позы могла бы не только некоторым образом польстить самолюбию Северуса, но и вызвать дрожь сладострастия. Однако сейчас в ушах Мастера зелий звучал издевательский смех зрителей, а в груди клокотало пламя ярости. Поэтому он безжалостно нанес коленоприклонному гордецу несколько ударов подряд. Плеть визжала, как кровожадная баньши, впиваясь в кожу, разряды тока заставляли тело жертвы содрогаться в конвульсиях. На протяжении экзекуции Люциус не издал ни единого стона. И после этих истязаний Малфой упрямо вскинул голову и, глядя Снейпу в глаза, насмешливо произнес: - Ты знаешь, плеть – это как-то банально. - Продолжай, - раздался приказ Темного Лорда. И Северус вновь занес руку с орудием пытки. На этот раз неистовый град ударов вынудил Люциуса сжаться в комок, уткнувшись лицом в колени и крепко обхватив их руками. Северус остановился, понимая, что если он изобьет Малфоя до полуобморочного состояния, Лорду это вряд ли понравится. Хорошая пытка должна быть медленной. На этот раз Люциусу понадобилось больше времени, чтобы прийти в себя. Несколько минут он оставался неподвижен, с трудом унимая дрожь и вспоминая как дышать, жадно хватая ртом воздух. Когда он выпрямился, его глаза все еще были подернуты пеленой боли, взгляд – отрешенным и пустым. Лицо Северуса было словно вырезано из камня, казалось, его совершенно не трогают страдания человека, к которому он питал тайную страсть. Выждав некоторое время, Мастер зелий, молча, окунул руку в складки своей мантии и извлек небольшой флакон с ядовито-желтой жидкостью. Резким движением он выплеснул содержимое флакона на покрытую шрамами спину своей жертвы. Зелье с шипением впиталось в кровь. Зрители затаили дыхание в напряженном ожидании. Даже Беллатриса застыла в немом изумлении рядом со своим мужем Рудольфусом и кузеном Регулусом. А Темный Лорд стоял около трона, скрестив руки на груди, и на его губах змеилась довольная улыбка демона после полуночной оргии на кладбище самоубийц. Тело Люциуса свела судорога, он тряхнул головой, затем медленно огляделся вокруг. И, по мере того, как его взгляд скользил по фигурам, окутанным полумраком, его глаза расширялись и наполнялись неизъяснимым страхом. Когда же Малфой остановил свой взор на Снейпе, сила ужаса, захватившая его разум, заставила его задрожать и отшатнуться. Тяжело и хрипло дыша, он обхватил голову руками, отчаянно вцепившись пальцами в волосы, как будто был поражен приступом сильнейшей мигрени или подступающего безумия. Тряся головой и извиваясь всем телом, Люциус Малфой бормотал что-то бессвязное, угрожал, выкрикивал проклятья, рычал и выл как раненный ягуар, но не умолял, даже в таком низведенном до животного состоянии. Когда, измученный жуткими видениями, волшебник предпринял попытку выцарапать себе глаза, Северус нацелил на него волшебную палочку и прошептал спасительное заклинание, нейтрализующее действие дурман-зелья. Даже самым жестоким из Пожирателей Смерти, тем, кому не раз приходилось отнимать у людей разум заклятием Круциатус, было в эти минуты не до смеха. Беллатриса потупилась, хмуро разглядывая носки своих сапог. Юный Регулус Блэк отвернулся, исступленно кусая губы. Кто-то тихо всхлипнул от избытка чувств, другие – потрясенно молчали. Когда агония прекратилась, Люциус бессильно вытянулся на холодном мраморе, все еще прикрывая руками голову. Безжалостный палач, вцепившись в его волосы, рывком заставил его выпрямиться. Издав сдавленный стон, Люциус подался назад и взглянул на своего мучителя. Так затравленный, но по-прежнему опасный зверь, мог смотреть на пленившего его охотника. Снова взгляды двух волшебников схлестнулись в поединке, и теперь в серых, еще не вполне осмысленных, глазах пламенела лютая ярость, черные же глаза были тверже гранита и хранили спокойствие. Невысказанный упрек столкнулся с угрюмой отчужденностью. На грубом лице Снейпа не дрогнул ни один мускул, ни единой эмоции не отразили его черты: ни жалости, ни сострадания, ни садистского наслаждения, ни торжества. Словно отлитый из стали нависал он над своей жертвой, держа ее под прицелом волшебной палочки. Люциус выглядел усталым и разбитым. Хотя и не сломленным. Но его изможденное лицо, пусть и не сделалось угодливым и кротким, все же утратило прежнее высокомерное выражение. Искусанные, опухшие губы дрогнули, однако не сложились в обычную насмешливую улыбку и не произнесли ни единого дерзкого изречения. Лорд Волан де Морт прошелся по сцене, удовлетворенно поглаживая подбородок. Его глаза, которые во время пытки вспыхивали багряным огнем, теперь снова были непроницаемыми озерами тьмы. - Достаточно, Северус, - произнес он своим глубоким гипнотическим голосом. – Ты хорошо поработал, и наш дворянин получил свой урок. А вот от того извлечет ли он из него пользу может напрямую зависеть его жизнь в очень недалеком будущем. Стыд, боль и страх – хорошие учителя, что не говори… Северус Снейп медленно опустил палочку, затем поклонился своему господину и, не проронив ни слова, покинул сцену. Когда он вклинился в ряды Пожирателей Смерти, те расступились. Кто-то ободряюще кивал ему, кто-то ухмылялся, но в основном все отворачивались от него, как от прокаженного, спеша отойти подальше. Толпа получила свои зрелища, и Темный Лорд был доволен. А значит, Северус мог удалиться. Он запахнулся в свою мантию и, ни на секунду не задержавшись, покинул зал широкими быстрыми шагами. *** Не прошло и двух часов, как палач и его жертва, герои демонической мистерии, встретились вновь. На этот раз действие разворачивалось не на сцене и не в мрачных владениях Темного Лорда. Старая ветхая крепость на отвесном утесе над морем, окутанная белесой дымкой грядущего рассвета. Внизу грохотали волны, накатывая на скалы, вверху темнели равнодушные небеса, и ни одной живой души на мили вокруг. Северус безошибочно определил, куда отправится зализывать раны его друг. И он так же не замедлил явиться в эту уединенную обитель, когда кромка небес едва окрасилась розовыми красками. Лишь на час опережая рассвет, и, как он опасался, на считанные минуты – тот роковой поворот, который мог произойти в жизни Люциуса, Северус переступил порог древней твердыни. Дверь оказалась не запертой, пустынный холл был освещен лишь огромным – в полстены, горящим очагом. Несколько старинных кресел, обеденный стол и буфет, чьи очертания смутно угадывались в сумрачной комнате. Четко очерченной была только одинокая человеческая фигура, стоящая перед камином в ореоле ярко-оранжевого света. Люциус Малфой был неподвижен, застыв у очага с начатой бутылкой вина в руке. Когда вошел Снейп, он нехотя оторвался от созерцания пляшущих языков пламени, и обернулся к нему. Игра света и тени делала его лицо хищным и пугающим. - Идешь по моим следам и стремишься продолжить свое грязное дело? Похоже, ты нашел свое истинное призвание и готов сделаться мастером уже другого ремесла. Но, увы, Северус, я больше не беззащитен и любой твой выпад будет встречен ответным ударом. - Тихим и угрожающим голосом проговорил Люциус. От такого обращения у многих других поднялись бы дыбом все волоски на теле. Но Северус Снейп и бровью не повел. - Ничуть не сомневаюсь в этом, - спокойно ответил он, приближаясь. – Более того предполагаю не только достойный отпор, но и жестокую расправу, которую я, без сомнения, заслужил своими сегодняшними действиями. Я недостаточно хорош и не питаю иллюзий относительно исхода нашего с тобой поединка, но тем не менее я здесь. – Он выдержал паузу. – И даже вусмерть пьяный, - он выразительно посмотрел на бутылку в руке Люциуса, - ты все равно будешь сохранять передо мной преимущество. Ответом Северусу был долгий и холодный взгляд. - Слишком приторно, Снейп, переборщил с лестью, - презрительно выплюнул Малфой. Северус тяжело вздохнул и покачал головой. - То, что я издевался над тобой сегодня, отнюдь не означает, что я не знаю цену твоим исключительным способностям. Я стараюсь смотреть на мир трезво…по возможности, - он снова скользнул взглядом по злополучной бутылке с вином. Люциус метнулся к Снейпу, его глаза потемнели от гнева, как грозовое небо, которое вот-вот озарится вспышками молний. - Ну что, вдоволь натешился, Северус? До сих пор дрожишь в диком экстазе? Вcе свои сокровенные желания воплотил, или кое-что не успел? Кем ты себя возомнил? Великим инквизитором? Бедным мальчиком, которому выпал шанс выместить всю накопленную годами злость и зависть? Или самим Темным Лордом? Снейп не дрогнул и не отвел взгляда, выдержав бешеный напор собеседника. - Игра стоила своей жестокости, - холодно произнес он, - я думал, что ты все поймешь. - И я понял, но, к сожалению, слишком поздно. Я и представить себе не мог, что ты так меня ненавидишь. – В напряженном тоне аристократа ярость мешалась с отчаянием. И впервые непоколебимый зельевар дрогнул. Каменное лицо смягчилось, на нем отразилась глубокая печаль и смятение. - Я сделал это не из ненависти, а во имя нашей дружбы. И, будь уверен, роль твоего палача далась мне нелегко. Люциус смотрел на Северуса широко открытыми глазами, изумленно и недоверчиво. - Не может быть…ты так увлеченно истязал меня. И говоришь, что это была игра, представление. Но прежде чем Люциус, отчаянно искавший ответ на вопрос «зачем?» пришел к какому-либо выводу, Северус властно взял его за руку, прерывая лихорадочное метание его мыслей в поисках ответа сквозь тернии сомнений. Он многозначительно посмотрел ему в глаза и сказал: - Если бы я не опередил их всех, то нашлось бы немало желающих оказаться на моем месте и как следует поквитаться с тобой. И, поверь, ни один из них не оставил бы тебе ни малейшего шанса сохранить достоинство. Никто бы ни минуты не задумывался, ни о твоей драгоценной чести, ни о моральном и физическом облике. Я же, как бы убедительно не играл свою роль, старался не причинить тебе серьезного вреда. И в подобной ситуации я был бы благодарен, если бы и ты оказал мне такую же услугу. Люциус, прикрыв глаза ладонью, со стоном отчаяния опустился в ближайшее кресло, то ли он испытывал досаду от того, что не сумел постичь столь очевидной вещи, то ли просто его нервное напряжение достигло предела. Бутылка выпала из руки аристократа и покатилась по каменному полу, рубиновая влага образовала лужу, подобную кровавой, в которой заплясали отблески пламени. Рот Северуса искривился в горькой улыбке. Он поступил правильно, его деяния справедливо могут считаться благими, но отчего-то он не испытывал ничего кроме тупой ноющей боли и отвращения к себе самому. - Хочешь, я могу аккуратно удалить эти воспоминания из твоей памяти? – Предложил он, мягко опустив руку на плечо Люциуса. - Нет, это урок, который полезно помнить. – С этими словами Люциус горделиво выпрямился в кресле. И призрачное мерцание его кожи и волос, которое померкло под действием пыток и унижений, снова зажглось, на этот раз приобретая зловещий холодный отсвет.
Стихотворения написанные под звуки взрывов у меня за окном. Не военные, не патриотические, какой уж теперь патриотизм... Оставлю в эфире, а то кто знает...
Я свиваю в кольцо слова, В чешую облаченные сны. Шепчет нежно полынь-трава Об изменчивом танце луны. Я вливаю изысканный яд В темный омут твоих очей. Среди множества тайных услад Нет объятий моих горячей. Я испорчу твой чистый холст Вязкой тушью греха и боли. Алым кружевом страсти и грез На нетронутом снежном поле. Я скользну в твою душу змеей, Проникая до самых глубин. Но когда мы сплетемся с тобой - Знай, что выживет только один.
**** Я свеча в руке, Я живой огонь. Я вода в реке - Зачерпни в ладонь. Я зовущий горн, Звонкий водопад. Я степной простор И цветущий сад. Я кнута удар, Хлесткая лоза. Я лесной пожар, Вешняя гроза. Я поющий меч, Безупречен сплав. Я жестокий смерч, Мой коварен нрав. Я гремучий змей, Я сосуд с вином. Ты меня испей, Забываясь сном. Я ночная тьма, Серебристый смех. Я сведу с ума Жаждою утех. Я лесная тень, Колдовская чудь. Амулет надень, Освети свой путь. Я дурмана цвет Яд в моих устах. И не жди рассвет, Не отступит страх. Я напев в тиши, Сладкий и простой, Боль твоей души, Ты навечно мой.
*** читать дальшеЯ слышал светлый тот аккорд, Я в восхищении, милорд, И ангелы мне вторят: "Аллилуйя!"
Как дивно красит мир луна. Ты застываешь у окна, И звезды тихо шепчут: "Аллилуйя!"
Я был мечтою опьянен, И погружаясь в чудный сон, Я выдыхал в экстазе: «Аллилуйя!»
Твой горький мед и сладкий яд Испить из кубка был бы рад. О, как ты искушаешь. Аллилуйя!
И нашему движенью в такт Пульсировал, сгущаясь, мрак. И каждый вздох был сладок: «Аллилуйя!»
И дрожь, и трепет наших тел. И этот сладостный предел. И тихая молитва: «Аллилуйя!»
Жестоким был любви урок. Но как пленителен порок. И обжигает душу "Аллилуйя!"
Ты бросил в сердце мне стилет. Все это чей-то злой навет. Но я ответил только: «Аллилуйя!»
Тебе судьба готовит трон, А мне лишь колокольный звон. И небеса отверзлись. Аллилуйя! ***
Напоив свое сердце вином Утолить невозможно тоску. Утопить мою страсть не дано Даже ядом глоток по глотку. Я поник и низложен, смотри - Белый флаг над гранитной стеной. Мной проиграно это пари, И душа моя будет ценой. В каждой стычке я буду разбит С этих пор и вовеки веков. Но, не помня ни зла, ни обид, Руки сам протяну для оков. Заклейми же меня как раба. От тебя я теперь ни на шаг. Пред тобой моя воля слаба, Мой желанный, безжалостный враг. Только знай - я опасный трофей. Кровь мою отравило вино. Отвергать мою службу не смей - Увлеку за собою на дно. Моя месть хлынет черным дождем, Когда ты будешь загнан и слаб. В плоть вопьется клинка острием Твой несчастный отверженный раб.
Какже давно я не писала слэш, даже забыла как выставлять рейтинг... Но лучше поздно, чем никогда.
Название: Путь воина часть II Автор: Irbis_light Фандом: ВК Пэйринг: Арагорн/Боромир Рейтинг: PG
"Усталость, ненависть и боль, Безумья темный страх... Ты держишь целый ад земной Как небо, на плечах! Любой из вас безумен - В любви и на войне, Но жизнь - не звук, чтоб обрывать...", - Она сказала мне Ария «Там высоко» (слова - М.Пушкина).
Рассвет забрезжил над Горным Рогом. И хлынул дождь, смывая черную кровь орков с каменных плит форта. Дождь омывал усталые лица защитников Хельмовой Пади, тех, кто выстоял. Боромир стоял неподвижно, опустив меч, и глядел на Восток, где клубилась тьма, скрывая небо и землю. Среди мрака пульсировали алые, зловещие вспышки. На предгорных холмах заиграли рога, но Боромир едва слышал их сквозь шум в ушах. Какая-то лихая сила выбила землю из-под ног воина, он пошатнулся и упал. Гондорец пришел в себя спустя сутки, после беспамятства и горячечного бреда. Он очнулся внезапно среди ночи, перепугав хоббитов безумным криком. Мерри тут же бросился за Арагорном. А Пиппин осторожно склонился над Боромиром, бормоча что-то успокаивающее. - Арагорн! Нет, Арагорн! Ты не должен прикасаться к палантиру, - восклицал гондорец, глядя перед собой бессмысленным взором. - Я здесь. - Элессар запрыгнул в обозную повозку и бросился к Боромиру. Сын Гондора, тяжело дыша, обернулся к Страннику, посмотрел ему в глаза. - Арагорн, не гляди в палантир, не открывай свою душу Врагу. Подарки эльфов не приносят людям добра. - Откуда ты знаешь о палантире? - Жестко молвил Арагорн, кладя руку на лоб Боромира. - Мы не говорили ему. - Пиппин недоуменно пожал плечами. - Ты держишь его сейчас у себя под плащом, - глухо проговорил Боромир, приподнимаясь со своего ложа. - Я имею на него законное право, - твердо произнес Арагорн. - И я владею силой королей Гондора. - Но ты не знаешь чем придется платить за возможность видеть все. - Я использую кристалл только в случае необходимости, - ответил Элессар. - И у меня хватит воли совладать с ним. - Если он сам не заставит тебя заглянуть в него раньше, - отстраненно проговорил Боромир. - Я видел во сне, как ты пленился этим шаром, и какой страшный удар получил. - Видел во сне, хм... Говорят, наместники, всегда ощущали опасность, которая грозила королям Гондора, - задумчиво произнес Арагорн, прикладывая к губам гондорца флягу с водой. - Ладно, успокойся, я не поддамся искушению. А сейчас укладывайся спать, ты переполошил всех в лагере. Хоббиты стояли опасливо переглядываясь. А следопыт помог гондорцу устроиться поудобнее на соломенном топчане и укрыл плащом. - Велел же тебе не вступать в битву, не лезть в самое жерло схватки, - вздохнул он. - После таких тяжелых ран это напряжение было недопустимо. Да кто удержит такого?! Боромир Гондорский, тебя хоть мифриллом к горам прикуй, ты горы свернешь, но не смиришься. - Да уж, Странник его буквально с того света вытащил, а он снова мечем махать, - сказал Мерри, глядя как Арагорн соскочил с повозки и скрылся во мраке. - Боромира никому не удержать, - гордо заявил Пин. - Арагорна он слушать обязан. - Это почему это? - Потому что Арагорн главнее и старше. Он король Гондора. - Еще не король! А вот Боромир главный командир Гондора и он самый отважный в мире воин, и его никому не победить, вот. - Арагорн сильнее, и орков он убил больше, и у него есть Андрил... - А у Боромира Рог Гондора. - А Арагорн стреляет из лука и умеет исцелять. - А Боромира не остановит и армия орков, ему нет равных в битве. - А Арагорн...СИЛЬНЕЕ! - А вот и нет! - А вот и да! - А ну марш спать! - Спор оборвал громовой голос Боромира. Хоббиты потопали к постелям и тихо зашуршали одеялами. В воцарившейся вслед за этим тишине веско прозвучал победный шепоток Пина: - Ха, Боромир сильнее. *** Звенел теплый весенний день. Торонгил спустился с террасы Цитадели в сад. Там на аллее меж цветущими яблонями он заметил двух мальчиков. Это не были дети дворцовой прислуги. О нет, сын прачки и белошвейки, даже в Минас-Тирите, не будет щеголять в шелковой рубахе и шагреневых сапожках, не говоря уже о жилете с Белым Древом и семью звездами. Ребятишки были явно дворянские, и Торонгилу стало любопытно понаблюдать за ними. Он прошел гребни островерхих кипарисов, оставил позади каменные и бронзовые фигуры и тихо приблизился к беседке, в которую ступили дети. Тот мальчик, что был постарше, нес с собой толстую старинную книгу. Он сразу уселся на лавочку и стал сосредоточенно перелистывать свой фолиант в поисках нужного раздела. Другой малыш весь красный от напряжения упрямо тащил с собой щенка. Маленький лорд едва обхватывал песика пухлыми ручонками, не в силах оторвать его от земли. Упитанный же, как и его владелец, щенок не возражал против такого способа передвижения, он флегматично болтался в руках ребенка и подметал пол лохматыми лапами и хвостом. - Боромир, смотри, я научил Берена команде рядом. Старший поднял глаза от книги и усмехнулся. - Да уж, вижу... - Смотри-и-и, - капризно протянул младший, видя, что Боромир вновь погрузился в чтение и не обращает на него никакого внимания. - Что ты ко мне прицепился, Фарамир, отстань. - Папа сказал, чтобы ты за мной приглядывал, - многозначительно заявил малыш. - Мне некогда, - отрезал Боромир. На некоторое время воцарилось молчание. Боромир читал, беззвучно шевеля губами и изображая крайнее усердие. А Фарамир, тяжело вздыхая, подтащил щенка поближе к лавочке, на которой сидел старший брат. Постояв с минуту рядом с Боромиром, безуспешно стараясь заглянуть в его книгу, он наконец не выдержал и разразился потоком вопросов: - А что ты делаешь? Уроки, да? А что будет, если ты их не выучишь? Тебя в угол поставят? А зачем вообще делают уроки? Боромир принялся вслух читать написанное в учебнике, надеясь заставить брата замолчать. - И Гондор потерял земли к югу от Белфаласа, что звались Умбаром, где некогда высадился Ар-Фаразон Золотой и разбил силы Врага. - А кто такой Ар-Фаразон и почему он золотой? - Тут же оживился Фарамир. - Ар-Фаразон - последний король Нуменора, - ответил Боромир, - носил он звание Золотой. Вот смотри, это он во главе своего великого флота... Он уплыл в Заокраинный Край и не возвратился. Фарамир плюхнулся на лавочку, не выпуская из объятий Берена, и с любопытством заглянул в книгу. - Это Элендил со своими сыновьями Исилдуром и Анарионом, - говорил Боромир, показывая брату картинки. - Вот это король Турамбар бьется с истерлингами, смотри какое у него копье. - А вот это? - Фарамир потянулся рукой к картинке, и щенок соскользнул на пол, обретя, наконец, свободу. - Это король Ромендакил ll, он приказал построить Аргонат, это огромные статуи королей, высеченные в скале. - А вот это кто с такой длиннющей бородищей? - Это Эарнур - последний король Гондора, ему бросил вызов сам Король-чародей и... - А почему он был последний? - Нетерпеливо перебил Фарамир. - Потому что у него не было детей и, после его исчезновения в Минас Моргуле, Гондором стал править наместник Мардил Добрый. - А потом папа Денетор? - Нет, это было очень давно, Фарамир, после правления Мардила и до этих дней сменилось 24 наместника из нашего рода. - Ого, - задумчиво протянул младший брат. Старший тоже глубоко задумался. Торонгил, который подобрался уже очень близко к сыновьям наместника, и скрывался за одним из столбов беседки, видел, как изменилось лицо Боромира, как он нахмурился и помрачнел. - И почему после стольких веков мы, правители Гондора, все еще не имеем права называться королями? Сколько еще надо ждать? - До тех пор, пока не явится истинный наследник престола, - произнес Торонгил, выходя из своего укрытия. Фарамир ойкнул и бросился ловить Берена, который устремился к незваному гостю. Но Боромир и не дрогнул перед неожиданным появлением воина. Он недоверчиво посмотрел на него и ответил: - Этого не будет. Короля ждали многие годы, и пришла пора что-то менять... Торонгил покачал головой. - Негоже говорить так тому, кто должен свято хранить память о королях и ждать их возвращения. Ни один наместник не посмел занять престол. Все они с честью выполняли свой долг и отдавали дань традиции предков. - Да кто ты такой, чтобы делать мне замечания? - Высокомерно произнес сын Денетора. - Я всего лишь солдат, - насмешливо проговорил Торонгил, улыбкой отвечая на дерзость. - Но скажи мне, Боромир, не ты ли собрался надеть корону Гондора? Боромир смерил его ледяным взглядом. - Торонгил. Отец боится тебя. Но я - не боюсь! Последние слова были произнесены уверенно и с таким жаром, что вовсе не походили на обычную мальчишескую браваду. Арагорн покинул Минас-Тирит, ибо не был еще готов заявить о своих правах на престол. Но непростой взгляд потомка Мардила надолго врезался в память дунадана. И вот спустя много лет тот же глубокий пристальный взгляд обжег его уже в Ривенделле. - Ты сам нашел меня, Боромир. И что же теперь - примешь или отвергнешь? - Вопрошал ночную тьму Арагорн, стоя в дозоре со своей неизменной трубкой, воспоминаниями о былом и надеждами на будущее. ***
Для полного счастья мне не хватало только пернатого питомца, так как все прочие четвероногие, присмыкающиеся, водоплавающие, лающие, мяукающие, пищащие у меня в изобилии. Случилось мне подобрать на остановке голубя с обрезанными крыльями, который переходя дорогу едва не угодил под грузовик. Теперь птица живет у меня на окне. И эта пернатая гарпия каждый раз клюет кормящую руку, даже если для этого приходится свешиваться с жердочки. Но я его прощаю, потому что он очень красиво воркует.
Вы - сладкий яд, Вы - горький мед. Вы - божество, Вы - сущий дьявол. Вас ищу, от Вас бегу. Я не люблю Вас и люблю. М.Ю. Лермонтов читать дальше Большая серая сова старательно чистила перья. Письмо, с которым ее отправили час назад, прибыло обратно до возвращения самой птицы. И тот, кому оно было адресовано, находился тут же в полутемном кабинете. Вот он сидит, бледный, растерянный, безотчетно комкает в руке лист бумаги. Нервным движением прячет смятое письмо в нагрудный карман своей мантии и застывает в кресле, сцепив пальцы. Взгляд его глубоких черных глаз устремляется к двери, ведущей в спальню. Ожили старые золотые часы. С глухим скрежетом отварилась маленькая дверца на их башне, и на мост выехал белый рыцарь. В то же самое время башня напротив так же открыла свои ворота и выпустила черного рыцаря. Фигурки устремились друг другу навстречу и столкнулись на середине моста под громкое "боммм!". Часы пробили девять вечера. Северус Снейп вздрогнул и еще более напряженно и болезненно принялся всматриваться в закрытую дверь, изучая малейшие ее детали. За этой дверью изнемогал от странной болезни единственный человек, которого Северус мог назвать другом. Снейп догадывался чем могли быть вызваны спазмы и судороги, терзавшие Люциуса. Нервное истощение. Мало кто мог выдержать те чудовищные испытания, которым подвергался фаворит Лорда последние несколько недель. А сколько сильнодействующих зелий употребил Малфой, что теперь заходился то хохотом, то плачем... Мерлин, да его организм мог просто сгореть от отдачи, наступившей вслед за полезным эффектом зелий дающих силу. Ситуация стала критической. Силы оставляли Люциуса. Из последнего письма Северус понял, что Малфой отравлен ненавистью к жизни. И всё же... Он позвал его на помощь. Ни единой эмоции не вызвал у аристократа визит друга. Но он благосклонно изволил принять успокоительную настойку из рук Снейпа. Внезапно дверь, ведущая в коридор, приоткрылась. В комнату вошел мальчик лет семи. Белокурый ангелок, только с очень серьезным личиком. - Драко, - хрипло вымолвил Снейп, - разве тебе не пора быть в кровати? Мальчик устремил на Северуса не по-детски проницательный взгляд больших серых глаз. Спокойно и уверенно, по-хозяйски, он подошел к столу и занял кресло напротив Северуса, игнорируя строгий тон его голоса. Не говоря ни слова, Драко положил перед Снейпом два предмета: небольшой охранный медальон и старую колдографию. Волшебник протянул руку к колдографии. С кривой улыбкой он поднес ее к лицу. Этому снимку было больше десяти лет, но магия сохранила буйство красок весеннего полдня, сберегла саму душу этой фотографии. Компания юных слизеринцев, среди которых Снейп обнаружил и себя, сияла задором и удалью, очаровывала блеском глаз и красотой улыбок. Невольная симпатия рождалась, глядя, на молодые веселые и еще такие чистые и искренние лица, тех, кто уже давно покрыл себя скверной, тех, кто пал и кому не суждено больше подняться. Будущие Пожиратели Смерти. Вот Рудольфус Лестранж, высокий, симпатичный юноша, уверенным жестом поправляет свой галстук и гордо вскидывает голову. Справа Девен Адлэй. Кто бы мог подумать, что этот милый мальчик с обаятельной улыбкой будет с изощренной жестокостью расправляться со своими соратниками... Беспощадная случайность уносила души тех, с кем Адлэй отправлялся в рейды, пока однажды Снейп сам ни расправился с коварным убийцей. Когда взгляд Снейпа остановился на фигуре высокого худого парня, он невольно поморщился. Бледный темноволосый слизеринец выглядел угрюмым и отчужденным. Всем своим видом юный Северус говорил о том, что он здесь явно лишний. Полукровка, к тому же двумя годами младше привилегированных господ. Странная прихоть Малфоя была не по душе многим из его окружения. Но они стояли вместе: блистательный Люциус и неприметный Северус. Они стояли рядом. Хотя не было похоже, что Северус Снейп рад столь высокой чести, выпавшей на его долю. Он стоял неподвижно, поджав губы, и смотрел перед собой. Очень высокий, с серьёзным лицом и строгим взглядом, Снейп выглядел значительно старше своих пятнадцати лет. Он был повыше Люциуса, который, напротив, казался несколько младше своих сверстников из-за невысокого роста и хрупкого телосложения. Профессор Снейп надолго задержал взгляд на белокуром юноше. Люциус Малфой уже тогда удивительно элегантный и грациозный, благодаря своей царственной осанке и изяществу манер, беззаботно улыбался. В его позе и выражении лица читалась уверенность лидера. Высокомерие и брезгливость исказили его черты значительно позже. Сейчас его облик был светлым, жизнерадостным и прекрасным. Слегка наклонив голову, Малфой одарил мрачного Снейпа покровительственным взглядом и легко толкнул его в бок. Из задумчивости Северуса вывел Драко, который настойчиво потянул его за рукав. Снейп поднял на него глаза. Лицо мальчика было по-прежнему серьезным, в руке он сжимал охранный медальон, вероятно, тот самый, который оберегал его с младенчества. Все так же молча, сын Люциуса подался вперед и вложил свой медальон в ладонь Северуса. Какое-то время он пристально, напряженно разглядывал ладонь Мастера зелий с красивым золотым кулоном на ней. Потом за дверью кабинета послышались шаги, и надломленный женский голос несколько раз позвал: "Драко, Драко...". И мальчик поспешно поднялся из кресла и направился к двери. Он выскользнул в коридор незаметно, словно его здесь и не было, Снейп даже не успел уловить, как приоткрылась дверь. Еще некоторое время мысли волшебника уводили его прочь от тревожной действительности к теплым весенним дням ранней юности. Но затем Северус решительно отбросил пелену воспоминаний. На письменном столе Малфоя он нашел изящный серебряный колокольчик и позвонил в него. Не успел затихнуть мелодичный звон, как дверь в кабинет отварилась, и на пороге в позе терпеливого ожидания застыл домовой эльф. Снейп велел принести ему стебли белладонны, корень бузины, хвост тритона, кору вяза, язык мурены, коготь гарпии и все, что было нужно для обработки этих компонентов и приготовления из них зелья. Домовой эльф молча поклонился и исчез, чтобы возвратиться спустя несколько минут, неся с собой все ингредиенты, которые требовались Северусу. Снейп не терял больше ни минуты, принимаясь за приготовление целебного зелья. Нарезая, растирая и смешивая, затем подогревая и остужая, он провел несколько часов. Рецепт, как и многие другие, профессор зельеделия держал в памяти, но никогда не применял на практике. Растирая в муку кору и коготь, Северус Снейп стоял у окна, и зимняя снежная ночь вновь пробудила его воспоминания. Крупные хлопья снега кружились в ночном воздухе. Северус видел, как Люциус небрежно отряхнул их со своего воротника и протянул руку к дверному молотку. Нарцисса дернула его за рукав, что-то прощебетала и звонко рассмеялась. Они стояли на крыльце перед дверью Снейпа. И даже за стеклом своего окна Северус слышал пронзительный, игривый и высокомерный смех Нарциссы Малфой. Он видел раскрасневшееся от мороза и возбуждения лицо молодой женщины, видел, как она отступает назад, увлекая за собой Люциуса. Затем Снейп наблюдал, как Малфой нежно притягивает супругу к себе и целует, как она милостиво кивает ему, и они вместе подходят к двери. Горькая усмешка искривила тонкие губы Северуса, высокопоставленные гости все же явились и он должен исполнять роль радушного хозяина. На этот короткий вечер его жилище приняло другой облик, сила магии преобразила эту мрачную обитель аскета. Сегодня здесь было уютно, чисто и светло. Хрусталь и серебро, парча и красное дерево, запах пряностей и дорогого хереса приятно щекотал ноздри... И даже миссис Малфой изумленно приподняла бровь, прежде чем снова засмеяться и сморщить свой кукольный носик. Эта фарфоровая принцесса придет сюда снова, но только глаза ее будут полны слез, а голос - тихим и кротким. Она станет умолять Снейпа, стоя на коленях... Но Северус этого не знал. Сейчас, глядя на Нарциссу, которая отпускает тонкие остроты и пьет вино, он думал о том, что его с ней удивительным образом объединяет и разделяет любовь к одному человеку. Он снисходительно слушал ее речи, смеялся и даже говорил комплементы, однако кто бы знал, с каким удовольствием он выставил бы ее сейчас за дверь. А спустя несколько лет на свет появилось еще одно создание, с которым Снейпу пришлось делить любовь Люциуса. И Северус приходил и подолгу с умилением наблюдал за тем, как маленький Драко ползает по ковру, возится со своими игрушками, делает первые шаги... Снейп бережно брал малыша на руки, когда ему выпадала такая честь. А Люциус улыбался и говорил о том, что лучшего наставника и покровителя для своего сына он не мог и пожелать, и брал с него обещание воспитать Драко в лучших традициях Слизерина. Лучшие традиции Слизерина. Нужны ли наставления тому, у кого они в крови? Северус Снейп не сомневался в ответе и знал, что Малфой может быть спокоен за будущее своего наследника. Он хорошо помнил каким был сам Люциус, ведь он многому научился от него. Целеустремленный, упрямый, с железным самообладанием, хитрый, проницательный и жесткий. Хороший тактик и стратег, всегда владеющий информацией. Мудрость и осторожность змеи, умеющей подолгу выжидать, а затем жалить без пощады. Снейп знал, сколь опасен и непредсказуем был Люциус Малфой даже в повседневной жизни. Уловить ход его мыслей и настроение, предугадать его действия было практически невозможно. Иногда он действительно казался настоящей холоднокровной рептилией. Однажды, будучи в хорошем расположении духа после приятной беседы, Северус Снейп предложил Малфою прочесть стихотворение своего собственного сочинения. - Это претенциозный дилетантизм, Снейп, - последовал сухой, циничный ответ. В этот момент точеный профиль Малфоя показался Северусу окаменевшим, застывшим в своей неумолимой, холодной жестокости. Он никогда не видел Люциуса столь серьезным, по-стариковски строгим, и чужим. И отрешенным взглядом, и ледяным тоном, и лаконичностью произнесенной фразы - всем он напоминал сейчас своего покойного отца, черствого и бездушного Абрахаса Малфоя. Снейп похолодел. Он и сейчас отчетливо помнил, как мурашки пробежали по его спине, словно от ужаса. Не было кипящей, клокочущей ярости, это был шок. Ироничная улыбка на живом, выразительном лице, насмешливый тон, юношеская заносчивость во взоре смягчили бы приговор Северуса... О, каким бы благом они тогда показались! Северус встал, ощущая как в ушах шумит кровь, и неверной походкой направился к воротам, а в голове все еще звучало зловещее, инквизиторское : "Это претенциозный дилетантизм, Снейп". А неделю спустя Снейп появился на светском рауте в поместье Малфоев. Под конец вечера хозяин дома соблаговолил сесть за рояль. Легкий ропот недоумения среди гостей сменила полная тишина. Однако не торжественность сквозила в их молчаливом внимании, а скорее праздное любопытство, Люциус снисходил до публичной игры крайне редко. Итак, приглушенный свет свечей, гости, замершие в ленивых позах, мелодия, таинственная и завораживающая, похожая на звуки старинного романса. Сердце Северуса захватило предчувствие чего-то необыкновенного, чудесного. Он осторожно прокрался вдоль бархатных портьер, завешивающих окна, и остановился в трех шагах от рояля за массивной бронзовой статуей. А затем Снейп услышал как глубокий, бархатный голос Люциуса напевает слова: Не говори мне «нет», не говори мне «нет». Ведь радуги моей так ненадежен свет. А мне еще идти, теряя светлый след. И снова молча ждать. Не говори мне «нет»...* Время словно остановилось для Северуса, в этом огромном зале с множеством чужих ему людей, сейчас существовал только он - Люциус, его рояль и его романс. Замерли последние аккорды, непродолжительные аплодисменты, гости зашумели, выражая одобрение, Макнейр сострил, Лестранж грубо рассмеялся... Люциус медленно встал из-за рояля и Снейп покинул свое укрытие, становясь прямо напротив Малфоя. Какое-то время оба, молча, вглядывались друг в друга. Затем Северус склонил голову набок и произнес: - Мне помниться вы утверждали, что эти стихи претенциозный дилетантизм, маэстро. Люциус невозмутимо улыбнулся и покачал головой. После Снейп просил еще сыграть для него этот романс. И всякий раз, слушая его, напевая слова, наигрывая мелодию, Северус забывал о том, что это его стихи, ему казалось, что эта песня существовала всегда. Северус так и не понял, чем были вызваны слова, так больно ранившие его тогда, весенним утром на террасе Малфой-Менора. Был ли то дух противоречия, вечное необъяснимое чувство изощренной жестокости, алчное желание причинить боль другому, которое кроется в каждом из нас. Или это была защитная реакция, протест против столь открытого выражения чувств, желание отгородиться, спрятаться за стеной льда. Он простил. Северус Снейп был влюблен в Люциуса. И смеялся над собой. Жестоко смеялся. Он ненавидел себя за рабскую покорность Малфою, за слабость перед ним. Его независимый дух одиночки не позволял занять место слуги у трона и с собачьей преданностью ожидать королевской милости. А осознание своего безнадежного одиночества сделали меланхоличного Снейпа жестким и ироничным. Ядовитый сарказм, разящий других, с той же изощренной жестокостью был направлен им против себя же самого. Этот убогий старый дом на улице с многообещающим названием Тупик Прядильщиков. Это бесчисленное множество книг. Котлы, зелья, порошки, настойки... Эти безумные эксперименты. Эти длинные одинокие вечера и однообразные дни, отмеченные печатью тишины и обетом молчания. Какой насмешкой среди всей этой пыльной и душной пустоты была любовь и робкая надежда на счастье. Чем была его любовь, Северус не знал. Он нещадно душил в себе это чувство. И оно чаще всего представлялось ему подобием голода, томления, когда жить, не видя Люциуса, дальше не представлялось возможным. И когда просыпался этот голод, то он изводил Снейпа и гнал из темного укромного угла на свет, иногда мягкий и ласковый, иногда слепящий и беспощадный. Постояв в лучах своего неизменного светила, Мастер зелий возвращался в свой мир, смеясь над собой, и твердо зная, где его место. Он ревностно оберегал эту унылую пустоту своих дней, черствея, углубляясь в себя, избавляясь от слабостей. Как-то раз на лестнице Люциус остановил Северуса, спешившего покинуть поместье Малфоев. - Северус, тебе не весело? Отчего ты так несчастен? - Истина в том, что на всех счастья не хватает, - совершенно серьезно ответил Снейп. - Кто-то должен быть несчастлив. Представь себе, есть и другие люди за пределами этих стен, которые несут на себе всю тяжесть этой жизни, оставляя вам праздные рассуждения о счастье и несчастье. Вам так спокойнее, чтобы все кругом делали вид, будто счастливы и довольны, чтобы то, что вам неприятно, происходило где-то за кулисами. Ты никогда не думал, что все мы связаны? Что ты счастлив, потому что кто-то другой, молча, несет свое нелегкое бремя?.. - О, я должен испытывать угрызение совести? - насмешливо бросил Малфой. - Каждый из нас несет вину за свой счастливый жребий, потому что кому-то в свою очередь достанутся страдания. Мы виноваты в муках других, взяв себе благополучие и радость. Видимо поэтому мы невольно испытываем стыд, видя несчастного калеку... Признайся, ведь было такое чувство - стыд и вина? - Не понимаю о чем ты, - раздраженно ответил Люциус. - Почему я должен испытывать неловкость, наблюдая какого-нибудь несчастного? Я никогда не чувствовал ничего подобного. - Забудь, что я сказал. Доброй ночи, - удрученно пробормотал Северус, спеша ретироваться. - Спасибо за проповедь, Снейп, весьма познавательно, - язвительно усмехнулся аристократ. С тех пор любые несчастья, в том числе и свои собственные, Северус Снейп удостаивал лишь коротким ироничным смешком. И все же судьба сыграла с Северусом злую шутку и милосердие, которое он проявил однажды, обернулось ядом. Благими намерениями...как говорится. Бирюзовая комната была самой светлой в поместье Малфоев. Ее окна смотрели на восток и не были забраны мрачными витражами. Северус зажмурился, ослепленный лучами солнца. Открыл глаза и нашел Люциуса, неподвижно стоящим у открытого окна. Его стройный, гибкий, как плеть, стан в ореоле яркого света казался нереальным, мистическим. - Почему вы никогда не танцуете, профессор? Бросил Малфой, не оборачиваясь. Неизменная привычка ошеломлять вопросом. - Не умею, - сухо ответил Северус, после некоторого замешательства. - Неужели? Удивленно приподнятая бровь. И длинные тонкие пальцы неумолимо смыкаются на рукаве Снейпа. Где-то в глубине комнаты граммофон начинает играть вальс Вагнера. Северус стоит напротив Люциуса, удрученно глядя в пол, скованный и смущенный. Люциус властно кладет его руку на свою талию, поднимает ему подбородок, велит расправить плечи. - Ну что ты смотришь на меня, Северус, ты ведешь. Снейп покачнулся и сделал неуклюжий шаг вперед правой ногой, и подтянул к ней левую. Потом таким же, начисто лишенным грации, движением отступил на прежнее место, дернув к себе Люциуса. - Продолжай, Северус. Движения подобны маятнику. Естественно, непринужденно, свободно, - мягко улыбнулся Малфой. Снейп скрипнул зубами и пожалел о том, что не может дотянуться до своей палочки. - Не шатайтесь как старый шкаф, профессор. Ритмичнее и легче. Слушайте музыку. И не краснейте, не нужно меня бояться, - насмешливо увещевал Люциус в ходе их странного танца. - Я никого не боюсь, - отрывисто бросил Северус, которого всерьез задели саркастические замечания партнера. Сжав руку на талии Малфоя, и непроизвольно стиснув его ладонь, он размашисто шагнул вперед. Люциус зашипел от боли, лицо его на миг исказилось негодованием. - Осторожнее, - процедил он, отставляя назад ногу, на которую наступил Снейп. Северус сконфуженно пробормотал извинение, втайне надеясь, что на этом урок будет окончен, и его отпустят на все четыре стороны. Однако он ошибался. Люциус мягко сжал его плечо и велел продолжать. - Ты должен научиться чувствовать партнера, - говорил Малфой. - Давай повторим па, не спеша, чтобы твоя нога касалась моей. Вот так, хорошо. Северус хорошо помнил эти минуты. Люциус был так близко, что можно было почувствовать живое тепло его тела и вдохнуть тонкий аромат его волос. Тогда это был едва ли не предел его мечтаний, но и самый худший кошмар… Держать в руке его руку, обнимать его стан, ощущать его прикосновения, смотреть в его глаза, и унимать при этом дрожь в коленках, стараться дышать ровно и смотреть бесстрастно. Когда он погружался в Омут Памяти, то не раз просматривал, как тем апрельским днем двигались в лучах света их мистические фигуры. Нереальная, завораживающая картина, на которую Снейп любил взирать со стороны. Музыка Вагнера звучала в тот солнечный день так упоительно спокойно. Но как зловещи были ее раскаты в большом зале за коваными дверями, у которых стоял Северус. Бледный, похолодевший, он не слышал ни воплей, ни стонов, но знал, что все они тонули в громовых раскатах музыки. Половину той зловещей ночи Северус Снейп простоял в коридоре, не сходя с места ни на шаг, и слышал только, как громко звучал за дверью «Реквием» Вагнера. Ему нельзя было войти, но, несмотря на безумие, которое творилось сейчас за дверями, ему больше всего хотелось сейчас быть там, рядом с Люциусом. Когда Люциус вышел, наконец, в коридор из приемной Темного Лорда, он отчаянным жестом схватил Снейпа за руку. Их взгляды встретились. - Северус,- прошептал аристократ. - Мне так плохо... -Идем,- Снейп поспешил увести его подальше. Держа Малфоя за плечи, он вывел его в сад. Затем стремительно протащил его, слабого и безвольного, через старое кладбище. Остановились они лишь за изгородью на кленовой аллее. По выражению лица друга Северус понял, что ему пришлось пережить нечто ужасное. -Не уходи, пожалуйста,- попросил полукровку гордый Люциус, крепко сжимая его руку. В ответ Мастер зелий обнял его, стараясь успокоить. И, несмотря на тревогу и смятение, которые терзали его, Снейп не мог не насладиться близостью Малфоя, ощущением его тела, тонким запахом духов. -Помоги мне, Северус,- тихо попросил Люциус. И через несколько минут они уже были в старом доме на улице с названием Тупик Прядильщиков. Северус усадил Люциуса в кресло и развел огонь в камине, а затем принес кубок с дымящимся зельем. - Выпей,- Снейп протянул кубок Малфою и тот без колебаний осушил его и откинулся на спинку кресла. Зельевар взял за руку друга, впадающего в наркотический транс. - Люциус, тебе нельзя сейчас засыпать. Посмотри на меня. Скажи мне, что с тобой произошло там... Кубок сорвался с ладони Малфоя как спущенная стрела и со звоном ударил в старое медное зеркало. Следом в воздух поднялась пара старых книг, кочерга, котел, разлетелась на куски глиняная ваза… Люциус потянулся в кресле, засмеялся, встряхивая головой, и обратил на Снейпа совершенно безумный взгляд. - Охх, Северус,- протянул он,- какой чудесный напиток. Дай мне еще. Я должен совсем ни о чем не думать... Сколько было боли... По телу Люциуса прошла долгая судорога. Склянки на полках задребезжали. Северусу мучительно хотелось знать, что произошло сегодня в зале Темного Лорда, когда он был вынужден стоять и слушать Вагнера. Но Люциус бормотал что-то бессвязное, смеялся, вздыхал. И от каждой вспышки эмоций волшебника страдала мебель и прочая небогатая домашняя утварь Принца-полукровки. - Не проси больше, это слишком сильное средство, - строго сказал Северус, держа Люциуса за подбородок и глядя ему в глаза. Зрачки были расширены. А из носа алым ручейком заструилась кровь. - О, Мерлин! Кровь…у тебя кровь, - взволнованно произнес Снейп, вынимая из кармана платок. - Ах, это сущие пустяки, - отозвался Малфой. – Кровь, я ее столько выпил, что не страшно потерять несколько кварт. Ничего уже не страшно… - Ты слишком восприимчив, не следовало давать тебе это зелье. Наверное, все чистокровные маги такие, - прошипел Снейп, когда над его головой просвистел кинжал, слетевший со стены. - Ты сказал восприимчив? Да меня можно сейчас на части резать тупым десертным ножом.- Люциус рассмеялся. Затем неожиданно поймал Северуса за запястье и, пристально глядя ему в глаза, произнес.- Мне нужно сделаться выносливее и сильнее. Не знать усталости. Действовать на пределе возможностей следующие несколько суток. Я прошу тебя о помощи, твое мастерство может сделать это возможным. Северус нахмурился. - Это опасно. Сила никогда не дается даром. - Помоги мне Северус, от угрызений совести я тебя избавлю. И поскольку отказать Люциусу Снейп не сумел, то все что ему оставалось это приготовить зелье и снабдить друга напутственными речами, о том, что ему ни в коем случае не следует злоупотреблять этим коварным напитком. И вот, после опьяняющего могущества, Люциус прикован к постели, обессилен. Но даже не физическое недомогание так изменило его облик. Оно не так страшно как то нервное истощение, то эмоциональное опустошение, из-за которого он выглядел так, будто из него вынули душу. А Северус, с трепетом переступивший порог опочивальни Люциуса, впервые не был удостоен ни словом, ни взглядом. Он звал Малфоя по имени, брал за руку, что-то бормотал, срываясь на крик. Но лицо аристократа было бесстрастно как восковая маска, глаза - пусты, взгляд – неподвижен. Казалось, разум уже покинул его тело. И если бы не слабое биение пульса под пальцами Снейпа, то он бы решил, что и жизнь ушла. Достав из кармана мантии пузырек с успокоительным зельем, Северус открыл его и поднес к губам Люциуса. Он влил ему в рот несколько капель, и сделал это скорее для собственного успокоения. Вернуть ясное сознание и силу разуму это зелье не могло. Оно могло лишь помочь предотвратить очередной приступ. Стоя на коленях у камина и склоняясь над котлом, который кипел на огне, Северус Снейп клял себя последними словами. Когда он помешивал свое зелье, то внезапно почувствовал, как пол под ним задрожал. Котел подпрыгнул и Северус едва успел поймать его за ручку и удержать на месте. В соседней комнате что-то хлопало, скрипело, звенело и грохотало. Но Снейп не обращал на это внимание, он торопливо наливал зелье в серебряный кубок, чтобы остудить его. Он проделывал это несколько раз – остужая отвар и вновь доводя его до кипения, но теперь он полагал, что зелье было готово. Или быть может полагался… Руки Северуса нервно дрожали, когда он открывал дверь в спальню Люциуса. Он слышал шум, который доносился оттуда, и ему становилось не по себе. Прижимая к груди кубок с зельем, Снейп переступил порог комнаты. Какая-то невидимая сила здесь била посуду, опрокидывала мебель, срывала картины, играла подсвечниками и вазами… Кроме того по комнате гулял ужасный сквозняк. Ставни были настежь распахнуты, и в окно врывался ветер, швыряя хлопья снега. Северус пробирался к постели Люциуса сквозь невообразимый хаос едва ли не ползком. Он знал, что эмоциональные потрясения некоторых чистокровных волшебников способны буквально взрывать эфир. Но не мог предположить, что его жизни будет угрожать сила подсознания Люциуса. Защищая кубок с зельем, Снейп съежился на полу около кровати. В отчаянье он дотянулся до руки Малфоя и крепко сжал ее. В ту же минуту все прекратилось. Буря улеглась. Только ветер продолжал протяжно выть и хлопать ставнями. Северус выпрямился, сбрасывая с себя бархатное покрывало, рядом он обнаружил комод, который чудом не задел его. Люциус лежал на спине, глаза его были закрыты, как будто бы он мирно спал. Снейп присел на постель и склонился над ним. - Люциус, - позвал он. Но ни зов, ни яростное встряхивание не привели Малфоя в чувства. Сжимая его плечо, Снейп едва сдерживал слезы отчаяния. Задыхаясь, он прошептал, почти касаясь губ Люциуса: - Я…люблю тебя. Волшебник не заметил как слезинка, скатившаяся по его щеке, упала в кубок с зельем. Он продолжал сбивчиво и исступленно: - Ты можешь уничтожить меня за мою дерзость. Я буду рад…Только прошу тебя очнись…не уходи во тьму. Ты не можешь молчать сейчас, ты должен убить меня за эту слабость. Чтобы я не страдал от стыда за этот жалкий лепет. Снейп прикрыл глаза ладонью и не видел, как из его кубка заструился мягкий свет и белые хлопья, похожие на клочья пуха, стали вылетать из него и кружиться по комнате. Одна из этих странных огромных снежинок опустилась на бледные губы Люциуса и медленно растаяла. - Я люблю тебя. И я посмел это сказать только сейчас. Это все равно, что бросить вызов умершему воину. Сизый свет раннего утра наполнил комнату. В хрустальной тишине звучал лишь глухой упавший голос Северуса Снейпа. - Я люблю тебя. Вот мой дерзкий вызов и мой тяжкий грех… Что ты на это ответишь? Внезапно Снейп вскинул голову и поглядел на Люциуса. На его глазах губы Малфоя неожиданно растянулись в лукавой улыбке, веки дрогнули. - Вызов принят, - прозвучало в ответ.
_________________________________ *Э.М. Шклярский, группа «Пикник»
Я иду за тобой, словно черная тень, Хриплым смехом в ночи заливаясь. Я иду за тобой каждый прожитый день, Настигая тебя – отдаляюсь. И пьянея от близости жертвы своей, Я бросаюсь в пучину ненастий. Попадая во власть раскаленных клещей, Я признаюсь в грехах своей страсти. Я рвану свои цепи и лязгну во тьме От досады своими клыками. Роль плененного зверя отведена мне В этой дикой игре между нами. Чья зловещая воля судила тебе Появиться среди беспорядка, Среди пыли и праха в неравной борьбе Выпить разум мой весь без остатка. И оставить меня без приюта и сил, Без оплота, без веры, без чести! Но однажды безумие это вкусив, Буду жаждать навеки я мести. Мой неистовый пламень, мой лунный соблазн, Потерял я свой страх и покой Задыхаясь от гнева, впадая в экстаз, Попятам я иду за тобой.
читать дальше Пламя мечется в камине цвета янтаря. Говорят, драконье сердце - самый крепкий яд. И от взгляда рокового холодеет кровь. Нет опаснее отравы, чем твоя любовь. Но сжимаю крепко кубок полный до краев. И сверкает в брызгах света острое копье. Вызов брошен буйным ветром среди диких трав. Я хотел смирить твой гордый и коварный нрав. Зреет в сердце примиренье, словно виноград. И свивает свои кольца беспощадный гад. Отливает темной бронзой змея чешуя. И к холодным серым плитам прирастаю я. Мне не спорить с древней волей, с места не сойти, Взгляд свой от очей драконьих мне не отвести. Ты украсишь новым камнем свой заветный ларь, Любят издавна драконы солнечный янтарь.
Я из всех своих смертных мук Отдавал предпочтенье одной - Быть рабом Ваших нежных рук И за это платить душой. Я из пыток всех больше любил Ту, что сладкий дарила яд. Мне до судорог был он мил, Ваш роскошный хрустальный ад. Я себя вопрошал во тьме Из какой звездной пыли ткан Шелк волос Ваших, если мне Вместо пут и оков он дан. Я из всех проклятий навек Поражен был опекой того, Кто пленял лишь движеньем век, Потрясая основы всего…
Сколько же времени прошло... Но мой дневник все таки вернули из архива ). Наконец мои попытки увенчались успехом. А вот что теперь делать - не знаю...отвыкла. Прийдется что-то писать. Пока просто фотка герани с моего окна.